Потом, неожиданно для себя, сделала нечто невероятное – выдвинула узкий ящик. Он тоже был пуст.
Устыдившись своего поступка, Мэри хотела тотчас задвинуть его, как вдруг заметила, что угол листа бумаги, которым он был застелен, отогнут. На оборотной стороне виднелся какой-то набросок. Мэри вытащила лист и взглянула на него. Там опять была нарисована церковь, но на сей раз на скамьях сидели прихожане, а на кафедре стоял сам викарий. Сначала она не заметила в рисунке ничего необычного. Выбор сюжета был вполне естественен для викария, умевшего рисовать. Но тут она вгляделась повнимательнее.
Это был вовсе не рисунок, а карикатура, гротескная и злая. Прихожане были одеты в свое лучшее воскресное платье. Но у них были… бараньи головы.
Они внимали священнику с тупым и торжественным видом, разинув пасти и сложив в молитве копыта. Морды были выписаны тщательно, как будто каждая олицетворяла живую душу, но у всех было одинаковое идиотское выражение ничего не понимающих, ко всему безучастных существ. Проповедником в черной мантии, с венчиком белых волос, был сам Фрэнсис Дейви. У него была волчья морда, и он издевательски скалился, глядя на внимающее ему стадо.
Это была насмешка, кощунственная, пугающая. Мэри быстро перевернула рисунок и положила его назад, задвинув ящик. Она отошла от стола и снова села в кресло у камина. Ей было не по себе. И зачем только она полезла в этот ящик! Словно заглянула в чужую душу, не имея на то никакого права. Это должно было оставаться между автором рисунка и Богом.
Послышались шаги по дорожке. Девушка поспешно поднялась и отодвинула лампу от кресла, чтобы свет не падал на ее лицо.
Кресло стояло спинкой к двери, и Мэри сидела, ожидая появления викария.
Но он так долго не входил, что она обернулась. Он стоял позади нее, неслышно войдя в комнату через холл. От неожиданности девушка вздрогнула. Он подошел к ней.
– Простите меня, – произнес он, – вы не ждали, что я так скоро вернусь. Я вторгся в ваши мечты.
Она покачала головой и пролепетала слова извинения. Он снял пальто, остановился у камина, в своем черном облачении, и спросил, как она чувствует себя и как спала.
– Вы уже поели? – поинтересовался он и, когда она ответила отрицательно, вытащил из кармана часы и сверил их с настенными. Было без нескольких минут шесть.
– Мы уже как-то ужинали вместе, Мэри Йеллан. Поужинаем и сегодня. Но на сей раз, если не возражаете, стол накроете вы. Поднос с едой на кухне.
Ханна должна была все подготовить, и беспокоить ее мы не станем. А я тем временем напишу с вашего позволения несколько строк.
Мэри заверила его, что чувствует себя вполне отдохнувшей и будет только рада помочь. Он кивнул головой и со словами: "Тогда без четверти семь", – повернулся к ней спиной, давая понять, что хотел бы остаться один.
Мэри направилась на кухню, все еще испытывая некоторое смущение от его неожиданного появления и радуясь, что у нее есть полчаса, чтобы прийти в себя. Она была явно не готова к разговору с ним. Может быть, он наскоро поужинает и вернется к письменному столу, оставив ее наедине со своими мыслями. Лучше бы она не открывала этот злосчастный ящик; карикатура никак не шла у нее из головы. Она чувствовала себя как ребенок, который узнал секрет, тщательно скрываемый от него родителями, и теперь мучается от вины и стыда, боясь проболтаться. Она предпочла бы поесть в одиночестве, и лучше бы он обращался с ней как с прислугой, а не как с гостьей. Сейчас же она не знала, как держаться с ним: он был учтив и обходителен, но при этом не считал неудобным отдавать ей распоряжения. На кухне Мэри почувствовала себя увереннее в атмосфере знакомых ей запахов и не спеша занялась ужином.
Башенные часы отбивали каждую четверть. Мэри хотелось, чтобы они замедлили свой ход. Вот уже пробило три четверти, и он, наверное, уже ждет ее. Взяв поднос, она направилась в гостиную, очень надеясь, что выражение ее лица не выдаст ее душевного состояния.
Фрэнсис Дейви стоял спиной к камину. Стол был придвинут ближе к огню.
Мэри не смотрела на викария, но почувствовала на себе его испытующий взгляд.
Ее движения сразу сделались неловкими. Она заметила, что он сложил мольберт и поставил холст к стене. А вот письменный стол впервые на ее памяти находился в полном беспорядке и был завален бумагами и письмами. В камине догорали листы бумаги.
Они сели за стол, и он предложил ей кусок холодного пирога.
– Неужели Мэри Йеллан настолько утратила свое любопытство, что даже не хочет спросить меня, как я провел день? – насмешливо произнес он наконец.
Девушка покраснела, вновь испытывая острое чувство вины.
– Разве ваши дела должны меня касаться? – спросила она.
– Разумеется, должны, – возразил он. – Именно вашими делами я занимался весь день. Вы ведь просили меня о помощи?
Мэри чувствовала страшную неловкость и не знала, что сказать.
– Я еще не поблагодарила вас за то, что вы сразу же откликнулись и прибыли в "Ямайку", – пробормотала она в смущении, – а также за то, что предоставили мне ночлег и позаботились, чтобы я подольше поспала. Вы должны считать меня неблагодарной.
– Я ничего подобного не говорил, только подивился вашей выдержке. Было около двух часов ночи, когда я пожелал вам спокойного сна, а сейчас уже семь вечера. Прошло немало времени, и жизнь не стоит на месте.
– Так, значит, вы совсем не спали после того, как оставили меня?
– Я спал до восьми, потом позавтракал и уехал. Мой серый конь охромел, и мне пришлось взять другую лошадь. Она еле плетется, и ушла уйма времени, чтобы добраться сначала до "Ямайки", а оттуда до Норт-Хилла.
– Вы побывали в Норт-Хилле?
– Мистер Бассет угостил меня ленчем. Гостей было, пожалуй, восемь или десять. Ох, и шумно же было, скажу я вам. Все кричали, как глухие, никто друг друга не слушал. Уж такая долгая была трапеза. Я весьма обрадовался, когда она закончилась. Все, впрочем, пришли к одному мнению: убийце вашего дяди недолго оставаться на свободе.
– А мистер Бассет подозревает кого-нибудь? – осторожно спросила Мэри, не отрывая глаз от тарелки. Она усердно делала вид, что ест, но кусок не шел ей в горло.
– Мистер Бассет готов подозревать даже самого себя. Он допросил каждого жителя в радиусе десяти миль, да еще несметное множество неизвестных лиц, оказавшихся прошлой ночью на дороге. Понадобится неделя, а то и больше, чтобы добиться от каждого из них правды. Но мистера Бассета ничто не остановит.
– А как поступили… с моей тетей?
– Оба тела увезли утром в Норт-Хилл и похоронили там. Все было сделано надлежащим образом, вам нет нужды беспокоиться. А что до остального – посмотрим.
– А разносчик? Его не отпустили?
– Нет. Он сидит под крепким замком и сотрясает воздух проклятиями.
Разносчик меня нимало не заботит, да и вас, полагаю, тоже.
Мэри собиралась попробовать мясо, но так и не донесла вилку до рта.
– Что вы имеете в виду? – настороженно спросила она.
– Вам ведь не нравится разносчик. Очень хорошо понимаю вас. Более отталкивающего и мерзкого типа я еще не видывал. Со слов Ричардса, конюха мистера Бассета, я понял, что вы заподозрили разносчика в убийстве и сказали об этом сквайру. Отсюда я заключил, что добрых чувств к нему вы не питаете.
Но, к великому нашему сожалению, кладовка оказалась накрепко заперта снаружи, и это доказывает его невиновность. А как было бы удобно свалить все на него. Все вздохнули бы с облегчением.
Викарий продолжал с аппетитом ужинать, а Мэри едва притронулась к еде, хотя он настойчиво угощал ее.
– Чем же разносчик мог вызвать у вас такую неприязнь? – настойчиво расспрашивал священник.
– Он пытался овладеть мною.
– Я так и думал. На него это похоже. Вы, конечно, оказали ему сопротивление?
– Ему от меня досталось. Больше он меня не трогал.
– Могу себе представить. А когда это случилось?
– В сочельник, ночью.
– После того как я оставил вас у развилки Пяти Дорог?
– Да.
– Теперь я начинаю понимать. Вы, значит, не доехали до трактира?
Столкнулись на дороге с трактирщиком и его приятелями?
– Да.
– И они забрали вас с собой на берег для остроты ощущений?
– Мистер Дейви, пожалуйста, не расспрашивайте меня более. Я бы не хотела говорить о той ночи ни сейчас, ни когда-либо после. Есть вещи, о которых не стоит вспоминать никогда.
– Обещаю, что вам не придется больше говорить об этом, Мэри Йеллан. Я виню себя, что оставил вас тогда одну. Глядя сейчас на вас, на ваши ясные глаза и свежую кожу, на посадку головы и особенно на твердую линию подбородка, мне трудно вообразить, что вам пришлось такое вынести. Слова приходского священника стоят не много, но все же – вы проявили поразительную силу духа. Я восхищаюсь вами.
Мэри взглянула на него и отвела глаза, машинально кроша в руке кусочек хлеба.
– Возвращаясь к разносчику, – продолжил он через некоторое время, отдав должное тушеному черносливу. – Должен заметить, что убийца допустил большую оплошность, не заглянув в комнату, закрытую на засов. Возможно, у него было мало времени, но минута-другая не могли иметь такого уж значения, и он мог довести дело до конца.
– Каким же образом, мистер Дейви?
– Ну, воздав разносчику по заслугам.
– Вы хотите сказать, он мог бы убить и его?
– Именно. Разносчик не украшает жизнь, а мертвый он сгодился бы как пища для червей. Вот что я об этом думаю. Более того, знай убийца, что разносчик напал на вас, он вдвойне имел бы основание прикончить этого негодяя.
Мэри отрезала себе кусочек кекса, которого ей совсем не хотелось, и с трудом проглотила. Мучительно стараясь сохранить самообладание, она изо всех сил притворялась, что ест. Но рука, державшая нож, дрожала, и она лишь раскромсала очередной ломтик.
– Не понимаю, при чем тут я, – произнесла она.
– У вас о себе слишком скромное мнение, – ответил он.
Они продолжали есть молча. Девушка опустила голову и уставилась в свою тарелку. Инстинкт подсказывал ей, что он играет с ней, как рыбак с попавшей на удочку рыбкой. Наконец не в состоянии больше терпеть, она выпалила:
– Значит, мистер Бассет и остальные мало чего добились и убийца все еще на свободе?
– Нет, мы все же несколько продвинулись. Кое-что удалось выяснить.
Например, в безнадежной попытке спасти свою шкуру разносчик дал показания королевскому суду, но они оказались не слишком полезными. Он рассказал о налете на побережье в сочельник, утверждая при этом, что сам в нем участия не принимал. Кроме того, он сообщил некоторые подробности об их прежних деяниях. Услышали мы от него и о повозках, прибывавших по ночам в "Ямайку", и имена сообщников… Разумеется, тех, кого он знал. Преступная организация оказалась намного крупнее, чем предполагалось.
Мэри не произнесла ни слова. А когда он предложил ей отведать чернослива, лишь молча покачала головой.
– Но это еще не все, – продолжал викарий, – он договорился до предположения, что хозяин "Ямайки" не был настоящим главарем и что ваш дядя лишь исполнял чьи-то приказы. Это, конечно, придает делу новую окраску.
Джентльмены весьма разволновались и даже расстроились. А что вы думаете о версии разносчика?
– Это может быть и правдой.
– По-моему, вы тоже высказывали как-то подобное предположение?
– Может быть. Я не помню.
– Если все это так, то вполне вероятно, что убийца и сей неизвестный главарь – одно лицо. Вы согласны со мной?
– Да, наверно.
– В таком случае круг подозреваемых сужается. Нечего заниматься всяким сбродом, надо искать среди тех, кто обладает умом и сильным характером. Вы встречали в "Ямайке" такую личность?
– Нет, никогда.
– Должно быть, он тайком приходил туда и уходил, скорее всего в ночной тиши, когда вы и ваша тетушка спали. И приезжал он не по дороге, иначе был бы слышен стук копыт. Но ведь возможно также, что он приходил пешком?
– Ваше замечание вполне справедливо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Устыдившись своего поступка, Мэри хотела тотчас задвинуть его, как вдруг заметила, что угол листа бумаги, которым он был застелен, отогнут. На оборотной стороне виднелся какой-то набросок. Мэри вытащила лист и взглянула на него. Там опять была нарисована церковь, но на сей раз на скамьях сидели прихожане, а на кафедре стоял сам викарий. Сначала она не заметила в рисунке ничего необычного. Выбор сюжета был вполне естественен для викария, умевшего рисовать. Но тут она вгляделась повнимательнее.
Это был вовсе не рисунок, а карикатура, гротескная и злая. Прихожане были одеты в свое лучшее воскресное платье. Но у них были… бараньи головы.
Они внимали священнику с тупым и торжественным видом, разинув пасти и сложив в молитве копыта. Морды были выписаны тщательно, как будто каждая олицетворяла живую душу, но у всех было одинаковое идиотское выражение ничего не понимающих, ко всему безучастных существ. Проповедником в черной мантии, с венчиком белых волос, был сам Фрэнсис Дейви. У него была волчья морда, и он издевательски скалился, глядя на внимающее ему стадо.
Это была насмешка, кощунственная, пугающая. Мэри быстро перевернула рисунок и положила его назад, задвинув ящик. Она отошла от стола и снова села в кресло у камина. Ей было не по себе. И зачем только она полезла в этот ящик! Словно заглянула в чужую душу, не имея на то никакого права. Это должно было оставаться между автором рисунка и Богом.
Послышались шаги по дорожке. Девушка поспешно поднялась и отодвинула лампу от кресла, чтобы свет не падал на ее лицо.
Кресло стояло спинкой к двери, и Мэри сидела, ожидая появления викария.
Но он так долго не входил, что она обернулась. Он стоял позади нее, неслышно войдя в комнату через холл. От неожиданности девушка вздрогнула. Он подошел к ней.
– Простите меня, – произнес он, – вы не ждали, что я так скоро вернусь. Я вторгся в ваши мечты.
Она покачала головой и пролепетала слова извинения. Он снял пальто, остановился у камина, в своем черном облачении, и спросил, как она чувствует себя и как спала.
– Вы уже поели? – поинтересовался он и, когда она ответила отрицательно, вытащил из кармана часы и сверил их с настенными. Было без нескольких минут шесть.
– Мы уже как-то ужинали вместе, Мэри Йеллан. Поужинаем и сегодня. Но на сей раз, если не возражаете, стол накроете вы. Поднос с едой на кухне.
Ханна должна была все подготовить, и беспокоить ее мы не станем. А я тем временем напишу с вашего позволения несколько строк.
Мэри заверила его, что чувствует себя вполне отдохнувшей и будет только рада помочь. Он кивнул головой и со словами: "Тогда без четверти семь", – повернулся к ней спиной, давая понять, что хотел бы остаться один.
Мэри направилась на кухню, все еще испытывая некоторое смущение от его неожиданного появления и радуясь, что у нее есть полчаса, чтобы прийти в себя. Она была явно не готова к разговору с ним. Может быть, он наскоро поужинает и вернется к письменному столу, оставив ее наедине со своими мыслями. Лучше бы она не открывала этот злосчастный ящик; карикатура никак не шла у нее из головы. Она чувствовала себя как ребенок, который узнал секрет, тщательно скрываемый от него родителями, и теперь мучается от вины и стыда, боясь проболтаться. Она предпочла бы поесть в одиночестве, и лучше бы он обращался с ней как с прислугой, а не как с гостьей. Сейчас же она не знала, как держаться с ним: он был учтив и обходителен, но при этом не считал неудобным отдавать ей распоряжения. На кухне Мэри почувствовала себя увереннее в атмосфере знакомых ей запахов и не спеша занялась ужином.
Башенные часы отбивали каждую четверть. Мэри хотелось, чтобы они замедлили свой ход. Вот уже пробило три четверти, и он, наверное, уже ждет ее. Взяв поднос, она направилась в гостиную, очень надеясь, что выражение ее лица не выдаст ее душевного состояния.
Фрэнсис Дейви стоял спиной к камину. Стол был придвинут ближе к огню.
Мэри не смотрела на викария, но почувствовала на себе его испытующий взгляд.
Ее движения сразу сделались неловкими. Она заметила, что он сложил мольберт и поставил холст к стене. А вот письменный стол впервые на ее памяти находился в полном беспорядке и был завален бумагами и письмами. В камине догорали листы бумаги.
Они сели за стол, и он предложил ей кусок холодного пирога.
– Неужели Мэри Йеллан настолько утратила свое любопытство, что даже не хочет спросить меня, как я провел день? – насмешливо произнес он наконец.
Девушка покраснела, вновь испытывая острое чувство вины.
– Разве ваши дела должны меня касаться? – спросила она.
– Разумеется, должны, – возразил он. – Именно вашими делами я занимался весь день. Вы ведь просили меня о помощи?
Мэри чувствовала страшную неловкость и не знала, что сказать.
– Я еще не поблагодарила вас за то, что вы сразу же откликнулись и прибыли в "Ямайку", – пробормотала она в смущении, – а также за то, что предоставили мне ночлег и позаботились, чтобы я подольше поспала. Вы должны считать меня неблагодарной.
– Я ничего подобного не говорил, только подивился вашей выдержке. Было около двух часов ночи, когда я пожелал вам спокойного сна, а сейчас уже семь вечера. Прошло немало времени, и жизнь не стоит на месте.
– Так, значит, вы совсем не спали после того, как оставили меня?
– Я спал до восьми, потом позавтракал и уехал. Мой серый конь охромел, и мне пришлось взять другую лошадь. Она еле плетется, и ушла уйма времени, чтобы добраться сначала до "Ямайки", а оттуда до Норт-Хилла.
– Вы побывали в Норт-Хилле?
– Мистер Бассет угостил меня ленчем. Гостей было, пожалуй, восемь или десять. Ох, и шумно же было, скажу я вам. Все кричали, как глухие, никто друг друга не слушал. Уж такая долгая была трапеза. Я весьма обрадовался, когда она закончилась. Все, впрочем, пришли к одному мнению: убийце вашего дяди недолго оставаться на свободе.
– А мистер Бассет подозревает кого-нибудь? – осторожно спросила Мэри, не отрывая глаз от тарелки. Она усердно делала вид, что ест, но кусок не шел ей в горло.
– Мистер Бассет готов подозревать даже самого себя. Он допросил каждого жителя в радиусе десяти миль, да еще несметное множество неизвестных лиц, оказавшихся прошлой ночью на дороге. Понадобится неделя, а то и больше, чтобы добиться от каждого из них правды. Но мистера Бассета ничто не остановит.
– А как поступили… с моей тетей?
– Оба тела увезли утром в Норт-Хилл и похоронили там. Все было сделано надлежащим образом, вам нет нужды беспокоиться. А что до остального – посмотрим.
– А разносчик? Его не отпустили?
– Нет. Он сидит под крепким замком и сотрясает воздух проклятиями.
Разносчик меня нимало не заботит, да и вас, полагаю, тоже.
Мэри собиралась попробовать мясо, но так и не донесла вилку до рта.
– Что вы имеете в виду? – настороженно спросила она.
– Вам ведь не нравится разносчик. Очень хорошо понимаю вас. Более отталкивающего и мерзкого типа я еще не видывал. Со слов Ричардса, конюха мистера Бассета, я понял, что вы заподозрили разносчика в убийстве и сказали об этом сквайру. Отсюда я заключил, что добрых чувств к нему вы не питаете.
Но, к великому нашему сожалению, кладовка оказалась накрепко заперта снаружи, и это доказывает его невиновность. А как было бы удобно свалить все на него. Все вздохнули бы с облегчением.
Викарий продолжал с аппетитом ужинать, а Мэри едва притронулась к еде, хотя он настойчиво угощал ее.
– Чем же разносчик мог вызвать у вас такую неприязнь? – настойчиво расспрашивал священник.
– Он пытался овладеть мною.
– Я так и думал. На него это похоже. Вы, конечно, оказали ему сопротивление?
– Ему от меня досталось. Больше он меня не трогал.
– Могу себе представить. А когда это случилось?
– В сочельник, ночью.
– После того как я оставил вас у развилки Пяти Дорог?
– Да.
– Теперь я начинаю понимать. Вы, значит, не доехали до трактира?
Столкнулись на дороге с трактирщиком и его приятелями?
– Да.
– И они забрали вас с собой на берег для остроты ощущений?
– Мистер Дейви, пожалуйста, не расспрашивайте меня более. Я бы не хотела говорить о той ночи ни сейчас, ни когда-либо после. Есть вещи, о которых не стоит вспоминать никогда.
– Обещаю, что вам не придется больше говорить об этом, Мэри Йеллан. Я виню себя, что оставил вас тогда одну. Глядя сейчас на вас, на ваши ясные глаза и свежую кожу, на посадку головы и особенно на твердую линию подбородка, мне трудно вообразить, что вам пришлось такое вынести. Слова приходского священника стоят не много, но все же – вы проявили поразительную силу духа. Я восхищаюсь вами.
Мэри взглянула на него и отвела глаза, машинально кроша в руке кусочек хлеба.
– Возвращаясь к разносчику, – продолжил он через некоторое время, отдав должное тушеному черносливу. – Должен заметить, что убийца допустил большую оплошность, не заглянув в комнату, закрытую на засов. Возможно, у него было мало времени, но минута-другая не могли иметь такого уж значения, и он мог довести дело до конца.
– Каким же образом, мистер Дейви?
– Ну, воздав разносчику по заслугам.
– Вы хотите сказать, он мог бы убить и его?
– Именно. Разносчик не украшает жизнь, а мертвый он сгодился бы как пища для червей. Вот что я об этом думаю. Более того, знай убийца, что разносчик напал на вас, он вдвойне имел бы основание прикончить этого негодяя.
Мэри отрезала себе кусочек кекса, которого ей совсем не хотелось, и с трудом проглотила. Мучительно стараясь сохранить самообладание, она изо всех сил притворялась, что ест. Но рука, державшая нож, дрожала, и она лишь раскромсала очередной ломтик.
– Не понимаю, при чем тут я, – произнесла она.
– У вас о себе слишком скромное мнение, – ответил он.
Они продолжали есть молча. Девушка опустила голову и уставилась в свою тарелку. Инстинкт подсказывал ей, что он играет с ней, как рыбак с попавшей на удочку рыбкой. Наконец не в состоянии больше терпеть, она выпалила:
– Значит, мистер Бассет и остальные мало чего добились и убийца все еще на свободе?
– Нет, мы все же несколько продвинулись. Кое-что удалось выяснить.
Например, в безнадежной попытке спасти свою шкуру разносчик дал показания королевскому суду, но они оказались не слишком полезными. Он рассказал о налете на побережье в сочельник, утверждая при этом, что сам в нем участия не принимал. Кроме того, он сообщил некоторые подробности об их прежних деяниях. Услышали мы от него и о повозках, прибывавших по ночам в "Ямайку", и имена сообщников… Разумеется, тех, кого он знал. Преступная организация оказалась намного крупнее, чем предполагалось.
Мэри не произнесла ни слова. А когда он предложил ей отведать чернослива, лишь молча покачала головой.
– Но это еще не все, – продолжал викарий, – он договорился до предположения, что хозяин "Ямайки" не был настоящим главарем и что ваш дядя лишь исполнял чьи-то приказы. Это, конечно, придает делу новую окраску.
Джентльмены весьма разволновались и даже расстроились. А что вы думаете о версии разносчика?
– Это может быть и правдой.
– По-моему, вы тоже высказывали как-то подобное предположение?
– Может быть. Я не помню.
– Если все это так, то вполне вероятно, что убийца и сей неизвестный главарь – одно лицо. Вы согласны со мной?
– Да, наверно.
– В таком случае круг подозреваемых сужается. Нечего заниматься всяким сбродом, надо искать среди тех, кто обладает умом и сильным характером. Вы встречали в "Ямайке" такую личность?
– Нет, никогда.
– Должно быть, он тайком приходил туда и уходил, скорее всего в ночной тиши, когда вы и ваша тетушка спали. И приезжал он не по дороге, иначе был бы слышен стук копыт. Но ведь возможно также, что он приходил пешком?
– Ваше замечание вполне справедливо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45