И какова была их главная цель - вино, антиквариат или серебро и картины?
- Бог мой, Чарльз, ты говоришь прямо как инспектор Фрост.
- Извини, Дон!
- Ладно уж. Теперь в любом бизнесе кризис наличных. Обрати внимание, национализированные промышленные предприятия тратят миллионные капиталы. Растет зарплата, растут налоги и инфляция. Для мелких же предпринимателей - это большая проблема. Конечно, у меня тоже трудности с наличными. А у кого их нет?
- Твои дела плохи? - поинтересовался я.
- Положение не отчаянное. Утешительного, разумеется, мало, но и о ликвидации пока что нет речи. К тому же компания с ограниченной ответственностью не имеет права производить торговые операции, если она не предъявит средств на покрытие расходов.
- Но она могла бы… если бы ты поддержал ее дополнительным капиталом?
Он поглядел на меня с тенью усмешки:
- Меня все еще удивляет, что ты зарабатываешь на жизнь… рисованием.
- Зато у меня есть возможность ходить на скачки, когда захочется.
- Ленивый лоботряс! - Он говорил как тот, прежний, Дональд, но непринужденность постепенно уступала место безразличию. - Только в крайнем случае, как несостоятельный должник, я мог бы воспользоваться собственным имуществом, чтобы спасти обреченное дело. Если бы дела моей фирмы стали совсем плохи, я бы сразу прикрыл ее. Было бы просто сумасшествием упустить время.
- Фрост, наверное, спрашивал тебя, не была ли страховка украденных вещей выше их действительной стоимости?
- Да, спрашивал. Несколько раз.
- Ну, ты бы не сказал ему, если бы даже так оно и было?
- Но так не было. Если хочешь знать, страховка была меньше действительной стоимости. - Он вздохнул. - Бог знает, возместят ли они стоимость Маннинга… Я договорился о страховке лишь по телефону. И даже еще не отослал страховой полис.
- Все будет в порядке, если ты предъявишь квитанцию на покупку. Он грустно покачал головой.
- Все документы, подтверждающие покупку, были в столе в холле. Квитанция картинной галереи, где я купил картину, паспорт картины, квитанция таможенного и акцизного сборов. Все пропало…
- Фросту вряд ли это понравится.
- Ему уже не понравилось.
- Ладно… Надеюсь, ты обратил его внимание на то, что вряд ли покупал бы дорогие картины и предпринимал кругосветные путешествия, если бы у тебя не было ни гроша.
- А он и сказал, что именно потому, что я покупал дорогие картины и совершал путешествия, у меня ничего не осталось.
Фрост воздвигнул перед Дональдом стену подозрений, чтобы тот разбил о нее голову. Моего кузена надо было вытягивать, пока не утонул окончательно.
- Поешь спагетти? - предложил я.
- Что?
- Это все, что я сумею приготовить.
- О-о-о… - Он глянул на часы.
Было половина пятого, и, по моему мнению, давно настала пора подкрепиться.

***

На следующее утро полиция прислала машину за Дональдом, чтобы подвергнуть пыткам теперь уже в конторе. Дональд вышел из дому как неживой. За кофе он достаточно ясно дал понять, что не собирается себя защищать.
- Дон, ты должен бороться! Из создавшейся ситуации есть лишь один выход - быть рассудительным, твердым и точным, то есть быть самим собой.
- Лучше бы ты пошел вместо меня, - слабо улыбнулся он. - У меня нет сил заниматься этим. Да и к чему? - Его улыбка вдруг исчезла, и на лице проступило неимоверное горе, так в трещине льда проступает черная вода. - Без Регины… без нее нет смысла зарабатывать деньги.
- Речь идет не о деньгах. Ты должен себя защищать, иначе они сочтут тебя виновным.
- Я дошел до предела. Мне все безразлично. Пусть думают, что им заблагорассудится.
- Дон, - сказал я серьезно. - Они будут думать то, что ты им позволишь!
- Мне и вправду все равно, - сказал он. Именно это и беспокоило меня.
Его не было целый день. А я рисовал. Не вчерашний грустный пейзаж. Солярий показался мне еще более серым и холодным, чем вчера, а я не хотел больше впадать в меланхолию. Я оставил на столе незаконченный рисунок и со всеми пожитками перебрался в тепло. Возможно, в кухне не такое хорошее освещение, но она была единственным местом в доме, где еще ощущался пульс жизни.
Я рисовал Регину. На картине она стояла возле плиты с деревянной ложкой в одной руке и с бутылкой вина в другой. Я рисовал ее откинутую назад голову, улыбающееся лицо, лучистый и откровенно счастливый взгляд. Позади Регины я рисовал кухню точно такой, какой видел ее сейчас, а саму Регину рисовал по памяти. Я так четко видел ее, что раз или два отводил взгляд от ее лица на полотне, чтобы обратиться к ней, но, разочарованный, обнаруживал перед собой лишь пустоту. Необычайные ощущения реальности и нереальности волнующе переплелись воедино.
Я редко работаю более четырех часов подряд, потому что от долгого стояния устаю, мне становится холодно и зверски хочется есть.
На ленч я открыл банку говядины, разогрел мясо, поел его с пикулями на кусочке поджаренного хлеба, потом пошел прогуляться. Чтобы избежать зевак за воротами, я вышел в сад и через живую изгородь выбрался на улицу. Какое-то время я слонялся вдоль кривых улочек. Была возможность размяться после многочасовой работы и подумать о картине.
Складки на кухонных занавесках надо было оттенить жженой умброй, а на кастрюле добавить пурпура. У Регины на желтой блузке под воротничком нужно положить желтой охры и, может быть, немного тронуть зеленью. Недостаточно прорисована кухонная плита, надо к ней вернуться. На этот раз я нарушил свой основной принцип работать сразу и над фоном, и над предметом на переднем плане.
Сейчас лицо Регины выделялось на полотне своей четкостью и завершенностью. Не хватало только отблеска на губах и теней под нижними веками - этого не сделаешь, пока не просохнет краска.
Я очень быстро написал лицо Регины. Теперь нужно быть осторожным, чтобы выдержать кухню в том же самом ключе и чтобы все выглядело естественно, как гармоничное целое.
Дул пронизывающий ветер, в небе клубились черные тучи. Я сунул руки в карманы и с первыми каплями дождя проскользнул назад через изгородь.
Послеобеденный сеанс оказался гораздо короче. Я не мог подобрать нужный тон, чтобы воспроизвести свет, падающий на предметы в кухне. Я рисую не первый год, но на этот раз не сумел добиться совпадения красок на палитре и на картине. После трех ошибок я решил, что на сегодня достаточно.
Дональд вернулся, когда я мыл кисти. Я услышал, как скрипнули тормоза машины и хлопнула дверца. Потом, к моему удивлению, позвонили у парадной двери, хотя Дональд брал с собой ключи.
Я открыл дверь. На пороге стоял полицейский и держал под руку Дональда. Позади них - толкущиеся у ворот любопытные, жадно взирающие на эту картину. Мой кузен был бледным как смерть.
- Дон! - позвал я его, чувствуя, что выгляжу испуганным. Он ничего не ответил, а полицейский слегка поклонился.
- Вот и мы, сэр! - И передал мне кузена из рук в руки. Сам же поспешно ретировался к ожидавшей его машине.
Я помог Дональду войти. Впервые я видел до такой степени убитого горем человека.
- Я спросил о похоронах… - Его лицо окаменело, он задыхался. - Они ответили… - Он перевел дух и попытался продолжать: - Они ответили… что никаких похорон…
- Дональд!
- Они сказали, что ее… нельзя хоронить до конца следствия. А оно может длиться целые месяцы. Они будут сохранять ее… в холодильном отделении… - Его отчаяние было ужасным. - Они… - Он пошатнулся. - Они заявили… тело убитого человека принадлежит государству до конца следствия…
Я не успел подхватить его. Он упал возле моих ног как подкошенный.

Глава 3

Два дня Дональд провел в постели, и мне довелось узнать, что это такое - состояние прострации.
Утром и вечером врач давал ему успокаивающие пилюли и делал инъекции. Медсестра из меня была никудышная, а кухарка и того хуже. Но Дональд не хотел видеть возле себя новых лиц. Он умолял врача:
- Пусть только Чарльз ухаживает за мной. Он не станет устраивать лишнего шума.
Он засыпал и просыпался, а я наблюдал, как на его лице отражается борьба с неотступным страхом. Он заметно похудел, его когда-то полное лицо осунулось. Тени под глазами почернели, и силы, казалось, совсем покинули его.
Всю еду я готовил из консервированных продуктов - читал надпись на пакете или банке и делал, как там написано. Дональд ел все, что я давал ему, и каждый раз благодарил, хотя вряд ли это было вкусно.
Пока он спал, я немного работал. Грустный пейзаж уже не был таким грустным, он стал просто осенним пейзажем с тремя лошадьми, которые кружком стояли в поле. Такие картины - одновременно и понятные, и сделанные достаточно добротно - и были моим хлебом. Они хорошо расходились, обычно я рисовал по меньшей мере по картине за десять дней. Душу в них я не вкладывал, все было делом одной техники.
А вот портрет Регины стал лучшим из того, что я сделал за много месяцев. Она улыбалась на полотне совсем как в жизни. Картины меняются за время работы над ними. День за днем в моем воображении смещались акценты, и наконец кухня на заднем плане стала темнее, а сама Регина ярче. Было видно, что она стряпает, но внимание концентрировалось на образе женщины, а не на том, что она делает.
В конце концов кухня, которую я видел перед собой, стала на полотне лишь отдаленным планом, а женщина, которой передо мной не было, ожила.
Поработав над картиной, я каждый раз прятал ее в чемодан. Не хотел, чтобы Дональд увидел ее.
В среду к вечеру Дональд, слегка пошатываясь, спустился в кухню, стараясь не показать своей слабости. Он уселся за соломенной ширмой поближе к столу, пригубил виски, бутылку которого я принес в тот день, и наблюдал, как я мою кисти.
- Ты всегда такой аккуратный? - поинтересовался он.
- Краски дорого стоят.
Жестом он указал на картину с лошадьми, которая сохла на мольберте.
- Сколько все это стоит тебе самому?
- Одних материалов здесь на десять фунтов. А еще тепло, свет, жилье, пища, виски, одежда, трата нервов… Столько я заработаю за неделю, если, бросив все, вернусь к своему прежнему занятию и стану продавать дома.
- Дорогое удовольствие, - констатировал он вполне серьезно.
- Но я не жалуюсь, - усмехнулся я.
Я смыл с кистей мыльную пену и поставил сушиться. Хорошие кисти так же дороги, как и краски.
- Порывшись в финансовых отчетах компании, - сменил тему Дональд, - они повезли меня в полицейское отделение и там силились доказать мне, что я сам убил ее.
- Невероятно!
- Они пришли к выводу, что я мог прийти домой перед ленчем и убить ее. Времени, говорят, у меня было достаточно.
- Они просто спятили! - Я плеснул в стакан добрую порцию виски и положил кусочек льда.
- Кроме Фроста, там был еще человек, шеф их отдела. По фамилии вроде бы Уолл. Худощавый такой, с колючим взглядом. Мне показалось, что он никогда не моргает. Он вцепился в меня и все время твердил, что я убил ее потому, что она, вернувшись, застала меня вместе с грабителями…
- Господи! - произнес я с отвращением. - Но ведь она не покидала магазина до половины третьего.
- Хозяйка цветочного магазина изменила свои показания. Теперь она говорит, что не помнит точно, когда ушла Регина. Припоминает лишь, что вскоре после ленча. А я в это время еще возился с клиентурой…
Он замолчал, ухватившись за стакан, как будто искал в нем опору.
- Не могу тебе передать, как все было мерзко… - Он изо всех сил сдерживался. - Они сказали, - добавил он, - что восемьдесят процентов убитых женщин стали жертвами своих мужей.
Да, это было в стиле Фроста.
- Потом они отпустили меня домой, но я думаю… - Его голос задрожал и он глотнул из стакана, стараясь сохранить столь тяжело добытое спокойствие. - Я не думаю, что они надолго оставят меня в покое.
Прошло пять дней с того момента, когда он, вернувшись домой, нашел Регину мертвой. Его умственное и нервное напряжение было столь велико, что я не переставал удивляться, как он не сошел с ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30