– Ну? – вопросительно посмотрел на Варю Борисов. – Есть что-нибудь?
– Да, вот… – Она достала из папки несколько исписанных листков. – И есть довольно интересная информация.
– Секунду, – взяв бумаги, попросил Борисов.
– У меня был следователь по особо важным делам, – возбужденно говорил в сотовый Завин. – Как я понял, начали копать то дело в Лесосибирске. Если они найдут Соловьева, то…
– Понятно, – недовольно прервал его мужчина. – Насчет Соловьева не волнуйся. Но если ты рот откроешь, сам понимаешь, что произойдет. Я ясно выразился?
– Абсолютно, – испуганно отозвался Завин. – Но они могут к Погодиной пойти.
– За нее тоже не волнуйся. Вот что ты должен сделать – установи, где сейчас Любимов. Местонахождение Лобикова мы знаем. Но убирать его одного нельзя. Можно перепугать Любимова, и он сам пойдет в милицию. Найди Любимова и…
– Черт возьми, я же знаю, что к Любимову ездила помощница Борисова. А вот куда, неизвестно.
– Немедленно выясни, где он.
– Хорошо. Я свяжусь с ним…
– Значит, все-таки мстят за повешенных, – вздохнул Борисов. – И цель – Топорик. Его дядя, брат матери, Урин Михаил Петрович, был в банде, которая вешала старателей. Это единственное, что сумели выяснить тогда оперативники. Но он умер пять лет назад, и последняя ниточка оборвалась. Кстати, отмазал его тогда Завин. Правда, доказательств этому нет, но становится понятно, почему Завин…
– А мне непонятно вот что, – сердито сказала Варя, – почему тогда Завина не арестовали? И почему он еще шесть лет после этого работал в угро?
– С этим еще предстоит разобраться. Хотя не думаю, что кто-то будет наказан. Меня интересует, куда пропало дело. Осталось двенадцать листов – начато, розыск преступников продолжается, закрыто – и ничего конкретного… Так, едем к Погодиной. Надеюсь, хоть она скажет что-то конкретное. Хотя, если бы имелось что-то конкретное, дело было бы доведено до конца. А дядя Топорика, значит, был в банде, которая вешала людей. Но напрашивается вопрос: почему Топорика не повесили сразу, а начали, судя по всему, с Тупика? В общем, поехали! – Он шагнул к двери.
– Понятно! – играя желваками, кивнул Вениамин. – А кого ты еще узнала?
– Руку, – ответила Олеся. – И еще как-то называли одного… – Пытаясь вспомнить, она нахмурилась. – Никак не могу сообразить.
– Ладно, – улыбнулся Вениамин. – Значит, Рука точно был?
– Да, был.
– Здравствуйте! – Борисов кивнул открывшей дверь пожилой женщине. – Алла Викторовна?
– Добрый день, – отозвалась она. – Вы кто?
– Следователь краевой прокуратуры Борисов, – вытаскивая удостоверение, представился он. – И мои…
– Да, конечно, – улыбнулась она. – Мне Юрий Петрович звонил и сказал, что вы вот-вот подъедете. Проходите.
– Опоздали мы, – сообщил по телефону сидевший рядом с водителем плотный молодой мужчина. – Они у нее.
– Не вы опоздали, – ответили ему, – а я поздно среагировал. Надеюсь, с Соловьевым успеют.
– И что? – спросил молодой мужчина с узким шрамом на правой щеке.
– Ничего! – зло отозвался садившийся на заднее сиденье Вениамин. – Она говорит – Рука, но его там никак быть не могло, он в зоне уже два года. Видно, у нее крыша протекла. Отделали ее лихо из-за меня. Вот сучары позорные! Ну что ж, разберем этот рамс…
– Давно пора, – кивнул мужчина со шрамом, – а то вообще приборзели, полный беспредел устроили.
– Хорош, Метка. Говорить потом будем. Ты вот что, скажи своим, пусть потрутся среди заблатненных, наверняка там эту тему обсуждают. Узнать бы, кто именно… Хотя заказчика я знаю. Но с ним базар отдельный будет.
– Знаете, – Погодина поставила чашку с чаем, – как раз в то время была заварушка ГКЧП, а потом поделили Союз. К тому же Завин был связан с Уриным, местным авторитетом, который мутил там воду. Он, кстати, дядя Топорикова. Мне думается, это напоминание из тех времен. Нет, не Топорику, а кому-то, кто за ним стоит. В то, что эти палачи убили женщин, я не верю. Конечно, преступление есть преступление, и совершившие его понесут наказание, но, если честно, мне бы очень не хотелось оказаться на месте прокурора, а тем более судьи. И даже быть в числе присяжных, а судить палачей будет скорее всего суд присяжных. Все-таки что бы ни заставило палачей вешать, это тяжкое преступление. В сущности, женщины погибли из-за них. Я понимаю, что Топорикова вместе с Чусановым освободили, мягко говоря, незаконно, то есть освободили как раз законно, но… – Она смущенно махнула рукой. – Надеюсь, вы меня понимаете. Приговор дважды был обжалован представителями обвинения, но остался в силе. Печально сознавать, что все прекрасно понимают: освободили преступников. Кажется, такого не может быть, и тем не менее это случилось. Я в девяносто первом тяжело заболела. Это и помешало мне довести дело до служебного расследования по Завину. У меня была информация о его связях с начинавшей тогда поднимать голову организованной преступностью. Я только успела освободить Любимова и Лобикова. Совершенно непонятным образом пропало дело о повешении девятерых человек. Осталось только начало и заключение – розыск продолжается. А ведь на самом деле никто ничего не продолжал. Начальник райотдела полковник Будин тоже еще та сволочь. Не удивляйтесь, – заметив, как переглянулись сотрудники следственной группы, улыбнулась Алла Викторовна, – но точнее определения к этому человеку невозможно подыскать. Они с Завиным воспользовались моментом и прилично нагрели руки. И на этом все закончилось. Тогда меня лечили около полугода, затем санаторий, только потом я вернулась к работе. И выяснилось, что странным образом все, кто участвовал в расследовании, были переведены в другие города. Кроме капитана Соловьева. Кстати, он единственный, кто пытался добраться до истины. Он задержал Урина, но уже утром его с извинениями освободил Завин. И знаете, краевое управление на это никак не реагировало. Правда, вскоре их заменили. Спасибо, что вы снова взялись за это.
Соловьев тяжело вздохнул и покосился на стоявшую на подоконнике бутылку с самогоном.
– Не вовремя ты, Гусь, мне долг отдал, – прошептал он. – Может, принять трохи? – Он перевел взгляд на стоявший на стуле у кровати стакан. – Наверное, нельзя резко останавливаться. Хотя я слово этой молодухе дал… – Он выругался, достал сигарету и, ломая спички, сумел зажечь только пятую. Прикурив, выпустил дым и покосился на бутылку. Потом взял пульт и включил телевизор…
– …пропал Топориков, известный в криминальных кругах как Топорик, – говорила диктор местного канала. – Ему неожиданно стало плохо, и его, по словам официантов бара, увезла «скорая помощь». Но ни в одной из больниц Топориков не был обнаружен. Милиция от комментариев воздержалась. Однако из наших источников стало известно, что ведется розыск трупа Топорикова. Следовательно, милиция уверена, что Топориков убит. Мы уже не единожды сообщали вам, уважаемые телезрители, что в городе…
– Правильно делают! – Соловьев выключил телевизор, взял бутылку и метнул ее в открытое окно.
Под окном раздался крик.
Соловьев бросился к комоду, схватил двустволку и, переломив стволы, сунул в них два патрона. Прижимаясь к стене спиной, он вскинул ружье. В окно влетела бутылка. Разбившись, она вспыхнула огнем. И тут из раскрытого окна дважды ударили выстрелы. Соловьев, пригнувшись, бросился к двери. Распахнув ее, нажал на курок. Стоявший на крыльце парень с пистолетом получил заряд картечи в грудь и с высоты трех ступенек упал. В комнату, освещенную разгоравшимся пламенем, стреляли через оба окна.
– Ратуйте! – раздался истошный крик с соседнего двора. – Люди добрые! Пьяница обезумел! Ратуйте, люди добрые!
– Еду! – Бросив на рычажки телефонную трубку, участковый в спортивных штанах, сунув босые ноги в кроссовки, схватил кобуру с пистолетом и рванулся к двери. – Позвони в отдел! – выскакивая, крикнул он. – На хуторе пожар и выстрелы!
Длинноволосый парень, выскочив из джипа, вскинул руку с пистолетом. Ему на голову опустился конец лома. С проломленным черепом он свалился.
– Твой черед, парень, – усмехнулся небритый здоровяк. – Нечего тут шмалять. Елки-палки! – рванулся он вперед. – Соловьев горит! Сюда! Сгорит Соловьев!
– Возьми! – Соседка бросила через забор огнетушитель сбивавшему с комода пламя Соловьеву. Двое мужиков топтали дымящийся мокрый брезент на полу. Вбежавший здоровяк схватил тлеющий матрац и выбросил его в окно. Соловьев тушил пеной из огнетушителя порог.
– Что это было-то? – спросил один из топтавшихся на брезенте мужиков.
– Солярка, – ответил другой. – Запах не чуешь, что ли? А чего это они, Соловей, на тебя наехали?
– Хрен их знает! – Соловьев отбросил пустой огнетушитель. – Хотя меня предупредили. Выходит, хорошо, что я этой бабе слово дал и не нажрался. Иначе хана. А вы-то как здесь оказались?
– Да мы к соседке твоей за самопалом пришли. Хоть и хреноватый самопал, но цена у нее не кусается, как у остальных. А тут глядим – трое с пушками к тебе во двор перелезли. Там тачка стояла, «Нива» нерусская.
– Джип, – усмехнулся здоровяк. – Я там ломом одного сделал. Он выскочил и дуру вскинул, я его и приголубил.
– Во-во! – кивнул первый. – Мы притаились и смотрим. А ты, видать, засек и пузырь швырнул. Прямо в лобешник тому, который стрелять хотел. Ну тут и началось. Мы с Павлухой одного выхватили и давай окучивать. Здоровый кабан и махаться умеет. Мне носопырку расшиб. Павлухе по ребрам съездил, – кивнул он на другого.
– До сих пор болит, – прижал тот ладонь к левому боку. – Может, сломал, сучара. И одного еще мы сделали у угла. Я ему кирпич на голову уронил, – хохотнул он.
– Что тут? – В комнату вбежал участковый.
– Да все путем, Зуб, – торопливо проговорил здоровяк. – Мы просто пожар тушили.
– Ты цел? – посмотрел на Соколова участковый.
– Да. Только обжегся малость. А ты шустро прибыл. Видать, запали в душу слова той…
– Тут три трупа, – войдя, недовольно проговорил лысый майор милиции. Фуражку он держал в левой руке, в правой был пистолет. – Что за дела, Зубин? – строго спросил он.
– Без понятия. Кто-то хотел поджечь дом, стреляли. Соловьев защищался… и вот еще граждане, – кивнул он на мужиков.
– Нашел граждан, – усмехнулся майор и, вытащив платок, вытер вспотевшую лысину.
– Граждане великой России, – насмешливо забубнил один, – защищали своего товарища от нападения. Кстати, оказали просто героическое сопротивление.
– Заткнись, герой! – отмахнулся майор.
– А вы, товарищ майор, не отмахивайтесь! – неожиданно строго, по-военному четко произнес участковый. – Они граждане России и сошлись в схватке с четырьмя вооруженными бандитами. Так что…
– Один живой, – заглянул в разбитое окно старший сержант. – Голова пробита, но жив и в сознании.
– В камеру и врача, – приказал майор.
– Пусть врач сразу осмотрит, – посоветовал Соловьев, – а то всякое бывает, может кони двинуть.
– Без советчиков обойдемся! – прикрикнул на него майор.
– Тебе, Фечинов, верно говорят, – заметил входящий в комнату плотный мужчина лет пятидесяти. – Что тут случилось?
– Товарищ подполковник, – вытянулся майор, – на дом…
– Свободен, – перебил его тот. – Я с Соловьевым поговорю. И вы все свободны, – кивнул он остальным. – Зубин, опросите граждан. Приехал, называется, в отпуск! – Он покачал головой. – У тебя, Виктор, видать, судьба такая – постоянно с бандами разборки учинять, – усмехнулся он.
– Здрасьте, Владимир Петрович. Я, собственно… – Соловьев замолчал.
– Врача раненому! – крикнул подполковник.
Майор выскочил из дома. Трое мужиков и участковый вышли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55