Он гордился своим инженерным талантом. Надо лишь посильнее потянуть за конец жгута, торчащего под мышкой, и вся конструкция, вместе с матрацем, перевалится на пол. При определенных обстоятельствах неоценимый маневр. На полу, как на борцовском ковре, есть возможность поползать, не то что на кровати. Конечно, Петрозванов сознавал, что все это полумеры, а если пришлют нормальных ребят, ему не вывернуться, как в первый раз. Не помогут ни шкворни, ни ножи, ни перевалочная конструкция, а спасет только чудо. Будучи элитником, он не верил в чудо, а верил в боевое мастерство и трезвый расчет.
Старлей чувствовал, что обложен плотно, со всех сторон, как волк, и стыдился того, что стал слишком легкой добычей. От отчаяния начал подбивать Тамару на совместный побег, но та поддавалась туго, не принимала его уговоры всерьез. Никогда ему не было так худо, как в этой палате, на пороге вечности. Он пытался делать упражнения для сохранившей подвижность правой руки, зато одурманенный лекарствами и болью умишко вот-вот грозил выйти из подчинения, чего он опасался пуще всего.
- Мишаня! - позвал на сей раз собровца, но дверь отворилась и вместо добродушного малого в палату вошла пожилая санитарка в сером халате, с пластиковым ведром и шваброй. Прежде Петрозванов ее не видел, но обрадовался хоть кому-то.
Санитарка плотно прикрыла дверь, намочила швабру в ведре и, делая палкой неловкие круги, приближалась к нему боком. По неуверенным движениям Сергей предположил, что она на сильной поддаче, как и положено больничным санитаркам на работе.
- Почему не здороваешься, матушка? - обратился к ней, - Скажи хотя бы, сейчас ночь или день?
Женщина выронила швабру и обернулась к нему улыбающимся лицом, на котором наивно светились круглые кроличьи глазенки. В один миг Петрозванов понял, кто к нему пришел. И поддельная санитарка тоже больше не прикидывалась. Подмигнула заговорщицки:
- Вечер, сынок, поздний вечер. Хорошим мальчикам пора баиньки.
- Убивать будешь? - уточнил Петрозванов.
- Ничего личного, - объяснила злая баба, - В соответствии с контрактом... Не горюй, парень, с такой раной ты все равно не жилец.
- Тоже верно, - согласился старлей, уже зажав в правой пятерне рукоять ножа.
Обманная санитарка срамным жестом, будто хотела почесать промежность, нырнула рукой под халат и вытащила черную "беретту" с навинченным серебристым глушителем.
- Закрой глазки, - посоветовала. - И не будет бо-бо. Петрозванов ударил ножом по вытянутой руке в самый последний момент, когда палец убийцы уже завис на крючке. Полоснул удачно, будто вырезал из ладони оружие, и, не дожидаясь результата, дернул жгут. Конструкция сработала и с грохотом вывалила его на пол. Там он приложился затылком о паркет - и все дальнейшее видел сквозь сиреневую пелену. Санитарка размахивала окровавленной лапой, в которой не было пистолета. Подула на нее. Укоризненно заметила, наступив Петрозванову ногой на грудь.
- Шалунишка ты, чекист. Разве так можно? Обидел пожилого человека при исполнении. Теперь придется тебя резать, а ведь это больнее.
В пальцах сверкнуло длинное тонкое лезвие обыкновенной бандитской выкидушки и устремилось к его горлу. Опять в последний момент он закрылся рукой - и, не почувствовав боли, увидел, как острие, прошив ладонь, выскочило между указательным и средним пальцами. Убийца выдернула нож, подобралась удобнее, подошвой давя на кадык:
- Ах, балда, живчик какой! Угомонись, служивый. Контракт есть контракт. Надо же понимать.
Женщина явно растягивала удовольствие, и это устраивало Петрозванова. Он успел немного отдышаться и приготовился еще раз перехватить нож, но это не понадобилось. Увлеченные поединком, оба не заметили, как в палате появился третий. И этот третий был Сидоркин.
- Брось нож, мамаша, - насмешливо окликнул от двери. - Спектакль окончен.
Санитарка подняла голову, словно услышала дальнее эхо. По детскому личику скользнула гримаса досады.
- Ты кто? - спросила, не оборачиваясь.
- Дед Пихто, - ответил Сидоркин. - Бросай нож, тебе говорят.
- Пожалуйста. - Санитарка нагнулась, но вместо того чтобы положить нож на пол, метнула его через плечо, на звук. Проделала трюк мастерски. Если бы не реакция майора, нож вошел бы ему в рот.
- Ух ты! - заметил он одобрительно.
Магомай-Дуремар уже летел на него следом за железным посланцем, двумя рысьими прыжками преодолел палату, но на этом все закончилось. Негромко рыгнул "Макаров" в руке майора, и третий прыжок оказался для Магомая последним в жизни. Он умер в броске, едва не дотянувшись когтями до врага.
Сидоркин обошел упавшее тело и присел возле Петрозванова на корточки.
- Здорово, Серж.
- Привет, командир... Вовремя подоспел. Он же мог меня убить. Контрактник. Видишь, какой свирепый.
- Ничего, отсвирепствовался... Как сам себя чувствуешь?
- Более или менее... Операцию обещали. Сегодня или завтра. Чего-то со временем путаюсь.
Глаза у Сережи мокро блеснули, и майор отвернулся, чтобы не смущать друга...

ЭПИЛОГ
К родному дому Иванцов подходил, чувствуя себя Одиссеем, вернувшимся из дальних странствий. Вон знакомый подъезд, стоянка машин, приветственные оклики водил... Кто там стоит? Ага, Юра Гучков, Павел Данилович, какие-то азиаты, наверное охрана нового русского Алабаша Кутуева из второго подъезда. Та же картина, что была месяц-полтора назад, да не совсем. Иванцов каким-то иным зрением видел сегодняшний день и недавнюю жизнь, скудную, унизительную, но упорядоченную, понятную, с единственной заботой - заработать на хлеб насущный. Удастся ли заново приспособиться к сумрачному, юродивому россиянскому капитализму? Иванцов не был в этом уверен.
Час назад попрощался с людьми, которые вдруг стали ему роднее родных, - с Сидоркиным и Надин. Проводил их на Курский вокзал. Прямо с конспиративной квартиры, где натаскивал двойника, они отправились в свадебное путешествие, но куда - не сказали. Сидоркин и его звал с собой, уверял, что в Москве пока не совсем безопасно для не до конца переделанного, но Иванцов отказался. Тянуло домой. Да и в каком качестве ехать в свадебное путешествие?
В купе выпили по маленькой за помин души двойника Громякина. У Иванцова слезы навернулись на глаза, нервы, черт бы их побрал, но Сидоркин его успокоил.
- Не переживайте, Анатолий Викторович. Может, он уцелел. Наш Громяка. Кто в хосписе побывал, у тех две жизни в запасе.
Надин любую фразу суженого воспринимала как повод зависнуть у него на шее. Иванцов на пустые слова не обратил внимания, но неожиданно для себя спросил:
- Как жить дальше, Антон? Сидоркин ответил не задумываясь:
- Так же, как и раньше. С большой оглядкой. Через минуту Иванцов стоял у дверей родной квартиры. Карманы пустые: ни ключей, ни документов, ни денег. Позвонил - и открыла Мария Семеновна. Манечка. После всего, что с ним произошло, Иванцов полагал, что утратил способность удивляться, но выяснилось, что это не так. Мельком взглянув на него, Манечка проворчала:
- Проходи на кухню. Обед на плите. Третий раз подогреваю.
Повернулась - и ушла в комнату, откуда через пару минут донеслись детские голоса. Значит, по-прежнему репетиторствовала.
Иванцов умылся в ванной, но душ принимать не стал - и даже не переоделся. Сходил, как велела Манечка, на кухню, посидел за столом, накрытым клеенкой в сине-зеленых цветах, гае каждое пятнышко родное. На плите сковородка с жареной картошкой, залитой яйцами. На столе - миска с квашеной капустой, сдобренной постным маслом. Его привычная еда. Как понять? Ждала его, что ли? Но почему так встретили, будто он выходил за сигаретами? А может, так и есть? Может, он действительно отсутствовал недолго, а все остальное привиделось? От этой мысли стало страшно, как бывало в хоспи-се, когда накатывала явь, смешанная с дурью.
Заглянул в гостиную, где Манечка занималась детьми. Вокруг нее собралось аж четверо: трое мальчиков, черненьких, как воронята, и девочка, желтолицая, с раскосыми глазами. Похоже, китаяночка. Иванцов поманил жену пальцем - и через какое-то время она вышла к нему на кухню.
- Что, Толя? Почему не поел?
- Я не голодный... Что случилось, Маня?
- О чем ты?
- Почему не спрашиваешь, где я был? Улыбнулась какой-то обреченной улыбкой:
- Что толку спрашивать? Все равно правды не скажешь.
- Долго меня не было? Тут уж удивилась Манечка:
- Не знаешь, сколько тебя не было? Побольше месяца.
- И ты так спокойно об этом говоришь?
- Ох, Толя, если бы я из-за всякой ерунды переживала... Он сдержанно проглотил эту "ерунду", не поморщился. Спросил, как дети. Оленька? Виталик? Жена на секунду оживилась. Виталик в Лондоне по делам своей фирмы. Оленька в политическом турне на Ближнем Востоке вместе со своим шефом. Иванцов уточнил:
- С Громякиным?
- Ну да. С кем же еще?
- Мне казалось, у нее там какие-то неприятности?
- Верно, были. Теперь все утряслось... Кстати, она просила, когда вернешься, чтобы позвонил по этому телефону.
Протянула визитную карточку, на которой Иванцов прочитал: Гнеушева Маргарита Васильевна. Фирма "Дизайн-плюс". На мгновение у него помутилось в голове, но он взял себя в руки.
- Зачем я должен позвонить?
- Она сказала, сам сообразишь.
В задумчивости Иванцов машинально закурил, чего обычно не делал при жене, берег ее здоровье. Мария Семеновна смотрела на него вопросительно.
- Толя, что-нибудь еще? Или я пойду? Урок скоро кончится. Тогда поговорим.
- О чем. Маша?
- Ну я же вижу, ты чем-то обеспокоен.
Он боялся взглянуть ей в глаза, боялся увидеть то, что слышал в голосе. Обожгло подозрение, что по ошибке вернулся не домой, а в хоспис, вот сейчас откроется дверь и влетит смеющаяся Макела или кто-нибудь еще из тамошних обитателей. Лоб покрылся испариной, но слабость была мимолетной. Ответил спокойно, рассудительно:
- Хорошо, Манечка, иди, заканчивай урок. После поговорим.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58