Знаете, у нас довольно много домочадцев.
– Да, да, наслышаны об этом, – полковник лукаво покачал головой, глядя на хозяйку. – Несколько минут назад, будучи во дворе конюшни, я сказал лейтенанту Шермену, что полученное нами задание, слава Богу, пойдет на пользу и британцам, и американцам, и это вдвойне приятно мне лично теперь, когда я знаю, кто владелица этого дома.
Он замолчал, вероятно ожидая, что Мад хотя бы кивнет ему. Ее в этот момент занимало только то, как отрезать кусочек кекса для своего поклонника.
– Да что ж такое, – сказала она, нахмурившись, – должно быть, нож тупой.
– Не знаю, как вы расцените это, – продолжал полковник, – но одно из самых ярких моих детских воспоминаний – это ваши ураганом пронесшиеся гастроли в Штатах. Они произвели на меня глубочайшее впечатление.
Эмма наблюдала, как попытки разрезать кекс наконец увенчались успехом. Кусок кекса, подобно фунту плоти для Шейлока, упал на тарелку. В то же время Эмма пыталась понять, что имеет в виду полковник, называя гастроли «пронесшимся ураганом». Ее бабушка бывала в Америке несколько раз, но, насколько Эмме известно, спектакли проходили только в Нью-Йорке.
– Это очень приятно, – сказала Мад, передавая тарелку своей жертве. Фолли подползла поближе к ногам полковника. – А какая была пьеса, не помните? Не одна ли из написанных моим покойным мужем?
– Нет, мэм, – ответил полковник Чизмен. – Я видел пьесу, написанную более чем три столетия назад Вильямом Шекспиром. Никогда не забуду ваше первое появление на сцене в качестве леди Макбет.
Боже, подумала Эмма, он попался, целиком и полностью. Мад никогда не бьша шекспировской актрисой и уж совершенно точно не играла леди Макбет ни у себя на родине, ни в США, хотя дома, для увеселения мальчишек, она частенько пародировала игру своих современниц в его пьесах. Эмма наблюдала за бабушкой, ожидая острого выпада. Но нет, Мад улыбнулась. Действительно искренне улыбнулась, непринужденно, словно приветствуя весь мир, а не только полковника.
– В таком случае это наше общее воспоминание, полковник Чизринг, – сказала она. – Я тоже никогда не забуду его. Попробуйте моего кекса.
Идиллия длилась недолго, потому что чаепитие нарушил поток ошеломляющих событий. Полковник предпринял две попытки вгрызться в выпеченный воздушный шар, а во время третьей у него изо рта выпал неизмельченный миндаль, и к нему на шатких ногах потянулась Фолли. Вдруг дверь распахнулась, и в комнате вновь появился Терри.
– Дотти только что сказала мне, что по радио сообщили: премьер-министр выступает по телевидению. Сейчас уже середина речи.
Все вскочили. Мад отошла от чайного столика.
– Пойдемте в библиотеку, – скомандовала она. – Все, все. Терри, беги включи телевизор.
Они собрались у телевизора, и, пока не появилась картинка, полковник вполголоса прошептал хозяйке:
– Если он скажет то, что я предполагаю, то это великий день для наших стран.
В этот момент, будто в ответ полковнику Чизмену, каскадом хлынула речь премьер-министра:
– …у нас нет альтернативы, и мы и не просим альтернативы предложенному нам союзу; именно он, принятый нами с радостью и благодарностью, принесет новые силы, новые надежды, новую уверенность в будущем не только для наших двух народов, но и для всего свободного человечества.
На экране появилось его лицо и плечи, а в голосе зазвучали торжественные нотки:
– Вы спросите, почему же мы молчали до сих пор, почему не ввели вас в курс дела за несколько дней, даже недель, до событий? Друзья, мы переживаем тревожные времена. Разрыв сотрудничества с Европейским сообществом, наш выход из него, не по нашей вине, привел к большим экономическим затруднениям, чего я в свое время боялся и о чем предупреждал; в опасности находится и наша политическая автономия, и наше военное превосходство.
Теперь, благодаря нашим старинным союзникам и новым партнерам, нам не угрожает ничего. Великому союзу Соединенных Штатов и Соединенного Королевства, с этих пор называемому СШСК, бояться некого. У нас все общее. Мы великая и единая нация. С гордостью сообщу, что Ее Величество королева находится сейчас на пути в Вашингтон, где будет пребывать с президентом США в Белом доме, не только как гость, но и как сопрезидент СШСК. Президент, в свою очередь, будет иметь удовольствие в течение некоторого времени управлять из Букингемского дворца.
Почему же, спросите вы опять, народ великой страны не был извещен о таких серьезных переменах? Потому что, – его голос снова понизился, – это было необходимо для успеха нашего замысла. Ни одно слово об этом проекте не должно было распространиться, пока союз не начал действовать. Каждый лояльный гражданин приветствует такое сотрудничество как одно из самых значительных достижений во всей нашей истории. Но за последние несколько месяцев незначительному меньшинству – поддерживаемому влиятельными группировками из-за рубежа, чьи интересы противоположны нашим, – удалось создать серьезные помехи экономической стабильности и мирному ритму нашей повседневной жизни. Причиненный ущерб непропорционален незначительному количеству участвовавших, а их коварство заключается в том, что только немногие благонадежные граждане поняли, к каким бедствиям приведут страну такие действия. Мы не могли пойти на риск и позволить ничтожной кучке недовольных подвергнуть опасности великое начинание. Вот почему, проснувшись сегодняшним утром, вы увидели в Великобритании наших новых союзников. Прошу вас при встрече с нашими военными, равно как и с американскими, действующими совместно или раздельно, оказывать им полное содействие. Более того, покажите им и нашу дружбу. Граждане СШСК! Да здравствует президент США, да здравствует королева, да здравствует наш великий и славный народ и наше общее наследие!
Голос премьер-министра поднялся на высокую ноту, он откинул голову, расправил плечи, и, когда его изображение растаяло, под аккомпанемент слитных воедино национальных гимнов появилось изображение двух флагов: «Юнион Джек» и «Звезды и полосы».
Тишина в библиотеке была полнейшая. Офицеры стояли по стойке «смирно», точнее, старались это делать, потому что оба они держали в руках, будто во время сбора денег на церковной службе, тарелки с несъеденными кусками кекса. Эмма не знала, плакать ей или смеяться, и, чтобы сориентироваться, посмотрела на бабушку. Пожалуй, впервые это не помогло. Лицо Мад было абсолютно бесстрастно. Она продолжала смотреть на экран телевизора, хотя изображение давно погасло и музыка затихла.
Напряжение снял возбужденный детский смех, донесшийся из холла. В комнату вбежал Колин, таща за руку Бена, ангельское личико которого сияло, а глаза сверкали как звезды.
– Бен заговорил! – закричал он. – Бен заговорил! Он услышал по телику гимны и сказал свое первое слово!
Мад раскрыла руки для объятия, но на этот раз дети не ответили на это приглашение.
– Я его научил, – объявил Колин. – Моя школа. Эмма повернулась к американцам.
– Ему три года, – торопливо объяснила она. – Мы боялись, что он так и не научится говорить, хотя он все понимает.
Полковник Чизмен улыбнулся:
– Похоже, что сегодняшние события вдвойне исторические, и я горд, что присутствую при этом. Подойди ко мне, приятель, покажи нам, что ты умеешь.
Бен скосил глаза на Колина, и тот кивнул. Бен вытер губы тыльной стороной ладони и медленно подошел к полковнику.
– Г… – начал он, – г… – Затем замолчал, как бы собираясь с силами.
– Давай, сынок, не бойся, – сказал полковник Чизмен. – Это самый прекрасный момент в твоей жизни, а может, и в нашей тоже.
– Говно! – сказал Бен.
4
Чрезвычайное положение официально действовало все долгие выходные: от четверга до вторника следующей недели. Иных объяснений, кроме тех, что упоминал премьер-министр: «ничтожная кучка недовольных» создала «серьезные помехи для нашей экономической стабильности», – не давалось. Эмма не могла не почувствовать, что это мрачное заявление звучит весьма расплывчато. Может быть, имелись в виду демонстрации на Трафальгарской площади или у парламента, но ведь никаких демонстраций не было уже много месяцев: после того как на референдуме об отделении от Европы подавляющее большинство проголосовало за нынешнее коалиционное правительство, вряд ли кто-то пойдет на демонстрацию – никто не захочет выглядеть двуличным. По-прежнему остро стояла проблема безработицы, цены росли непрерывно, но ведь и это уже привычно. Значит, союз с США все изменит и все будут счастливы? Если так, кто же эта «кучка недовольных» и зачем они будут этому мешать? Очень непонятно. Обсуждать ситуацию с Мад бесполезно, она не хочет об этом говорить.
– Я воздерживаюсь от комментариев, – сказала она ледяным тоном, – пока не окончится чрезвычайное положение.
Это означает, решила Эмма, что она все это осуждает. Считает, что это обман. Да, может быть, она и права. Но какой же это обман, если в конюшне живут морские пехотинцы, на дороге баррикады и не работает телефон? Остается только сидеть приклеенным к телевизору и ждать, что покажут что-нибудь кроме старых английских и американских фильмов. Конечно, были короткие выпуски новостей. Президент встречает королеву в Белом доме, старшая принцесса что-то там такое делает с девочками-скаутами в Австралии, принц Уэльский командует эсминцем в Индийском океане, герцог Йоркский временно откомандирован из своей части в конную полицию Канады, а принц Эдуард – на альпинистском маршруте в Шотландии.
Техникум Терри тоже закрылся на каникулы, и парень проводил время, шпионя за морскими пехотинцами на конюшне. Он пришел к мрачному заключению, что большую часть времени они слушают поп-музыку по радио на коротких волнах.
– Они сообщили мистеру Трембату о бедном Спрае, – рассказал он Эмме. – Тот, что приходил к нам пить чай, командир части, послал на ферму капрала. Капрала Вэгга.
– А ты откуда знаешь? – спросила Эмма.
– Сам капрал мне и рассказал, когда приходил вернуть ведро.
Так что хождение – было, несмотря на запрет Мад. Еще немного, подумала Эмма, и они начнут наведываться по черной лестнице за чашкой чая.
– Капрал сказал, что на ферме его встретили приветливо, – продолжал Терри, – пригласили зайти. Еще он сказал, что если в Корнуолле все девчонки такие заводные, как Миртл, то он, после того как кончится эта заваруха, не тронется с места и пошлет к черту морскую пехоту.
– Вот болтун, – засмеялась Эмма, – а ты ему поверил?
– Кто его знает. Ну уж Миртл-то я знаю. Ей только подмигни, и она уже готова.
Помрачнев, он отправился в сад рубить сухие деревья. Мад поручила это им с Джо, чтобы «они были при деле». Сама же Мад или наблюдала за своими лесорубами, или уходила в подвал, где она с Энди и Сэмом создала некую ассоциацию, занимавшуюся очисткой и заточкой старых стрел и перетягиванием тетивы на луках.
– Но, милая, – попыталась урезонить ее Эмма, когда мальчишки убежали за новой партией наждачной бумаги, – зачем ты поощряешь их в таком опасном деле?
– А почему бы и нет? – спросила бабушка, оторвавшись от работы (оружие в ее руках, пожалуй, погрозней, чем копья пигмеев). – Из Энди выйдет первоклассный стрелок. Интересно, где старая соломенная мишень, что когда-то здесь лежала. Держу пари, он будет попадать в самое яблочко.
Энди, с еще более, чем обычно, растрепанной шевелюрой, прибежал обратно и улыбнулся, услышав слова Мад.
– Я еще и не такое могу. Могу попасть в апельсин на шесте с расстояния пятидесяти ярдов. Честно, я уже пробовал оттуда, с моего поста на трубе.
– Это, конечно, хорошо, – сказала Мад, – но не трать зря стрелы.
Боже мой, подумала Эмма, с таким же успехом можно просить… Стоя на берегу, просить прилив умерить свой сердитый бег… Точно ли она помнит цитату?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Да, да, наслышаны об этом, – полковник лукаво покачал головой, глядя на хозяйку. – Несколько минут назад, будучи во дворе конюшни, я сказал лейтенанту Шермену, что полученное нами задание, слава Богу, пойдет на пользу и британцам, и американцам, и это вдвойне приятно мне лично теперь, когда я знаю, кто владелица этого дома.
Он замолчал, вероятно ожидая, что Мад хотя бы кивнет ему. Ее в этот момент занимало только то, как отрезать кусочек кекса для своего поклонника.
– Да что ж такое, – сказала она, нахмурившись, – должно быть, нож тупой.
– Не знаю, как вы расцените это, – продолжал полковник, – но одно из самых ярких моих детских воспоминаний – это ваши ураганом пронесшиеся гастроли в Штатах. Они произвели на меня глубочайшее впечатление.
Эмма наблюдала, как попытки разрезать кекс наконец увенчались успехом. Кусок кекса, подобно фунту плоти для Шейлока, упал на тарелку. В то же время Эмма пыталась понять, что имеет в виду полковник, называя гастроли «пронесшимся ураганом». Ее бабушка бывала в Америке несколько раз, но, насколько Эмме известно, спектакли проходили только в Нью-Йорке.
– Это очень приятно, – сказала Мад, передавая тарелку своей жертве. Фолли подползла поближе к ногам полковника. – А какая была пьеса, не помните? Не одна ли из написанных моим покойным мужем?
– Нет, мэм, – ответил полковник Чизмен. – Я видел пьесу, написанную более чем три столетия назад Вильямом Шекспиром. Никогда не забуду ваше первое появление на сцене в качестве леди Макбет.
Боже, подумала Эмма, он попался, целиком и полностью. Мад никогда не бьша шекспировской актрисой и уж совершенно точно не играла леди Макбет ни у себя на родине, ни в США, хотя дома, для увеселения мальчишек, она частенько пародировала игру своих современниц в его пьесах. Эмма наблюдала за бабушкой, ожидая острого выпада. Но нет, Мад улыбнулась. Действительно искренне улыбнулась, непринужденно, словно приветствуя весь мир, а не только полковника.
– В таком случае это наше общее воспоминание, полковник Чизринг, – сказала она. – Я тоже никогда не забуду его. Попробуйте моего кекса.
Идиллия длилась недолго, потому что чаепитие нарушил поток ошеломляющих событий. Полковник предпринял две попытки вгрызться в выпеченный воздушный шар, а во время третьей у него изо рта выпал неизмельченный миндаль, и к нему на шатких ногах потянулась Фолли. Вдруг дверь распахнулась, и в комнате вновь появился Терри.
– Дотти только что сказала мне, что по радио сообщили: премьер-министр выступает по телевидению. Сейчас уже середина речи.
Все вскочили. Мад отошла от чайного столика.
– Пойдемте в библиотеку, – скомандовала она. – Все, все. Терри, беги включи телевизор.
Они собрались у телевизора, и, пока не появилась картинка, полковник вполголоса прошептал хозяйке:
– Если он скажет то, что я предполагаю, то это великий день для наших стран.
В этот момент, будто в ответ полковнику Чизмену, каскадом хлынула речь премьер-министра:
– …у нас нет альтернативы, и мы и не просим альтернативы предложенному нам союзу; именно он, принятый нами с радостью и благодарностью, принесет новые силы, новые надежды, новую уверенность в будущем не только для наших двух народов, но и для всего свободного человечества.
На экране появилось его лицо и плечи, а в голосе зазвучали торжественные нотки:
– Вы спросите, почему же мы молчали до сих пор, почему не ввели вас в курс дела за несколько дней, даже недель, до событий? Друзья, мы переживаем тревожные времена. Разрыв сотрудничества с Европейским сообществом, наш выход из него, не по нашей вине, привел к большим экономическим затруднениям, чего я в свое время боялся и о чем предупреждал; в опасности находится и наша политическая автономия, и наше военное превосходство.
Теперь, благодаря нашим старинным союзникам и новым партнерам, нам не угрожает ничего. Великому союзу Соединенных Штатов и Соединенного Королевства, с этих пор называемому СШСК, бояться некого. У нас все общее. Мы великая и единая нация. С гордостью сообщу, что Ее Величество королева находится сейчас на пути в Вашингтон, где будет пребывать с президентом США в Белом доме, не только как гость, но и как сопрезидент СШСК. Президент, в свою очередь, будет иметь удовольствие в течение некоторого времени управлять из Букингемского дворца.
Почему же, спросите вы опять, народ великой страны не был извещен о таких серьезных переменах? Потому что, – его голос снова понизился, – это было необходимо для успеха нашего замысла. Ни одно слово об этом проекте не должно было распространиться, пока союз не начал действовать. Каждый лояльный гражданин приветствует такое сотрудничество как одно из самых значительных достижений во всей нашей истории. Но за последние несколько месяцев незначительному меньшинству – поддерживаемому влиятельными группировками из-за рубежа, чьи интересы противоположны нашим, – удалось создать серьезные помехи экономической стабильности и мирному ритму нашей повседневной жизни. Причиненный ущерб непропорционален незначительному количеству участвовавших, а их коварство заключается в том, что только немногие благонадежные граждане поняли, к каким бедствиям приведут страну такие действия. Мы не могли пойти на риск и позволить ничтожной кучке недовольных подвергнуть опасности великое начинание. Вот почему, проснувшись сегодняшним утром, вы увидели в Великобритании наших новых союзников. Прошу вас при встрече с нашими военными, равно как и с американскими, действующими совместно или раздельно, оказывать им полное содействие. Более того, покажите им и нашу дружбу. Граждане СШСК! Да здравствует президент США, да здравствует королева, да здравствует наш великий и славный народ и наше общее наследие!
Голос премьер-министра поднялся на высокую ноту, он откинул голову, расправил плечи, и, когда его изображение растаяло, под аккомпанемент слитных воедино национальных гимнов появилось изображение двух флагов: «Юнион Джек» и «Звезды и полосы».
Тишина в библиотеке была полнейшая. Офицеры стояли по стойке «смирно», точнее, старались это делать, потому что оба они держали в руках, будто во время сбора денег на церковной службе, тарелки с несъеденными кусками кекса. Эмма не знала, плакать ей или смеяться, и, чтобы сориентироваться, посмотрела на бабушку. Пожалуй, впервые это не помогло. Лицо Мад было абсолютно бесстрастно. Она продолжала смотреть на экран телевизора, хотя изображение давно погасло и музыка затихла.
Напряжение снял возбужденный детский смех, донесшийся из холла. В комнату вбежал Колин, таща за руку Бена, ангельское личико которого сияло, а глаза сверкали как звезды.
– Бен заговорил! – закричал он. – Бен заговорил! Он услышал по телику гимны и сказал свое первое слово!
Мад раскрыла руки для объятия, но на этот раз дети не ответили на это приглашение.
– Я его научил, – объявил Колин. – Моя школа. Эмма повернулась к американцам.
– Ему три года, – торопливо объяснила она. – Мы боялись, что он так и не научится говорить, хотя он все понимает.
Полковник Чизмен улыбнулся:
– Похоже, что сегодняшние события вдвойне исторические, и я горд, что присутствую при этом. Подойди ко мне, приятель, покажи нам, что ты умеешь.
Бен скосил глаза на Колина, и тот кивнул. Бен вытер губы тыльной стороной ладони и медленно подошел к полковнику.
– Г… – начал он, – г… – Затем замолчал, как бы собираясь с силами.
– Давай, сынок, не бойся, – сказал полковник Чизмен. – Это самый прекрасный момент в твоей жизни, а может, и в нашей тоже.
– Говно! – сказал Бен.
4
Чрезвычайное положение официально действовало все долгие выходные: от четверга до вторника следующей недели. Иных объяснений, кроме тех, что упоминал премьер-министр: «ничтожная кучка недовольных» создала «серьезные помехи для нашей экономической стабильности», – не давалось. Эмма не могла не почувствовать, что это мрачное заявление звучит весьма расплывчато. Может быть, имелись в виду демонстрации на Трафальгарской площади или у парламента, но ведь никаких демонстраций не было уже много месяцев: после того как на референдуме об отделении от Европы подавляющее большинство проголосовало за нынешнее коалиционное правительство, вряд ли кто-то пойдет на демонстрацию – никто не захочет выглядеть двуличным. По-прежнему остро стояла проблема безработицы, цены росли непрерывно, но ведь и это уже привычно. Значит, союз с США все изменит и все будут счастливы? Если так, кто же эта «кучка недовольных» и зачем они будут этому мешать? Очень непонятно. Обсуждать ситуацию с Мад бесполезно, она не хочет об этом говорить.
– Я воздерживаюсь от комментариев, – сказала она ледяным тоном, – пока не окончится чрезвычайное положение.
Это означает, решила Эмма, что она все это осуждает. Считает, что это обман. Да, может быть, она и права. Но какой же это обман, если в конюшне живут морские пехотинцы, на дороге баррикады и не работает телефон? Остается только сидеть приклеенным к телевизору и ждать, что покажут что-нибудь кроме старых английских и американских фильмов. Конечно, были короткие выпуски новостей. Президент встречает королеву в Белом доме, старшая принцесса что-то там такое делает с девочками-скаутами в Австралии, принц Уэльский командует эсминцем в Индийском океане, герцог Йоркский временно откомандирован из своей части в конную полицию Канады, а принц Эдуард – на альпинистском маршруте в Шотландии.
Техникум Терри тоже закрылся на каникулы, и парень проводил время, шпионя за морскими пехотинцами на конюшне. Он пришел к мрачному заключению, что большую часть времени они слушают поп-музыку по радио на коротких волнах.
– Они сообщили мистеру Трембату о бедном Спрае, – рассказал он Эмме. – Тот, что приходил к нам пить чай, командир части, послал на ферму капрала. Капрала Вэгга.
– А ты откуда знаешь? – спросила Эмма.
– Сам капрал мне и рассказал, когда приходил вернуть ведро.
Так что хождение – было, несмотря на запрет Мад. Еще немного, подумала Эмма, и они начнут наведываться по черной лестнице за чашкой чая.
– Капрал сказал, что на ферме его встретили приветливо, – продолжал Терри, – пригласили зайти. Еще он сказал, что если в Корнуолле все девчонки такие заводные, как Миртл, то он, после того как кончится эта заваруха, не тронется с места и пошлет к черту морскую пехоту.
– Вот болтун, – засмеялась Эмма, – а ты ему поверил?
– Кто его знает. Ну уж Миртл-то я знаю. Ей только подмигни, и она уже готова.
Помрачнев, он отправился в сад рубить сухие деревья. Мад поручила это им с Джо, чтобы «они были при деле». Сама же Мад или наблюдала за своими лесорубами, или уходила в подвал, где она с Энди и Сэмом создала некую ассоциацию, занимавшуюся очисткой и заточкой старых стрел и перетягиванием тетивы на луках.
– Но, милая, – попыталась урезонить ее Эмма, когда мальчишки убежали за новой партией наждачной бумаги, – зачем ты поощряешь их в таком опасном деле?
– А почему бы и нет? – спросила бабушка, оторвавшись от работы (оружие в ее руках, пожалуй, погрозней, чем копья пигмеев). – Из Энди выйдет первоклассный стрелок. Интересно, где старая соломенная мишень, что когда-то здесь лежала. Держу пари, он будет попадать в самое яблочко.
Энди, с еще более, чем обычно, растрепанной шевелюрой, прибежал обратно и улыбнулся, услышав слова Мад.
– Я еще и не такое могу. Могу попасть в апельсин на шесте с расстояния пятидесяти ярдов. Честно, я уже пробовал оттуда, с моего поста на трубе.
– Это, конечно, хорошо, – сказала Мад, – но не трать зря стрелы.
Боже мой, подумала Эмма, с таким же успехом можно просить… Стоя на берегу, просить прилив умерить свой сердитый бег… Точно ли она помнит цитату?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47