Одиннадцать лет мне пришлось ждать подходящего момента, чтобы расправиться с этим мерзавцем.
– И как же вы поступили с ним, сэр? – спросил Робин.
– Как обычно, отправил к праотцам. Надеюсь, на том свете ему хорошо.
Джозеф спрятал улыбку за стаканом с вином, а мои братья уставились в свои тарелки, не решаясь поднять глаз. Наконец Джо медленно произнес:
– Наверное, с моей стороны это большая смелость, генерал, критиковать вас, но…
– Да, сэр, – перебил его Ричард, – очень большая смелость, – и, положив на секунду руку на плечо Джозефа, поднялся из-за стола. – Ну, ребята, идите, выводите лошадей. Онор, я отвезу тебя в твои покои. Всего доброго, господа.
И пока он катил мой стул, я думала о том, что теперь моя репутация в семье окончательно погибла. Мы добрались до моей комнаты. Ричард отослал Матти на кухню и, уложив меня на постель, сел рядом.
– Тебе следовало бы приехать ко мне в Бакленд, – начал он. – Твои братья настоящие ослы. А что до Чемпернаунов, у меня в штабе, есть парочка этих болванов. Помнишь Эдварда, он еще хотел жениться на тебе? Так этот просто олух царя небесного.
– Что я буду делать в Бакленде среди такого количества солдат? И что обо мне подумают?
– Будешь присматривать за щенком, а вечерами мы сможем быть вместе. Я так устаю от солдатского общества.
– Есть сколько угодно женщин, которые смогут удовлетворить тебя значительно лучше.
– Да ну? А я ни одной не встретил.
– Поищи, найдешь под забором, а утром отправишь обратно, и никаких забот. Не то что со мной – нянчиться с утра до ночи.
– Бог мой, если ты думаешь, что после того, как с меня за день семь потов сойдет, я еще вечером готов развлекаться с какой-нибудь толстухой, то у тебя явно преувеличенное представление о моих физических возможностях. Да не дергайся ты, когда я тебя целую.
Под нашими окнами Джо и Дик водили лошадей взад и вперед по аллее.
– Сюда могут войти, – сказала я.
– Да пусть входят, нам-то что?
Как бы я хотела относиться к дому моего брата с таким же пренебрежением, как и он… Уже стемнело, когда он собрался уходить. Я лежала и чувствовала себя не меньшей грешницей, чем в восемнадцать лет, спускаясь вниз с яблони.
– Я приехала в Редфорд не для того, чтобы так здесь себя вести.
– Меня мало волнует, для чего именно ты сюда приехала.
Я вспомнила о Джо и Робине, Перси и Филиппе, собравшихся внизу в холле, и о двух пареньках, прогуливающих лошадей под звездным небом.
– Ты поставил меня в неловкое положение.
– Не волнуйся, дорогая, я сделал это уже шестнадцать лет назад.
Он рассмеялся и взялся за ручку двери. У меня возникло непреодолимое желание швырнуть в него подушкой.
– И ты еще смеешь называть законников лицемерами! – воскликнула я. – А сам-то ты кто? Этот мальчик – твой драгоценный Джозеф – ты ведь говорил, что он твой родственник?
– Так и есть, – усмехнулся он.
– А кто его мать?
– Молочница из Киллигарта. Добрейшей души была девица. Сейчас замужем за каким-то фермером, мать двенадцати детей, все крепкие и здоровые, как на подбор.
– А когда ты узнал про Джозефа?
– Примерно с год назад, когда вернулся из Германии и} собирался в Ирландию. Похож на меня, правда? Я покупали сыр и сметану у его матери, и она меня узнала. То-то мы смеялись с ней на кухне, вспоминая прошлое. Она зла на меня недержит. А хороший парень вышел! Единственное, что я мог, это взять его с собой, чтобы не сидел у них на шее. Теперь я его ни за что на свете не отдам.
– От таких рассказов остается горький привкус.
– У тебя, возможно, но не у меня. Не будь ханжой, Онор.
– Но ведь ты жил в Киллигарте, когда ухаживал за мной.
– Черт, я ведь не каждый день к тебе ездил.
Через минуту снизу до меня донесся смех, я услышала, как они вскочили на лошадей и помчались по аллее, а я лежала, уставившись в потолок, и думала о том, что яблоневый цвет, такой ослепительный и благоухающий все эти годы, несколько поблек. Однако вместо того, чтобы сходить с ума по этому поводу – как, не сомневаюсь, и произошло бы раньше – сейчас, в тридцать четыре года, я восприняла это на удивление спокойно.
21
На следующее утро я уже ждала, что мой брат ни свет ни заря поднимется ко мне и с ледяным спокойствием сообщит, что он не позволит превратить Редфорд в дом терпимости для всякой солдатни. Я наизусть знала все его доводы: как я могла забыть о его положении в графстве и о благополучии его сына, и о тонких чувствах Филиппы, нашей невестки; к тому же, хотя время сейчас и непростое – идет война, – все же люди нашего круга должны придерживаться общепринятых норм поведения.
Для себя я уже решила, что в крайнем случае попрошу Сесилию приютить меня, и даже заготовила подходящие к случаю объяснения, как вдруг до моего слуха донесся знакомый звук мерных солдатских шагов. Я попросила Матти выглянуть в окно, и она сообщила мне, что по аллее к дому марширует рота пехотинцев, и на плече у каждого герб Гренвиля. Я поняла, что это только подольет масла в огонь, ведь мой брат и так, наверное, зол на весь мир.
Однако не в силах сдержать любопытства, я вместо того, чтобы сидеть у себя, как провинившийся ребенок, попросила слуг отнести мое кресло в холл, где стала свидетельницей того, как мой брат раздраженно спорит с каким-то дерзкого вида молодым офицером, который холодным равнодушным тоном сообщал Джо, что генерал считает Редфорд идеальным местом для наблюдения за вражеской батареей в Маунт Баттене, и поэтому просит освободить для него несколько комнат с северо-западной стороны, где будет расположен временный штаб. Не будет ли мистер Джон Гаррис так любезен показать ему эти комнаты?
Мистера Гарриса, добавил он, это вторжение никак не обременит, так как генерал привезет с собой слуг, поваров и провизию.
– Я протестую, – услышала я голос брата, – это абсолютно незаконные требования. Здесь для солдат нет никаких условий. У меня самого очень много работы, дела графства…
– Генерал просил передать, – оборвал его офицер, – что у него имеется подписанный Его Величеством документ, дающий ему право реквизировать любое поместье в Девоншире и Корнуолле. У него уже есть штабы в Закленде, в Веррингтоне и Фитцфорде, причем обитателям этих мест пришлось покинуть поместья и искать пристанища на стороне. Разумеется, он не собирается поступать с вами, сэр, столь сурово. Итак, могу я посмотреть комнаты?
С минуту брат смотрел на него, поджав губы, а затем, повернувшись, повел вверх по лестнице, с которой только что спустилась я. Естественно, я постаралась не попадаться ему на глаза.
Все утро пехотинцы устраивались в северном крыле дома. Наблюдая за ними из высокого окна холла, я видела, как повара и поварята волокли на кухню ощипанных кур и уток, копченый окорок и многочисленные ящики с вином. Филиппа, сидевшая рядом со мной, оторвалась от вышивания и робко заметила:
– Генерал, кажется, всерьез решил запастись провизией. Я не видела такого изобилия с начала осады Плимута. Где он все это достал, как вы думаете?
Я была занята тем, что изучала свои ногти, которые следовало уже приводить в порядок, поэтому ответила, не поднимая глаз:
– Наверное, взял в тех поместьях, которые реквизировал.
– Но мне казалось, – не отступала Филиппа, – Перси рассказывал, что сэр Ричард никогда не грабит.
– Возможно, – произнесла я равнодоушно, – сэр Ричард рассматривает уток и бургундское как военные трофеи.
Вскоре она поднялась в свою комнату, и я осталась одна. Через некоторое время вниз спустился Джо.
– Думаю, – мрачно начал он, – это тебя мне надо благодарить за вторжение.
– Я ничего не знаю об этом.
– Чепуха, уверен, что вы вчера обо всем договорились.
– Вот уж нет!
– Что же тогда вы делали вдвоем столько времени?
– Предавались воспоминаниям.
Он немного помолчал, а потом заметил:
–Мне казалось, что в твоем нынешнем состоянии, дорогая Онор, возобновление прежних отношений невозможно, и о бывшей близости не может быть и речи.
– И мне так казалось. Поджав губы, он глядел на меня.
– Ты всегда, даже в юности, вела себя неприлично. Боюсь, мы все – Робин, твои сестры и я – сильно избаловали тебя. А теперь, в тридцать четыре года, ты своими поступками напоминаешь мне молочницу.
Более неудачное сравнение трудно было подобрать.
– Вчера вечером мое поведение совсем не походило на поведение молочницы.
– Рад это слышать, но нам так не показалось. У сэра Ричарда скандальная репутация на этот счет. Если он почти два часа проводит наедине с женщиной в запертой комнате, то это может иметь, по-моему, одно-единственное объяснение.
– А по-моему, как минимум десяток.
Говоря это, я понимала, на что иду, и поэтому не удивилась, когда брат, прервав нашу беседу, удалился, на прощание выразив надежду, что я не забуду об уважении к его крову.
Весь этот день я была полна боевого задора и ни в чем не раскаивалась, а когда вечером в Редфорд прискакал Ричард, как всегда настроенный несколько агрессивно, и приказал слугам подать обед для двоих в отведенные для него покои, во мне даже шевельнулось злорадство от сознания, что пока я с генералом наслаждаюсь жареной уткой, мои родственники сидят внизу в мрачном молчании.
– Так как ты не захотела приехать ко мне в Бакленд, – сказал он, – мне пришлось самому переехать сюда.
– Это большая ошибка – ссориться с братьями любимой женщины.
– Робин сейчас уехал с кавалеристами Беркли в Тави-сток, – ответил он. – Перси я отправил к королю. Осталось избавиться от Джо. Может, послать его к королеве во Францию? – и он завязал на платке узелок на память.
– И сколько же еще нам дожидаться капитуляции плимутского гарнизона? – спросила я.
Он неуверенно покачал головой.
– Пока мы были заняты боевыми действиями в Корнуолле, они сильно укрепили оборону, вот в чем дело. Если бы Его Величество послушался меня и задержался здесь со своей армией хотя бы недели на две, мы бы уже взяли Плимут. Но нет, ему непременно нужно было отправиться в Дорсетшир по совету этого Гайда. Поэтому мы и оказались на тех же рубежах, какие занимали на прошлую Пасху, до наступления Эссекса на Корнуолл, и народу у меня теперь меньше тысячи человек.
– Так, значит, ты не сможешь взять город штурмом?
– Без подкрепления не смогу, мне надо в два раза больше солдат, а я и так уже делаю все возможное, чтобы набрать людей. Возвращаю в армию дезертиров, вербую новых. Но всем им нужно платить, иначе они драться не будут. Так ведь оно и понятно, какой им смысл?
– Где ты взял это бургундское?
– В Лангидроке. Честно говоря, даже не подозревал, что у Джека Робартса такой отличный выбор вин в погребе. Теперь мы все его запасы перевезли в Бакленд.
Он поднял бокал, посмотрел на свет и улыбнулся.
– А ты знаешь, что лорд Робартс разгромил Менабилли только потому, что ты разграбил его поместье?
– Он всегда был круглым дураком.
– А ты чем лучше? Роялисты произвели не меньше разрушений, чем мятежники. Кстати, Дик рассказывал тебе, что с нами в Менабилли была Гартред?
– И что она там искала?
– Серебро роялистов.
– Бог ей в помощь. Я бы и сам не отказался от него, было бы чем платить солдатам.
– Она была очень нежна с лордом Робартсом.
– Еще не родился такой мужчина, с которым Гартред не была нежна.
– А тебе не кажется, что она шпионит в пользу парламента?
– Ты к ней несправедлива. Ради денег она на многое пойдет, но предательство? Знаешь, как говорят: в Корнуолле из трех знатных семей Годольфины самые умные, Трелони самые смелые, а Гренвили самые преданные. Гартред в душе настоящая Гренвиль, а то, что спит со всеми подряд, это к делу не относится.
Брат всегда будет стоять горой за сестру, подумала я. Возможно, в этот самый момент Робин так же, не щадя сил, отстаивает мою честь.
Ричард поднялся, подошел к окну и бросил взгляд на Каттвотер и Плимут.
– Сегодня, – сказал он тихо, – я решил пойти ва-банк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60