Только происходило ли это и вправду здесь? Сердце бешено колотилось. «Китайская коробочка», – сказал бы Том с ухмылкой. Эта китайская коробочка была ни на что не похожа. Ты закапываешь в землю жестянку, полную червей. А когда откапываешь ее пару недель спустя, то черви уже сожрали друг друга. Остался только один, жирный, сочный, сумевший выжить.
Она припомнила эту точку. Там, в кустарнике, не будет и десяти футов отсюда. Она подошла к густому подлеску, где что-то посверкивало. Волнение ее росло, но когда она раздвинула кусты – стихло: Чарли увидела простую стекляшку от разбитой бутылки. Она отбросила ее и опустилась на колени.
Вот она, эта точка, здесь.
Чарли поднялась и побрела прочь, чувствуя себя глупо. Глядя вниз, на чудесный пейзаж, она попыталась сопротивляться, но ее тянуло назад, и, вернувшись, она снова опустилась на колени. На этот раз Чарли копала руками, забивая ногти песчаной почвой. Появился Бен и лизнул ее в лицо, полагая, видимо, что она играет в какую-то игру.
– Хорошо, малыш, помогай-ка мне рыть! Там закопаны здоровые кости!
Он сел и заскребся. Чарли углубилась на несколько дюймов и почувствовала что-то жесткое, оцарапавшее ей палец, разгребла вокруг почву и увидела, что это кусочек камня.
Она расширила норку, ободрав до боли руку о какой-то другой острый камень. Под ним Чарли ощутила холодную слизь червя, прилипшего к ее пальцу, и с гримасой стряхнула его прочь.
«Глупо», – подумала она, вставая. Бред какой-то. Нужна лопата. Надо было принести какую-нибудь лопату. Она стряхнула с рук землю и уставилась на выкопанную ею небольшую кротовую норку. Часы показывали без четверти одиннадцать. Капля дождя ударила Чарли по лицу. Она сгребла мыском сапога землю обратно в нору и, плотно утоптав, поспешила к дому, то пускаясь бегом, то переходя на шаг.
Уже перевалило за полдень, когда она вернулась к камню. Дыхание перехватывало, по телу струился пот.
Несколько минут Чарли посидела, прислушиваясь к тишине, к ветру. На небе появлялись голубоватые прогалины, стало светлее. Она повертела мастерок в руках. Заржавленный старый инструмент, с затвердевшей коркой земли по краю, был слегка изогнут.
Она огляделась.
В оранжевых непромокаемых плащах позади нее устало тащились вверх по тропе туристы, но на развилке они свернули в другую сторону. Ветер трепал волосы, бросал их в лицо Чарли. Какой-то голос внутри нее шептал: «Возвращайся назад! Брось ты это!»
У кустарника Чарли опустилась на колени. Ее пульс бился у основания большого пальца правой руки, словно кто-то защемлял там кожу. Она ощутила непонятную пульсацию в правой руке выше кисти и щекотание в глубине горла. Еще раз она посмотрела вокруг, а потом начала рыть.
Спустя полчаса небо еще немного прояснилось. Чарли выкопала воронку дюймов в восемнадцать глубиной и все думала: «А чья, собственно, это земля и разрешено ли здесь кому бы то ни было выкапывать ямы? Может, это земля фермера? Или государственная собственность? Не появится ли вот-вот из-за деревьев рассерженный лесничий?»
Бен убежал куда-то, и Чарли почувствовала себя очень одинокой и беззащитной. Тишина стояла жутковатая. «Брось ты это, нет здесь ничего. Никакой жестянки». Она воткнула мастерок в землю, испытывая разочарование и размышляя, стоит ли продолжать рыть, машинально надавила на ручку своего инструмента, и тут-то прозвучал металлический звон.
Она застыла.
Приподняв мастерок на дюйм, Чарли еще раз толкнула его вниз. И снова донесся звон, но уже глуше. Сначала она рыла осторожно, осматривая все вокруг, но потом отбросила мастерок и стала копать руками. Что-то острое оцарапало ей палец, и в грязь упала капелька крови. Она опять взяла мастерок, срезая почву по обе стороны.
И наконец, Чарли, как рычагом, подняла мастерком маленький, облепленный грязью предмет. Он был легким и едва ли весил больше, чем прилипшая к нему земля. Внутри предмета что-то дребезжало, потому что руки у нее дрожали.
Лезвием мастерка Чарли соскребла грязь. Проступил поцарапанный и помятый металл. Небольшая прямоугольная консервная банка, три дюйма в поперечнике и дюйм в высоту. Местами ржавчина почти прогрызла стенку банки насквозь. Чарли обхватила ее ладонью, и тогда ей послышался голос Эрнеста Джиббона:
– Что вы несете? Почему вы закопали это?
Это была та самая консервная банка, которую она несла, но только та была блестящая, новая. И все же Чарли была уверена, что эта та самая банка. И боялась ее открывать.
Она заглянула в воронку. Две половинки червяка извивались на дне. Порой, когда ты открываешь эту консервную банку, червяк оказывается больше, чем ты ожидаешь.
Крышка не поддавалась. Чарли еще раз попыталась приподнять ее, но крышка не шелохнулась. Тогда она сунула под нее лезвие мастерка и повернула его как рычаг. Край крышки загнулся вверх, потом со слабым шипением сжатого воздуха и звучным хлопком освободился и упал в норку.
В консервной банке лежал медальон в форме сердца.
Чарли оцепенела. Ярко-красное эмалевое сердечко, размером в дюйм, с потускневшей золотой, холодной как лед цепочкой, которая, выскользнув, свешивалась вниз с ее запястья. Цепочка тускло посверкивала в свете солнца, прорвавшегося сквозь тучи. Чарли прищурилась.
Она знала этот медальон. Знала, что внутри него обнаружит аккуратно сложенную записочку. Сердце ее трепетало, глаза затуманились. Вынув из банки ставшими вдруг неповоротливыми пальцами медальон, она увидела крошечную петельку и еще меньше застежку, хотя и немного заржавевшую, но все же сдвинувшуюся под нажимом ногтя ее большого пальца. Внутри медальона приютился микроскопический кусочек бумаги, пожелтевший, хрупкий, сложенный несколько раз. Ветер заволновал его, и Чарли закрыла медальон, боясь, что листок сдует. У нее кружилась голова.
Она намочила пальцы слюной и вытерла их о джинсы так чисто, как смогла, после чего, защищая крохотный квадратик от ветра, вынула его и развернула. Расплывшиеся, смазанные чернила побурели от времени, бумага же стала такой ломкой, что Чарли испугалась, как бы она не рассыпалась. Почерк едва различался:
«Дорогой Камень, я люблю его. Пожалуйста, верни мне его. Барбара».
– Что это вы делаете?
Внутри нее будто потянули за рычаг, переключивший течение ее крови с медленного на быстрое. Незнакомый маленький мальчик с каштановыми волосами и серьезным веснушчатым лицом внимательно смотрел на нее.
– Вы загадываете желание? – спросил он.
Она кивнула, выдавив из себя слабую улыбку.
Женский голос окликнул:
– Тимоти! Пойдем, дорогой мой!
Малыш скрылся из вида.
– Мам! Мама! Там какая-то дама наверху, она загадывает желание!
Лицо Чарли покраснело от смущения. И от чувства вины. Чужой медальон, чужая записка. Она не имела никакого права раскапывать, читать, подглядывать…
Положив листок на старое место, она плотно закрыла консервную банку с медальоном и опустила в норку. Потом насыпала мастерком землю и утрамбовала ее. Когда она вернулась, чтобы уйти, мальчик снова появился рядом.
– Это ваша собачка? – спросил он.
– Да.
– А как ее звать?
– Бен.
– Я тоже здесь загадывал желание, – сказал он.
– И что же ты пожелал?
– Я пожелал, чтобы этот камень помог моему папе выздороветь.
– И помогло? – улыбнулась Чарли, испытывая облегчение, что она не одна.
– Не-а. – Его лицо сморщилось. – Он так и умер.
15
Том набрал четыре очка первым же мячом.
– Я знал, что он может отбивать, – угрюмо сказал Вик, хозяин «Георгия и Дракона», словно он смазал подачу. – Я всегда могу отличить хорошего отбивающего, как только увижу.
– Отлично сделано, дорогой! – завопила Чарли, аплодируя громче всех.
Она стояла рядом со столом для чая, наблюдая, как подающий игрок меряет шагами расстояние для разбега, потирая мячом левую ягодицу. Вот он начал разбегаться: медленно, быстро, медленно, быстро… Мяч пронесся по воздуху и после промашки Тома миновал охраняющего воротца.
– Так вот! Вперед! – заорал отбивающий на дальнем конце, уже находившийся на полпути к разделительной черте.
Том успел добежать до дальней черты задолго до того, как принимающий игрок коснулся мяча. Раздались новые аплодисменты. Принимающие игроки ждали, когда второй отбивающий займет свое место.
Чарли почувствовала каплю дождя на лице. Лежавшие на козлах-столах салфетки под кексами трепетали на ветру. Тявкая, носился между ножками стола терьер Виолы Леттерс. Присев на корточки, Чарли потрепала собаку и пощекотала ей грудь.
– Ну как, паренек, может, подружимся, а?
Пес на пробу лизнул ей руку. Подошел раздувшийся от предохранительных подушечек Хью Боксер, с потрепанной битой под мышкой. Его экипировка – натянутая на лоб шапочка, вышедший из моды университетский значок для крикета да мешковатые белые брюки – хорошо соответствовала близкой ему атмосфере уходящего аристократизма.
– Чертовски великолепный удар, – сказал он. – Дерзкий удар для открывающего. Похоже, Том хороший игрок.
– Раньше был очень хорошим.
– Таким и остается. Кстати, спасибо вам за прошлый вечер, – сказал он.
– Надеюсь, он вам понравился?
– Это был отличный вечер. Лаура – сообразительная девушка. – Его глаза смотрели испытующе.
– О да, – ответила Чарли. – Я сегодня утром поднималась к этим камням, ну, к Желанным.
– В самом деле?
– Вы были правы: довольно приятная прогулка. – Она мельком взглянула на ногти, еще не до конца очищенные от грязи. – А этот вот обычай… закапывать вещи… он все еще существует?
– Вы, возможно, застали того странного ребенка, который делает это время от времени. Я думаю, что люди в наши дни стали менее сентиментальны.
Он нагнулся, чтобы потуже закрепить ремешок на одной подушечке. Послышался хруст, и на поле все стихло. Позади отбивающего средняя спица воротцев была отогнута назад. С облегчением она увидела Тома на другом конце поля.
– Пришел мой черед, – сказал Хью и ухмыльнулся.
– Удачи вам!
– Да, мне она пригодится.
Защитные подушечки захлопали по его телу, когда он широко зашагал к полю, натягивая перчатки. Чарли прикинула, что здесь собралось сотни две людей, толпившихся вокруг палатки с благотворительной распродажей и лотереей и сидевших на скамьях перед крохотным павильоном. Раскинувшись на ковриках для пикника, несколько семей лежали вдоль границы поля. Комментируя матч из-под зеленых солнцезащитных козырьков, два старых хрыча сидели в шезлонгах перед деревянным судейским столом.
Пока двое других игроков по очереди подавали ему мячи, отбивающий стоял у тренировочной сетки. Каждый раз он отбивал подачу легким мастерским касанием. С крохотной битой и резиновым мячиком группка детишек играла свой матч. Гамбургеры и бутерброды с сосисками шипели на большой сковородке. На ветру с риском улететь раскачивался плакат: «БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ МАТЧ ЛИГИ».
– Почем пирожное «корзиночка»? – спросил подошедший ребенок.
– Двадцать пенсов, – ответила Чарли.
Он вручил ей замусоленную монетку, которую она бросила в жестянку, и взял себе розовое пирожное.
На скамеечке для дойки коров у стола на козлах, заставленного перевернутыми на блюдцах чашками, стояла Виола Леттерс, заглядывая в массивный стальной самовар. Послышались вялые хлопки аплодисментов, когда Хью добрался до разделительной линии, а неудачливый отбивающий вернулся к товарищам по команде.
– Не везет, Джонни!
– Да, поймал он меня на этот удар. Он, видно, подавал за кентскую команду, тот вон парень.
Чарли наблюдала за Хью и Томом. Мяч с силой летел на Хью, но он чисто отбил его. Рефери крикнул:
– Партия!
Крикет. Беспечные денечки, вызывавшие приятные воспоминания. Том играл в крикет регулярно, когда они впервые поехали отдыхать, и она проводила счастливые часы, валяясь, подставив спину солнцу, посматривая кругом, читая много раз подряд одну и ту же страницу книжки в мягкой обложке, жуя сладкие стебельки травы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45