На какое-то время Холмс замолчал, а затем продолжил:
- Но с распространением христианства культ Великой Матери постепенно ушел в тень. Со временем в нем окрепла и стала определяющей темная сторона. Он стал культом смерти и власти, проклятия и зла, и когда-то веселый и радостный праздник плодородия превратился в маниакальное действо с извращенными формами эротизма.
Холмс взял со стола остаток белого пера.
- Голубка, - сказал он, - была когда-то в Элевсине священным символом света, мира и любви. Но что мы наблюдаем в Уэйлс-Корте: эти люди сжигают голубок заживо в железных клетках. 30 апреля, накануне старого праздника плодородия богини Белтаны, Дрю собрал их и приобщил к постыдным ритуальным беснованиям, которые вызвали в них самые низменные инстинкты.
- Не понимаю, как он мог использовать для этого обыкновенные пьяные оргии, которые в обычае у богатых, - заметил полковник.
- Вы должны понять, что Дрю хорошо знаком с некоторыми необычными философскими учениями и таинственными религиями, с драматическими, насильственными и эротическими ритуалами. В Лондоне полно богатых молодых мужчин и женщин, которым наскучила светская жизнь. Они читают Гюисманса и хотят таких же возбуждающих забав, которые он описывает. Рано или поздно они сводят знакомство с Дрю. Притворяясь ученым или даже служителем древнего культа, он заманивает их в свои сети, оставляя метки на их душах, что делает молодых людей послушной добычей.
- Но каким же образом? - спросил полковник.
- Секрет низменного и подлого дела Дрю заключается вот в этом, - ответил Холмс и взял со стола два фантика.
- Наркотики? - высказал я предположение.
- Нет, хотя кое-какие наркотики он и использует. Но эти порошки проще по химическому составу.
Он развернул фантики, высыпал их содержимое в пепельницу и поднес горящий конец сигары к серебристой поблескивающей пудре. В пепельнице вспыхнуло белое пламя, ярко осветив всю комнату, что заставило нас всех резко отпрянуть.
- Магниевый порошок! - воскликнул полковник Харден. - У него на службе состоит фотограф!
- Совершенно точно, полковник. Магниевая смесь, используемая фотографами для вспышки. У меня почти не было сомнений уже тогда, когда инспектор Стаббингтон нашел этот порошок, и когда были обнаружены следы треноги в спальне.
- Шантаж фотографиями! - воскликнул инспектор. - Ах, грязный негодяй!
- И жертвы Дрю, - заметил Холмс, - именно поэтому никогда не жалуются. Они скорее пойдут на банкротство и даже смерть, нежели рискнут тем, чтобы Дрю обнародовал подобные фотографии.
- Но какое дело этому грязному шантажисту до меня и моей семьи? Мои дети еще слишком малы и не имеют доступа к моим деньгам. Не сходится, - возразил полковник.
Шерлок Холмс встал и открыл окно, чтобы свежий воздух рассеял сигарный дым, повернулся и оперся о подоконник, его высокая фигура казалась темным пятном на солнечном свету.
- Если вы и ваши близкие рассматривались бы как очередные жертвы, тогда бы вы получили хитроумно замаскированные приглашения на одно из больших сборищ Дрю, но вы таковых не получили. На вашу долю достались только угрозы, которые шли по возрастающей и закончились похищением вашего сына. Дрю не рассматривает вас как потенциальную жертву, полковник Харден, но по какой-то причине вы стали представлять для него очень существенную угрозу.
Несколько минут полковник жевал сигару, и лицо его поминутно меняло выражение.
- Послушайте, - сказал он наконец, - мы уже говорили с вами об этом, мистер Холмс. Я никоим образом не могу представлять угрозу для кого-нибудь в Англии, если не считать этого отвратительного шантажиста Дрю. Но вы проделали такую большую работу. Вы не ошиблись в своих предположениях относительно Джея и, очевидно, правы насчет того, что происходит в этом доме. Вы можете мне сказать…
- Нет, - перебил его Холмс, - если вы собираетесь спросить, почему представляете угрозу для Дрю или по крайней мере почему он так считает, то я вам ответить на этот вопрос не могу и, наверное, никогда не смогу.
- Но послушайте, - сказал Харден, - я испытываю к вам чувство восхищения, мистер Холмс, с тех пор, как увидел вас за работой, но я не очень люблю получать отказы, И если все дело в гонораре…
Холмс остановил его, подняв руку.
- Мои гонорары, - ответил он, - всегда одинаковы за исключением тех случаев, когда я отказываюсь от них вовсе, они вообще не играют для меня никакой роли. Но существует одно непреодолимое препятствие для моих дальнейших расследований: почему Дрю вас преследует, полковник? И мое расследование на этом закончится.
Мы все буквально онемели при первом отрицательном ответе Холмса, а теперь замолчал и полковник. Холмс снова сел за стол.
- Позвольте мне выразить мою мысль иначе, - пояснил Холмс. - Вы, полковник, вызвали меня в Винчестер, чтобы я расследовал дело о похищении вашего сына. Вы поверили моим дедуктивным умозаключениям. Благодаря собственной находчивости и сообразительности Джей свободен и невредим. Мы знаем, кто был его похитителем, и если вы желаете отомстить и предъявить ему обвинение по статье «Преступление против личности» - вам это удастся. Свидетельские показания Джея позволят осудить Дрю, и он надолго сядет в тюрьму, но я вам не советую действовать таким путем.
- Да почему, черт возьми, не советуете? - проворчал Харден.
- Потому что это не даст ответа на ваш вопрос и не прекратит преследование вашей семьи со стороны сообщников Дрю ни сейчас, ни во время любого другого вашего приезда в Англию.
- Тогда что мне делать? - требовательно произнес полковник.
- В интересах вашей безопасности и безопасности вашей семьи единственный совет, который я вам могу дать, - уезжайте из Англии при первой же возможности.
Харден встал и, шагая вокруг стола, несколько раз затянулся сигарой. Наконец он снова подошел к своему стулу, но не сел.
- Мистер Холмс, - сказал он, - мой отец, Джи Уэйн Харден, человек незнатного происхождения, но он стал владельцем огромной табачной плантации и нажил на этом большое состояние. Он ни разу за всю свою жизнь не уклонился от столкновения ни с одним человеком, никому не лгал и никого не использовал в своих интересах. Он всегда меня учил, что человек должен делать не то, что хочется, еще менее, чего хотят от него другие, но только то, что должен.
Он опять откашлялся и продолжал:
- Мы освободили своих черных рабов еще до Гражданской войны, отец считал, что рабовладение пятнает честь христианина. Но когда началась стрельба в форте Самтер и я спросил у него, что делать, он ответил: «Рабство - зло, сынок, но право твоего штата на свободу выбора находится под угрозой». Это все, что он сказал, но для меня этого было достаточно. И подобно генералу Роберту Эдуарду Ли, я пошел защищать «свой штат своим мечом и своей жизнью».
Он замолчал. Мы тоже все молчали, восхищенные таким благородством.
- Я никогда не уклонялся от борьбы со сторонниками уступок Северу, аболиционистами, юнионистами или проклятыми куклуксклановцами, - продолжал он, - и ни одна грязная свинья, ни один шантажист не заставит меня покинуть Англию. Этот негодяй угрожал мне, он похитил моего сына. Я ни перед чем не остановлюсь, мистер Холмс, я останусь здесь и буду фотографировать, что мне заблагорассудится. Ваша полиция может позаботиться о моей семье, а когда Дрю и его отребье подберутся ко мне, вы расставите им ловушку. Это вам подходит?
По мере того как полковник говорил, глаза Холмса блестели все ярче. В конце речи он вскочил и тепло пожал руку старого солдата.
- Великолепно, полковник! - вскричал он. - Никто не имеет права просить вас об этом, но, если таково ваше желание, мы так и сделаем.
Полковник Харден сел и налил себе еще порцию бренди. Графин пошел по кругу… Затем заговорил инспектор Стаббингтон:
- А как вы отыщете Дрю, мистер Холмс?
- Вот с помощью этого, - ответил Холмс и угрожающе помахал чайной ложкой.
9
ЖРИЦА И ЖРЕЦ
В тот вечер мы составили план действий. Было решено, что под охраной местной полиции миссис Харден и ее дети уедут в Лондон, а там ответственность за их безопасность возьмет на себя Скотленд-Ярд. Тем временем полковник будет продолжать свои исследования, но под наблюдением самого Холмса.
На следующее утро, получив телеграмму, подтверждавшую, что в Лондоне нас ждут, мы с Холмсом во второй половине дня уже могли вернуться домой. Наши чемоданы погрузили в кеб, когда Холмс взглянул на часы.
- Немного рано для пятичасового чая, - заметил он. - Но мы, наверное, можем выпить его и в Винчестере. Кебмен, будьте так любезны, выгрузите наш багаж на станции, чтобы его отправили с лондонским поездом. Ватсон, вы не прогуляетесь со мной перед чаем?
Совершенно сбитый с толку таким внезапным решением, я попрощался с Харденами и присоединился к Холмсу.
- А вы, - сказал Холмс полковнику, - не выходите сами из гостиницы и своей семье не позволяйте, пока не будут обеспечены все меры предосторожности.
Час или около того мы с Холмсом прохаживались по большим и маленьким улицам Винчестера. Те, кто не был знаком с Холмсом, мог бы поклясться, что в этот момент ум моего друга не отягощают никакие посторонние мысли и заботы и что он безмятежно наслаждается солнечным днем в старинном городе, первой столице английских королей. Но я достаточно хорошо его знал, чтобы понимать, насколько глубоко он сейчас занят делом Хардена. Однако Холмс не соблаговолил поделиться со мной своими раздумьями, и я знал, что расспрашивать его в таких случаях бесполезно.
Около четырех часов дня мы оказались на маленькой улочке возле городского собора. Холмс задержался у кондитерской и привлек мое внимание к пирожным, выставленным в витрине:
- Мы могли бы подкрепиться здесь, совместив приятное с полезным. - И направился к двери.
Кондитерская оказалась просторнее, чем могло показаться, судя по скромному фасаду. Сразу за дверью находился прилавок, а за ним чайная комната. Там было несколько столиков, за ними сидели молодые люди, которых я принял за студентов местного колледжа.
Мы с Холмсом заняли свободный угловой столик и заказали чай. Должен сказать, наш заказ был выполнен с большим усердием и некоторое время наше внимание было целиком занято поглощением разнообразных печений, хлеба с маслом, пирожных и замечательного фруктового пирога.
- Все это очень приятно, - сказал я наконец, - но, может быть, для нашего присутствия здесь есть и другая причина?
- Во-первых, - ответил Холмс, принимаясь за второй кусок пирога, - тот факт, что за нами наблюдали во время пребывания в гостинице. Человеку, стоявшему на другой стороне улицы, было почему-то очень трудно завязать шнурок на ботинке, и я подумал, что лучше заманить его за нами в город и потерять из виду где-нибудь на маленьких улочках, что я и сделал. А во-вторых, желание опробовать вот это. - И он достал ту самую чайную ложку, что нашел в Уэйлс-Корте. - Обратите внимание, что на ручке ложки стоят буквы «К.В.К.». После нескольких минут разговора с директором гостиницы мне удалось узнать, что в Винчестере существует Кенсалловская виноторговая компания. Мы пришли по нужному адресу, и вы, доктор, убедитесь в этом, посмотрев на ложку, лежащую на вашем блюдце, так как на ней та же самая монограмма. Думаю, имеет смысл предположить, что владелец этой знаменитой компании поставляет свою продукцию в Уэйлс-Корт.
Когда официантка начала убирать со стола, Холмс спросил:
- Можно ли мне поговорить с хозяином этого заведения?
- С хозяйкой? - переспросила молодая женщина. - С миссис Кенсалл? Мы все очень заняты во время пятичасового чая, но пойду посмотрю, может, она сейчас как раз свободна.
Чайная комната со времени нашего прихода уже наполнилась народом, и вскоре мы увидели весьма дородную леди в длинном белом переднике, движущуюся, словно корабль под всеми парусами, сквозь море голов в нашем направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25