— Так зачем же вы позволили Сэртису заметить вас?
— Позволил? Я нарочно сделал это, чтобы заставить его задергаться. Если кто-то знает, что за ним следят, он становится донельзя осторожным, но когда он перестает видеть свою тень, то считает себя в безопасности и сразу начинает делать то, чего вы ждали бы от него в противном случае неделями и так никогда и не узнали бы, что он не боится скрывать от чужих глаз, а что действительно хочет сохранить в тайне. Понятно?
— Полагаю, что да.
— Вот я и заставил его остерегаться бритоголового типа.
— И теперь он не обратит внимания на девицу в темно-каштановом парике, так? — догадался я.
— Вы правильно поняли меня.
— И что увидела эта девица?
— О! — Юнг-Аттли развеселился. — Супруга Сэртиса держит его на коротком поводке. Некоторым мужчинам доставляет удовольствие быть покорными. Не сказал бы, что Сэртис тяготится строгостью своей супруги, но по средам после полудня миссис Сэртис, кажется, председательствует на заседании какого-то местного женского комитета, а ее мистер сбегает в Гвилдфорд консультировать своего делового партнера. У Сэртиса, насколько мне известно, есть дела в какой-то коневодческой ферме, наполовину принадлежащей его жене, а наполовину — кому-то еще, какому-то деловому партнеру. Во всяком случае, в среду, во второй половине дня, то есть не далее как вчера, Сэртис проехал лишний круг или два, высматривая бритоголового. Решив, что он в безопасности, Сэртис подъехал не к служебному офису, а к домику с террасой на окраине Гвилдфорда, вернее, припарковался на соседней улице, осторожно осмотрелся кругом, чем выдал себя, потому что он глуп, и лишь потом подошел и открыл входную дверь своим ключом.
Я вздохнул.
— Вас это не интересует? — Интересует, но я-то ожидал, что он встретит— четырьмя громилами в тренировочном зале.
— Сожалею, но такой встречи не состоялось. Во всяком случае, мистер Юнг нанес вчера визит в дом в Гвилдфорде, как только Сэртис оттуда вышел.
— Мистер Юнг в костюме, шляпе и с усами?
— Он самый, — кивнул мой собеседник (или моя собеседница).
— И?
— И узнал, что там живет бедная маленькая телка, которая позволяет таким недотепам, как Сэр-тис, шлепать себя перед сексом.
— Проклятье.
— Вы ждали не этого?
— Нет.
— Хотите, чтобы я продолжал?
— Да. — Я вынул из кармана завернутые в фольгу очки и вручил их своему собеседнику. — Это очки, которые оставил в моей хижине один из четверых грабителей. Очки с такой диоптрией люди снимают, когда собираются что-нибудь прочесть. Думаю, этими очками пользовались не часто, но это все, что осталось после тех четверых.
Он (она) развернул (ла) очки без особого интереса.
— И еще, — сказал я, — постарайтесь что-нибудь разузнать о золотых дел мастере, который работал в Лондоне примерно в 50-60-х годах прошлого века. Его имя Максим.
— Что еще? — чуть удивленно спросил он-она.
— Сколько вы берете за выполнение роли телохранителя?
— Это дополнительная плата.
Я заплатил ему гонорар еще за одну неделю. Сумму издержек и дополнительной платы, сказал он, — я узнаю, когда дело будет завершено.
ГЛАВА 8
Айвэн разложил на своем письменном столе соглашения с кредиторами и неторопливо, внимательно читал их одно за другим. На душе у него, казалось, было тяжело.
В комнату вошла моя мать. Айвэн поднял голову и улыбнулся. Впервые, кажется, с тех пор, как он заболел, морщины на его лбу разгладились, исчезло выражение беспокойства в глазах. Мать улыбнулась ему в ответ с тем глубоким дружеским сочувствием, какое бывает между преданными друг другу мужем и женой. А я подумал, что управляющий местным банком, увидев такую перемену в Айвэне, счел бы ее достаточным вознаграждением мне за все, что я успел сделать.
— Наш мальчик, — сказал Айвэн (раньше он говорил матери «твой мальчик»), — одним росчерком пера заковал пивоваренный завод в цепи и обрек его на нищету.
— Тогда чему же ты радуешься? — спросила Айвэна моя мать.
Айвэн взял со стола толстую пачку бумаг в синем конверте и потряс ею в воздухе.
— Здесь, — сказал он, — результаты нашей ежегодной аудиторской проверки. Тобиас Толлрайт подписал их. Это разрешение нам продолжать дело. Условия выплаты долгов, установленные кредиторами, суровы и жестки, очень жестки, но справедливы. Мы обязаны достигнуть прежней силы, восстановиться. И кредиторы готовы помогать нам в проведении Челтенхемских скачек! Я был уверен, что нам придется отказаться от них. Кубок и Гольден-Мальт... Я все еще рискую лишиться их. Этого нельзя допустить, мы должны выплатить долги. Непременно. Увеличить объем сбыта продукции... Я созову правление.
Похоже, прежняя решимость мало-помалу возвращалась к Айвэну.
— Ты славно потрудился, Александр, — сказал он.
Я отрицательно покачал головой:
— Благодарите за все миссис Морден. Это ее работа.
Мы втроем: Айвэн, моя мать и я — провели очень приятный вечер, но утром от эйфории Айвэна не осталось и следа. Он сетовал, что акционеры пивоваренного завода будут получать лишь мизерные, можно сказать, символические дивиденды в течение трех следующих лет. Надо отдать Айвэну должное — он думал не о себе, хотя и был крупнейшим из пайщиков завода. Он думал о бедных вдовах, о тех мелких совладельцах акций, которые жили на доходы от своих акций еще прежде, чем он, Айвэн, унаследовал этот завод. Для некоторых из них эти дивиденды были единственным источником существования, сказал Айвэн.
— Если бы вы обанкротились, — заметил я, — они были бы рады получить вообще хоть что-нибудь. Что бы им тогда досталось? Крохотная общая сумма — и никаких постоянных поступлений.
— И все же...
Я надеялся, что у Айвэна хватит сил и энергии, чтобы одеться, как одевался он до своей болезни, но он продолжал сокрушаться, думая о несчастных вдовах.
— Может быть, я смогу... из своих собственных средств... оплатить векселя этой зимой.
Моя мать нежно гладила Айвэна по руке.
Я думал, что, составив накануне приписку к своему завещанию, Айвэн сообщил своему адвокату чтобы тот не утруждал себя теперь уже ненужным визитом, но, как выяснилось, Айвэн забыл отменить встречу, и громогласный неуклюжий Оливер Грантчестер ровно в десять часов заполнил собою окружающее пространство да еще притащил с собой кроткую Миранду.
Айвэн смущенно залепетал что-то в свое оправдание, но Грантчестер его не слушал.
Адвокат без малейшего стеснения смерил меня неодобрительным взглядом и сказал Айвэну, что они в моем присутствии не нуждаются. При этих словах он указал сначала на меня, потом на дверь. Его тон не допускал возражений, а жесты не оставляли сомнений в том, что мне приказано удалиться. Я и в самом деле собрался уходить, но тут, как корабль на всех парусах, явилась Пэтси, волоча за собой в кильватере Сэртиса.
Сэртис вызывал во мне отвращение. Безвольный, жалкий, злобный и развратный, тайный посетитель домика в Гвилдфорде...
— Отец, вы не сделаете никакой приписки, пока я не буду уверена, что Александр (мое имя Пэтси произнесла, точно выплюнула) не получит выгоды от этого.
— Дорогая моя, — сказал Айвэн, — сегодня утром я не напишу никакой приписки. Вообще ничего.
— Но вы сказали... Вы же договорились с Оливером, чтобы он приехал к вам...
— Да, знаю, это моя вина. Я забыл сказать Оливеру, что приезжать не надо. Приписку я уже сделал вчера. С этим покончено. А сейчас предлагаю гостям кофе.
Айвэн был наивен, если думал, что кофе может унять бурю. Пэтси и Оливер разом набросились на Айвэна с упреками. Моя мать стояла рядом с Айвэном, готовая защитить его от потока обвинений, Сэртис бросал такие свирепые взгляды, как будто у него при виде меня вскипали мозги.
— Дело легко уладить, — громыхал голос Оливе Грантчестера. — Порвите вчерашний документ и напишите новый.
Айвэн взглянул на меня, словно прося о помощи.
— Но мне незачем писать новый документ, — сказал он. — Ведь незачем?
Я отрицательно покачал головой.
Атака на Айвэна возобновилась. Подавленный и растерянный, отчим тем не менее удерживал свои позиции: он уже составил приписку к своему завещанию, там ясно выражена его воля, и составлять нового документа не надо.
— Хорошо, но позвольте мне хотя бы проверить текст вашей приписки с точки зрения соответствия его закону, — сказал Грантчестер.
Айвэн не без чопорности возразил на это, что и сам способен определить, оформлен ли документ по всем правилам, и что у него на этот счет сомнений нет.
— Но, может быть, вы позволите мне взглянуть?...
— Нет, — с вежливым сожалением сказал Айвэн.
— Не понимаю вас.
— Зато я понимаю, — напористо вмешалась Пэтси. — Абсолютно ясно, что Александр манипулирует вами, отец, а вы в своем ослеплении не видите, на что направлены все его усилия. Его цель — оттеснить меня и самому стать вашим наследником.
Айвэн смотрел на меня с такой виноватой нерешительностью, что я не выдержал и, не сказав ни слова, вышел из его кабинета. Я спустился по лестнице в комнату, служившую мне спальней, чтобы уложить те немногие вещи, которые привез с собой, собраться в обратную дорогу. Я сделал для «КингАльфред'с Бревери» все, что мог. Самая большая разница между моим отчимом и мной состояла в том, что его настроение легко и быстро менялось — и так же легко и быстро менялись его мнения. Спору нет, он был добрым и честным человеком, но я никогда не был уверен в том, что в течение какого-нибудь часа его мнение обо мне вдруг не изменится самым неожиданным образом.
Казалось, с тех пор как у него случился сердечный приступ, он полностью доверился мне, и все же его доверие было непрочным.
Из кабинета Айвэна до меня доносился шум голосов. А я-то думал, что мой уход хоть как-то образумит Пэтси и она прекратит свои гневные нападки на отца.
Стоя у окна, я смотрел в сторону Риджент-парка и не слышал, как ко мне в комнату вошла мать.
— Александр, ты нужен Айвэну, — неожиданно для меня прозвучал в моей комнате голос матери.
Я обернулся.
— Нет, хватит с меня. Не хочу уподобляться воинственной Пэтси.
— Дело касается не только Пэтси. Тот человек, что ведет дела завода, Десмонд Финч, тоже приехал. Айвэн очень высокого мнения о нем, но Десмонд ужасно суетлив и по каждому пустяку мчится жаловаться Пэтси. Они в один голос уверяют Айвэна... прямо-таки визжат... что условия, которые ты подписал с кредиторами, унизительны, кабальны и неприемлемы, что сами они могли бы уладить все куда лучше, и требуют лишить тебя прав доверенного лица — задним числом, — так что все твои подписи окажутся недействительными.
— Тебя Айвэн прислал за мной? — спросил я.
— Нет. Но прошлым вечером на душе у него так полегчало, он был так доволен... Я обнял мать.
— И теперь он не может открыто признать мою подпись недействительной?
Мы с матерью вернулись в кабинет Айвэна. У отчима был затравленный вид. Вся эта шайка успела измучить его. Мое повторное появление возмутило их. Я поочередно посмотрел на них, пытаясь понять, отчего они так враждебны по отношению ко мне.
Пэтси, рослая, красивая, свирепая и терзаемая навязчивой идеей, была моим непримиримым врагом с того самого дня, когда узнала, что ее отец любит мою мать. Молодые женщины, которые считают, что их овдовевшие отцы должны быть привязаны только к ним, обычно ненавидят узурпаторов, вытесняющих их с законно принадлежащего им места, но ненависть Пэтси перекинулась с безобидной, кроткой мачехи на меня. Если бы Пэтси когда-нибудь прекратила сводить счеты со мной, она узнала бы и поняла, что никогда ничего не теряла и не потеряет из-за меня, что отец любит ее, но Пэтси целиком и полностью пребывала во власти своих эмоций, и теперь, когда прошло двенадцать лет, а ненависть Пэтси ко мне нисколько не уменьшилась, я уже не надеялся ни на какие перемены к лучшему.
Она вышла за Сэртиса через два года после женитьбы ее отца на моей матери и в слабохарактерном, симпатичном на вид и жизнерадостном парне нашла супруга, которого могла держать под каблуком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48