Судя по тому, что все тихо, похоже, что сквайр со своими людьми еще не прибыл, а хозяину удалось сбежать. Окажись он здесь – я имею в виду моего дядю, – мне еще можно рискнуть встретиться с ним, а вам никак нельзя. Дайте мне пистолет, тогда он мне вовсе не будет страшен.
– Вряд ли вам стоит идти туда одной, – с сомнением произнес слуга. – – Еще наткнетесь прямо на него, и я больше ни звука от вас не услышу. И вправду странно, что там так тихо. Я-то думал, что услышу крики, шум драки и громовой голос моего хозяина, отдающего команды. Чудно все это. Их, видать, задержали в Лонстоне. Сдается мне, что умнее будет свернуть на обочину и обождать их.
– Я и так извелась от ожидания за сегодняшний вечер, – настаивала Мэри. – Чуть с ума не сошла. Уж лучше столкнуться с дядей лицом к лицу, чем прятаться здесь в канаве, ничего не видя и не слыша. Я должна узнать, что с моей тетей. Она ни в чем не виновата и чиста, как дитя. Может быть, мне удастся выручить ее. Дайте же мне пистолет и отпустите меня. Я умею передвигаться тихо, как кошка, и не стану лезть на рожон, обещаю вам.
Она сбросила с себя тяжелую накидку с капюшоном, защищавшую ее от ночного холода, и схватила пистолет, который Ричардс неохотно вручил ей.
– Не идите за мной, если не позову или не дам сигнала, – предупредила она. – Ну а если услышите выстрел, спешите на подмогу. Но будьте начеку.
Что толку нам обоим соваться в пекло? Я вообще-то думаю, что дядя уже успел улизнуть.
Теперь Мэри даже хотела верить в такой исход. С отъездом трактирщика в Девон завершилась бы и вся эта история. Здешний край избавился бы от него, причем с наименьшими издержками. Он мог бы даже, как сам говорил, начать жизнь заново или, что более вероятно, затаился бы где-нибудь в пятистах милях от Корнуолла и допился бы до смерти. Она уже не желала, чтобы его схватили. Ей хотелось лишь, чтобы все поскорей кончилось. А более всего она хотела забыть его, уехать из "Ямайки" на край света и зажить собственной жизнью. Месть не принесла бы ей удовлетворения. Видеть его связанным, беспомощным, окруженным солдатами во главе со сквайром – вряд ли большое удовольствие.
С Ричардсом Мэри говорила уверенно, но на самом деле встреча с дядей страшила ее, хотя она и была вооружена. Она представила себе, как столкнется с ним, готовым к нападению, в темном коридоре трактира, как вперятся в нее его налитые кровью глаза, и замедлила шаг. Перед самым входом во двор она оглянулась на обочину, где виднелась тень повозки. Затем подняла пистолет, держа палец на курке, и глянула из-за стены дома во двор. Он был пуст, дверь конюшни – заперта. Трактир стоял такой же темный и притихший, каким она оставила его почти семь часов назад. Двери и окна были все так же наглухо закрыты. Мэри взглянула вверх на свое окно. В стекле по-прежнему зияла дыра.
Следов колес или каких-нибудь признаков приготовления к отъезду она не обнаружила. Мэри подкралась к конюшне и приложила ухо к двери. Она услышала, как беспокойно двигается в стойле лошадь, постукивая копытом по булыжнику.
Значит, они не уехали и дядя все еще находится в "Ямайке".
Сердце ее упало. Она подумала, а не вернуться ли ей к Ричардсу и вместе с ним, как он предлагал, дождаться появления сквайра Бассета с солдатами.
Мэри посмотрела на закрытый дом еще раз. Если бы дядя намеревался уехать, то наверняка уже сделал бы это. Ведь потребовалось бы не меньше часа, чтобы только погрузить вещи на телегу. Сейчас было почти одиннадцать. Видно, он изменил свой план и решил уйти пешком. Но в таком случае тетя не смогла бы сопровождать его. Мэри пришла в замешательство. Все было странно и непонятно.
Девушка остановилась у крыльца и прислушалась. Попробовала даже повернуть ручку двери, но та, конечно, была заперта. Наконец она отважилась завернуть за угол дома и пройти мимо двери, ведущей в бар, к огороду за кухней. Тихо ступая и держась в тени, она добралась до того места, где через щель в ставне можно было бы разглядеть свет свечи. На кухне, однако, было совершенно темно. Мэри медленно повернула дверную ручку, и, к ее изумлению, дверь приоткрылась. От неожиданности она замерла, не решаясь войти.
А вдруг дядя сидит там, поджидая ее, с ружьем на коленях? То, что она сама держит в руке пистолет, не придавало ей особой уверенности.
Очень медленно Мэри приблизилась к полуоткрытой двери. Ни звука.
Уголком глаза заметила пепел в очаге, который почти погас. Ясно, что там никого нет. Что-то говорило ей, что кухня пустовала уже несколько часов. Она широко раскрыла дверь и вошла. Ее обдало холодом и сыростью. Когда глаза привыкли к темноте, она разглядела стол и стул возле него. На столе стояла свеча. Мэри схватила ее и зажгла от еле тлевшего очага. Подняв свечу над головой, осмотрелась. Кухня была завалена собранными и подготовленными к отъезду вещами. На стуле лежал узел с пожитками тети Пейшнс, на полу – свернутые одеяла. На своем обычном месте в углу стояло дядино ружье. Стало быть, они решили переждать еще один день и ушли наверх спать.
Дверь в коридор была широко распахнута. Молчание, которым встретил ее дом, показалось еще более гнетущим и странным, чем обычно, оно было даже пугающим. Что-то изменилось – чего-то не хватало. И тут Мэри поняла, что не слышит привычного звука тиканья часов.
Шагнув в коридор, она снова прислушалась. Да, в доме было так тихо потому, что остановились часы. Держа в одной руке пистолет, в другой свечу, девушка медленно и осторожно пошла по коридору.
Завернув за угол, туда, где темный коридор переходил в холл, она увидела, что часы, стоявшие у стены рядом с дверью в гостиную, упали циферблатом вниз. Разбившееся вдребезги стекло рассыпалось по плитам каменного пола, а деревянный их корпус раскололся. Место на обоях, где стояли часы, выделялось ярко-желтым пятном на выцветшем фоне. Упав, часы перегородили весь узкий холл. Мэри подошла к лестнице и только тут заметила, что под их обломками лицом вниз лежит хозяин "Ямайки".
Падавшая от часов тень скрывала распростертое на полу тело. Одна рука трактирщика была закинута за голову, другая вцепилась в расколовшуюся дверцу. Ноги вытянуты и разбросаны в стороны, от чего трактирщик казался еще огромнее, чем при жизни. Тело его полностью перегородило собой холл.
По каменному полу растеклась кровь, и между лопаток темнело пятно запекшейся крови – в том месте, где торчала рукоятка поразившего его ножа.
Когда его ударили сзади, он, должно быть, вытянул руку вперед и, покачнувшись, ухватился за часы. Потом упал лицом вниз, увлекая их за собой, и умер, уцепившись за их дверцу.
15
Мэри долго не могла отойти от лестницы. Силы покинули ее, она почувствовала себя такой же беспомощной, как и распростертая на полу фигура.
Глаза девушки задерживались на несущественных деталях: залитых кровью осколках стекла, куске ярких обоев в том месте, где прежде стояли часы.
На руке мертвеца устроился паук, и было так странно, что рука не шевельнулась, чтобы стряхнуть его. Дядя обязательно сбросил бы насекомое.
Потом паук пополз к плечу. Добравшись до раны и немного помедлив, он пополз вокруг нее, а затем, движимый любопытством, вернулся назад. В его быстрых безбоязненных движениях было что-то жуткое и кощунственное. Паук знал, что трактирщик не может причинить ему вреда. Мэри тоже знала это, но все равно была объята страхом.
Более всего ее пугала тишина. От молчания часов ей делалось жутко. Чего бы она ни отдала, только бы услышать их медленный и сипящий, как при удушье, ход. Он был частью жизни этого дома.
Свет свечи падал на стену, но не доходил до верхней части лестницы, которая была погружена в полную тьму. Мэри знала, что никакая сила не заставит ее подняться наверх. Что бы ни было там, наверху, все должно оставаться непотревоженным. Смерть вошла в этот дом, и ее дух витал в воздухе. Девушка почувствовала, что вся атмосфера "Ямайки" всегда была проникнута ожиданием смерти и страхом перед ней. Сырые стены, скрипящие половицы, таинственный шепот, необъяснимые шаги в доме – все как бы предупреждало обитателей о неминуемой беде.
Мэри содрогнулась: тишина эта рождена была событиями давно забытыми, оставшимися в глубоком прошлом.
Паника – вот чего Мэри боялась больше всего; крик, который нельзя сдержать, непреодолимое желание устремиться неважно куда, колотя руками воздух, словно преодолевая преграду. Только бы не поддаться этому безумию!
Несколько оправившись от шока, она чувствовала, что удушливый безотчетный страх вот-вот овладеет ею. Пальцы ослабеют, свеча вывалится из рук, и она окажется одна в полной темноте. Ее охватило неистовое желание бежать, но она подавила его. Попятившись назад, она медленно вышла из холла, крепко держа в руке свечу, и через коридор прошла на кухню. Дверь, выходящая на огород, по-прежнему была открыта. И тут-то девушка не выдержала. Она опрометью выскочила из дома и, рыдая, помчалась вперед, вытянув перед собой руки, словно слепая. Вот и угол. Ладони ее больно скользнули по шершавому камню.
Мэри мчалась дальше что было мочи, через двор на дорогу, как будто за ней гнались. Неожиданно перед ней выросла крепкая фигура Ричардса. Он протягивал ей руки навстречу, и Мэри, ища защиты, ухватилась за его пояс.
– Он мертв, – с трудом выговорила она, стуча зубами и дрожа всем телом, – он лежит там на полу мертвый, я видела его.
Как Мэри ни старалась, она ничего ке могла поделать с собой; ее трясло, зубы выбивали дробь. Ричардс довел девушку до повозки, достал накидку и набросил ей на плечи. Мэри плотно закуталась в нее.
– Он мертв, – повторила она, – убит ударом ножа в спину. Я видела то место, где прорезана куртка, на ней кровь. Он лежит лицом вниз. Часы повалились вместе с ним. Кровь уже запеклась. Похоже, он мертв уже несколько часов. В трактире темно и тихо. Там больше никого нет.
– А что с вашей тетушкой? – шепотом спросил слуга.
Мэри покачала головой:
– Не знаю. Не видела. Я не могла там оставаться.
По ее лицу он понял, что силы покинули ее и она вот-вот упадет. Он помог ей забраться в двуколку и уселся рядом.
– Ну-ну, успокойтесь, – уговаривал он. – Сядьте же, вот так. Вам больше нечего бояться. Ну тихо же, тихо.
Его низкий грубоватый голос подействовал на Мэри успокаивающе. Она скрючилась на сиденье возле него, натянув накидку до самого подбородка.
– Такое зрелище не для девушки, – выговаривал ей Ричардс. – Надо было пустить меня, а самой оставаться здесь. Какой страх увидеть его там мертвым, убитым!
От его разговоров и неуклюжего сочувствия Мэри полегчало.
– Лошадь все еще в конюшне, – начала рассказывать она. – Я послушала у дверей, она там. Они, видно, даже не успели закончить приготовления к отъезду. Дверь на кухню открыта, а на полу свалены узлы и одеяла, которые они собирались погрузить на телегу. Наверно, все произошло несколько часов назад.
– Не пойму, почему не приехал сквайр, – сказал Ричардс. – Уж давно должен бы быть здесь. Скорей бы он появился и разобрался во всем. Мне прямо не по себе. Скверное это дело. Вам вообще не следовало сюда ехать.
Оба замолчали, глядя в ожидании на дорогу.
– Кто же мог убить хозяина? – принялся рассуждать Ричардс. – Ведь вон какой здоровенный был мужик, запросто мог за себя постоять. Хотя немало найдется таких, кто мог приложить к этому руку. Уж если кого ненавидели, так это его.
– Там был еще разносчик, – медленно проговорила Мэри. – О разносчике я-то забыла. Должно быть, это он. Видно, сумел-таки выбраться из запертой комнаты.
Она ухватилась за эту мысль, гоня прочь другую, и с жаром принялась рассказывать, как прошлой ночью разносчик явился в трактир. Сразу же ей стало казаться, что преступление совершил он, и иного объяснения не было.
– Ну, он далеко не уйдет, – уверенно заявил Ричардс, – сквайр поймает его, уж будьте спокойны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45