- недовольно спросил он. - А ну, построиться!.. - Встал у забора, вытянул вбок левую руку.
«Отцы» выстроились слева от него, постарались по росту. Тренер отошёл, наблюдал построение со стороны, раз-другой на часы глянул. Снова сказал:
- Здравствуйте, товарищи спортсмены!
Отсчитали про себя положенные для вдоха три секунды, ответили:
- Здра жла трищ трен!
Вышло здорово - стройненько, громко. Тренер улыбнулся.
- Так и держать, отцы… Сейчас я вам тронную речь скажу. Я - ваш тренер. Зовут меня Александр Ильич, кое-кто со мной уже познакомился. Вы прибыли на базу сборной. Но сие вовсе не означает, что вы уже - члены лучшей юношеской команды. Пока мы к вам приглядываемся, прицениваемся. Оценим - возьмём, если подойдёте. Оценивать будем две недели. За это время лично я выжму из вас все соки - и морковный, и яблочный, и желудочный. - Кто-то в строю хихикнул, но тренер грозно посмотрел на весельчака: мол, нишкни, время для шуток ещё не пришло. - Прыгаете вы высоко, но плохо. За две недели ничему серьёзному не выучить, но кое-что показать сможем. Лодырей, симулянтов, зазнаек не потерплю. Выгоню в шею. Распорядок дня объявлю после завтрака. А сейчас - марш в корпус!
Речь тренера Алику показалась толковой - краткой, ясной, без слюнтяйства, без ненужных посулов. Не понял он лишь это - «прицениваемся». Странная терминология. Рыночная. Но торопиться с выводами не стал: у каждого есть свои любимые словечки, привычный жаргон. У Алика в речи - тоже немало слов-паразитов. Отец говорит: «Поэт и жаргон - понятия чужеродные. Жаргон - это улица, а поэт - это студия». Но Алик не согласен с отцом. Студия - это камерность, замкнутость. А поэзия - это душа народа. Пусть звучит высокопарно, зато верно. Ну, а народ по-разному изъясняется…
Народ в лице тренера изъяснялся кратко и афористично. В речи его изобиловали тире и восклицательные знаки. Говорил - как стрелял.
- Работать будете в поте лица, - сказал он, когда ребята закончили завтрак. - Подъём - в семь утра! Зарядка! Кросс! Завтрак! Тренировка - до двенадцати! Вода! Душ, если холодно! Пруд, если тепло! Час - отдых! Обед! Полчаса - отдых! Тренировка - до семнадцати тридцати! Вода! Полчаса - отдых! Кросс! Ужин! Кино, телевизор, книги, шахматы! Сон! Впрочем, сами грамотные - прочитаете. Расписание висит в столовой на стене. Сейчас быстро - по комнатам, занять койки, переодеться и - на плац. Побегаем, разомнёмся, а то растряслись в автобусе, жиры развесили, смотреть на вас тошно.
В большой комнате, похожей на классную, двумя рядами стояло десять кроватей с деревянными спинками и панцирными сетками. Спать на такой кровати, Алик знал, было мукой мученической: сетка слушалась любого движения тела, прогибалась, норовя сбросить спящего на пол. Подумалось: при таком спартанском расписании стоило завести деревянные топчаны с хлипкими матрасиками поверх досок. Кстати, на даче Алик спал как раз на таком топчане и прекрасно себя чувствовал. А родители скрипели панцирными сетками, и по утрам на них больно было смотреть.
Кроме вышеупомянутых «коек» в комнате размещались тумбочки - по одной на брата, десять штук; четыре платяных шкафа и фикус на табуретке, развесистый фикус - мечта бабы-яги из второго сна Алика. Алик ухитрился занять кровать у окна, уложил на неё чемоданчик, щёлкнул замочками, достал синий тренировочный костюм - недавний подарок мамы, новенький, коленки ещё не оттянуты. Переоделся, побежал вон, краем глаза углядев, что Вешалка попал ему в соседи.
Выскочил на площадку перед корпусом, а тренер Александр Ильич уже прогуливается, на часы посматривает. Увидел Алика.
- Кто такой?
- Радуга я, Александр Ильич. Из пятьдесят шестой школы.
- Да помню я, - отмахнулся тренер. - Метр девяносто пять, Киевский район. Не о том речь. Почему так оделся? Холодно?
- Нет, - пожал плечами Алик. - Скорее жарко.
- То-то и оно. Форма одежды - одни трусы.
- Босиком? - не утерпел Алик.
Но тренер не заметил иронии.
- Босиком тяжко будет. Да и ноги посбиваете. В тапочках.
Помчался снимать костюм. В коридоре встретил Вешалку в таком же костюмчике, позлорадствовал про себя: сейчас назад побежит. Так и есть: на обратном пути опять встретились, Вешалка сердито на Алика глянул, и Алик подумал, что зря злорадствовал, мог бы и предупредить парня. Всё-таки две недели бок о бок жить, не два часа…
Минут через десять все наконец выстроились.
- Копаетесь, - сказал тренер. - Чтобы первый и последний раз… На построение - минута. С переодеванием - четыре. Побежали…
И потрусил впереди всех по дорожке, ведущей за ворота в лес.
Лес берёзовый, осиновый, еловый, таинственный, просвечивающий насквозь. Под ногами мягкая, усыпанная хвойными иголками земля, пружинит, помогает бежать. Тропинка неширокая, утоптанная, лёгкая тропинка. И темп бега невысок, прогулочный темп, Алик дома по набережной куда быстрее носился. Лёгкий ветерок упруго ударяет в разгорячённое жарой лицо, холодит грудь. Впереди, шагах в двух, машет ходулями Пащенко - как он ухитрился рядом попасть, вроде кто-то другой стоял. Как бы то ни было, а за Вешалкой хорошо бег вести: он не частит и не семенит, бежит ровно. Отдых, а не бег.
Увы, недолго так «отдыхать» пришлось.
Тренер в голове колонны, видно, припустил, потому что Пащенко чаще ногами заработал, и Алик, чтоб не отстать, тоже прибавил ходу. Стало потруднее. Местность пересечённая, то подъём, то спуск, поворотов - не счесть. Ветер уже не охлаждал лицо - жёстко бил по нему, пот тёк в глаза, слепил, ел солью. Солнце пропиралось сквозь кроны деревьев, норовило достать бегунов, ошпарить на ходу, поддать жару. Откуда-то взялись ветки по бокам тропинки - не было их раньше! - ударяли по телу. Всё как в бане: жара, пот, берёзовые веники. Но Алик баню терпеть не мог, не видел в ней удовольствия, не сумел отец приучить его к парной.
Бежал из последних сил, ждал второго дыхания, а оно не являлось, и неизвестно было - существует ли оно на самом деле или это - выдумка досужих репортёров, которые сами не бегают, не прыгают, не плавают, не крутят педали, а лишь пишут о том, как «на двадцать пятом километре к нему пришло долгожданное второе дыхание». Где оно, долгожданное?
Так и не пришло.
Зато тренер темп сбавил, и Алик почувствовал, что ещё может бежать, ещё не падает. Пожалел, что майки не было. Сейчас бы сорвать её, вытереть на бегу пот… Рукой вытирать приходится. А рука - сама мокрая, как из воды.
Интересно, сколько они бегут? Часы не взял, оставил на тумбочке… А бежать-то полегче стало, и ветерок опять холодит. Что за чудеса? Ах, ёлочки какие красивые - словно ныряют в овражек. За ними, за ними… А тренер - железный он, что ли? - опять темп взвинтил, и замелькали по сторонам ёлочки. Красивые? Чёрта с два, не до красоты больше. Вверх по склону, носом чуть землю не пашут. Вдоль оврага - быстрей. Сердце колотилось так, что казалось - выскочит, не удержится в грудной клетке. Алик прижал его рукой, но тут же убрал руку: труднее бежать, дыхание сбивается. Хватит ли его - дыхания? А Пащенко ещё быстрее помчался, и Алик опять попытался удержаться за ним, но понял, что не удастся, отстанет он от длинноногого Вешалки. И вдруг - как знамение - увидал впереди знакомый забор с золотыми воротами, жёлтенькие корпуса базы за ним и понял с облегчением: конец мукам.
Да, это был конец, но - первой серии. Без передышки железный тренер повёл их на задний двор, где они яростно пилили на козлах еловые стволы, кололи поленья. Впервые в жизни - если не считать сна с бабой-ягой - Алик взял в руки топор и, памятуя «сонный опыт», тюкнул, размахнувшись, по свежеспиленному кругляку. Топор со свистом рассёк воздух и воткнулся в землю рядом с поленом. Оно даже не шевельнулось. Алик озлился, повторил замах и попал-таки в дерево. Топор вошёл в него на полполотна, застрял - ни туда, ни сюда.
- Так дело не пойдёт, - сказал Александр Ильич, заметив тщетные потуги ученика. - Сегодня вечером вместо отдыха будешь тренироваться с топором. А пока не теряй темпа, иди попили. Это проще…
Не так-то и просто оказалось. Звенящее полотнище двуручной пилы гнулось и застревало в стволе. Напарником у Алика был Вешалка Пащенко. Алик ждал насмешки, но Вешалка только сказал:
- Не толкай пилу. Тяни её. Ты - на себя, я - на себя. Раз-два, раз-два… Поехали.
Поехали. Выходило толково. Рука уставала, но уже не от беспорядочной суетни, а от чёткого ритма: раз-два, раз-два. И усталость эта была приятной.
- Где ты пилить научился? - спросил Алик Вешалку.
- У деда в деревне. Мужчина должен уметь делать всё, иначе - грош ему цена.
- Всего не охватишь.
- Создай себе базу. Ты сейчас пилой помахал, навык появился. Попадётся тебе завтра другая работа, где без пилы не обойтись, справишься. Справишься?
- Не знаю…
- Справишься, справишься - база есть. Так и во всём. Научись чему-то одному, другое само получится.
- Научись бегать кроссы, прыжки сами пойдут. Так, что ли? - с иронией спросил Алик.
- А что ты думаешь? Бег - основа спорта. Как раз та самая база…
- А пилка-рубка - тоже основа спорта?
Тут серьёзный Пащенко позволил себе улыбнуться, даже пилу бросил, выпрямился, утёр пот.
- У каждого тренера свой метод. Знаешь, как спортсмены нашего Александра Ильича зовут? Леший… - засмеялся. - Да и то, как на его метод посмотреть: с одной стороны - блажь, а с другой - большие физические нагрузки на свежем воздухе. Группы мышц задействованы - те, что нужно. Ты подожди, то ли ещё будет…
Многое было. Находили тяжёлые валуны и таскали их на плечах по оврагу - вверх, вниз. Пащенко обозвал упражнение - «сизифов труд». Лазили по деревьям. (По классификации Пащенко - «игра в Маугли».) На скорость рыли ямы. («Бедный Йорик».) В позиции «ноги вместе» выпрыгивали из ям на поверхность. («Кенгуру».) До одурения скакали на одной (толчковой) ноге кроссовым маршрутом. («Оловянные солдатики».) И снова рубили дрова, бегали - уже на двух ногах - знакомой лесной тропинкой, подтягивались на ветках деревьев.
К середине срока Алик легко раскалывал топором внушительное полено, бегал кросс почти без одышки и начисто опережал Вешалку в рытье ям. Оказалось, что Валерка Пащенко - не зазнайка и не гордец, а отличный «свой» парень, много читавший, много знающий, весёлый и остроумный. Вообще Алик пришёл к выводу, что нельзя оценивать людей по первому впечатлению. Зачастую ошибочно оно, вздорно. А копни человека, поговори с ним по душам, заставь раскрыться - совсем другим он окажется. Как Вешалка. Как Дашка. Да и маман её Алик тоже за «формой» не углядел…
Алик начал присматриваться к окружающим и понимать, что негромогласный Леший, строгий Александр Ильич, не прощающий никому ни слабости, ни лени, распекающий виновного так, что ветки на деревьях дрожали, по вечерам один играет на баяне, напевает тихонько, чуть ли не шёпотом, старинные романсы; лицо его в эти минуты становилось мягким, рыхловатым, глаза - мечтательные.
Да и извечная поза Алика: томный, скучающий поэт, любимец публики: «Ах-ах, вы меня всё равно не поймёте…» Где она, эта поза? Забыта за недостатком времени и сил: надо колоть дрова, скакать на одной ножке, бегать до посинения. Тренер не наврал: соки из своих питомцев он выжимал деятельно и умело.
Но, между прочим, прыгать не давал.
Говорил:
- Успеете, сперва мясца накопите…
В воскресенье поутру привёл всех на спортплощадку за футбольным полем, усадил на траву рядом с сектором для прыжков.
- Теперь и попрыгать можно, - сказал, потирая руки. - Наломались вы, как черти. Хорошо, если по полтора метра возьмёте.
И вправду взять бы… Алик твёрдо считал, что не перепрыгнет планку даже на привычной высоте сто восемьдесят сантиметров. И у Пащенко сомнения имелись. Шепнул Алику:
- Впору три дня трупом лежать…
Ошиблись оба. Сам Пащенко метр восемьдесят пять перемахнул, метр девяносто свалил. А Алик его на десять сантиметров обошёл, чуть в первачи не выбился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
«Отцы» выстроились слева от него, постарались по росту. Тренер отошёл, наблюдал построение со стороны, раз-другой на часы глянул. Снова сказал:
- Здравствуйте, товарищи спортсмены!
Отсчитали про себя положенные для вдоха три секунды, ответили:
- Здра жла трищ трен!
Вышло здорово - стройненько, громко. Тренер улыбнулся.
- Так и держать, отцы… Сейчас я вам тронную речь скажу. Я - ваш тренер. Зовут меня Александр Ильич, кое-кто со мной уже познакомился. Вы прибыли на базу сборной. Но сие вовсе не означает, что вы уже - члены лучшей юношеской команды. Пока мы к вам приглядываемся, прицениваемся. Оценим - возьмём, если подойдёте. Оценивать будем две недели. За это время лично я выжму из вас все соки - и морковный, и яблочный, и желудочный. - Кто-то в строю хихикнул, но тренер грозно посмотрел на весельчака: мол, нишкни, время для шуток ещё не пришло. - Прыгаете вы высоко, но плохо. За две недели ничему серьёзному не выучить, но кое-что показать сможем. Лодырей, симулянтов, зазнаек не потерплю. Выгоню в шею. Распорядок дня объявлю после завтрака. А сейчас - марш в корпус!
Речь тренера Алику показалась толковой - краткой, ясной, без слюнтяйства, без ненужных посулов. Не понял он лишь это - «прицениваемся». Странная терминология. Рыночная. Но торопиться с выводами не стал: у каждого есть свои любимые словечки, привычный жаргон. У Алика в речи - тоже немало слов-паразитов. Отец говорит: «Поэт и жаргон - понятия чужеродные. Жаргон - это улица, а поэт - это студия». Но Алик не согласен с отцом. Студия - это камерность, замкнутость. А поэзия - это душа народа. Пусть звучит высокопарно, зато верно. Ну, а народ по-разному изъясняется…
Народ в лице тренера изъяснялся кратко и афористично. В речи его изобиловали тире и восклицательные знаки. Говорил - как стрелял.
- Работать будете в поте лица, - сказал он, когда ребята закончили завтрак. - Подъём - в семь утра! Зарядка! Кросс! Завтрак! Тренировка - до двенадцати! Вода! Душ, если холодно! Пруд, если тепло! Час - отдых! Обед! Полчаса - отдых! Тренировка - до семнадцати тридцати! Вода! Полчаса - отдых! Кросс! Ужин! Кино, телевизор, книги, шахматы! Сон! Впрочем, сами грамотные - прочитаете. Расписание висит в столовой на стене. Сейчас быстро - по комнатам, занять койки, переодеться и - на плац. Побегаем, разомнёмся, а то растряслись в автобусе, жиры развесили, смотреть на вас тошно.
В большой комнате, похожей на классную, двумя рядами стояло десять кроватей с деревянными спинками и панцирными сетками. Спать на такой кровати, Алик знал, было мукой мученической: сетка слушалась любого движения тела, прогибалась, норовя сбросить спящего на пол. Подумалось: при таком спартанском расписании стоило завести деревянные топчаны с хлипкими матрасиками поверх досок. Кстати, на даче Алик спал как раз на таком топчане и прекрасно себя чувствовал. А родители скрипели панцирными сетками, и по утрам на них больно было смотреть.
Кроме вышеупомянутых «коек» в комнате размещались тумбочки - по одной на брата, десять штук; четыре платяных шкафа и фикус на табуретке, развесистый фикус - мечта бабы-яги из второго сна Алика. Алик ухитрился занять кровать у окна, уложил на неё чемоданчик, щёлкнул замочками, достал синий тренировочный костюм - недавний подарок мамы, новенький, коленки ещё не оттянуты. Переоделся, побежал вон, краем глаза углядев, что Вешалка попал ему в соседи.
Выскочил на площадку перед корпусом, а тренер Александр Ильич уже прогуливается, на часы посматривает. Увидел Алика.
- Кто такой?
- Радуга я, Александр Ильич. Из пятьдесят шестой школы.
- Да помню я, - отмахнулся тренер. - Метр девяносто пять, Киевский район. Не о том речь. Почему так оделся? Холодно?
- Нет, - пожал плечами Алик. - Скорее жарко.
- То-то и оно. Форма одежды - одни трусы.
- Босиком? - не утерпел Алик.
Но тренер не заметил иронии.
- Босиком тяжко будет. Да и ноги посбиваете. В тапочках.
Помчался снимать костюм. В коридоре встретил Вешалку в таком же костюмчике, позлорадствовал про себя: сейчас назад побежит. Так и есть: на обратном пути опять встретились, Вешалка сердито на Алика глянул, и Алик подумал, что зря злорадствовал, мог бы и предупредить парня. Всё-таки две недели бок о бок жить, не два часа…
Минут через десять все наконец выстроились.
- Копаетесь, - сказал тренер. - Чтобы первый и последний раз… На построение - минута. С переодеванием - четыре. Побежали…
И потрусил впереди всех по дорожке, ведущей за ворота в лес.
Лес берёзовый, осиновый, еловый, таинственный, просвечивающий насквозь. Под ногами мягкая, усыпанная хвойными иголками земля, пружинит, помогает бежать. Тропинка неширокая, утоптанная, лёгкая тропинка. И темп бега невысок, прогулочный темп, Алик дома по набережной куда быстрее носился. Лёгкий ветерок упруго ударяет в разгорячённое жарой лицо, холодит грудь. Впереди, шагах в двух, машет ходулями Пащенко - как он ухитрился рядом попасть, вроде кто-то другой стоял. Как бы то ни было, а за Вешалкой хорошо бег вести: он не частит и не семенит, бежит ровно. Отдых, а не бег.
Увы, недолго так «отдыхать» пришлось.
Тренер в голове колонны, видно, припустил, потому что Пащенко чаще ногами заработал, и Алик, чтоб не отстать, тоже прибавил ходу. Стало потруднее. Местность пересечённая, то подъём, то спуск, поворотов - не счесть. Ветер уже не охлаждал лицо - жёстко бил по нему, пот тёк в глаза, слепил, ел солью. Солнце пропиралось сквозь кроны деревьев, норовило достать бегунов, ошпарить на ходу, поддать жару. Откуда-то взялись ветки по бокам тропинки - не было их раньше! - ударяли по телу. Всё как в бане: жара, пот, берёзовые веники. Но Алик баню терпеть не мог, не видел в ней удовольствия, не сумел отец приучить его к парной.
Бежал из последних сил, ждал второго дыхания, а оно не являлось, и неизвестно было - существует ли оно на самом деле или это - выдумка досужих репортёров, которые сами не бегают, не прыгают, не плавают, не крутят педали, а лишь пишут о том, как «на двадцать пятом километре к нему пришло долгожданное второе дыхание». Где оно, долгожданное?
Так и не пришло.
Зато тренер темп сбавил, и Алик почувствовал, что ещё может бежать, ещё не падает. Пожалел, что майки не было. Сейчас бы сорвать её, вытереть на бегу пот… Рукой вытирать приходится. А рука - сама мокрая, как из воды.
Интересно, сколько они бегут? Часы не взял, оставил на тумбочке… А бежать-то полегче стало, и ветерок опять холодит. Что за чудеса? Ах, ёлочки какие красивые - словно ныряют в овражек. За ними, за ними… А тренер - железный он, что ли? - опять темп взвинтил, и замелькали по сторонам ёлочки. Красивые? Чёрта с два, не до красоты больше. Вверх по склону, носом чуть землю не пашут. Вдоль оврага - быстрей. Сердце колотилось так, что казалось - выскочит, не удержится в грудной клетке. Алик прижал его рукой, но тут же убрал руку: труднее бежать, дыхание сбивается. Хватит ли его - дыхания? А Пащенко ещё быстрее помчался, и Алик опять попытался удержаться за ним, но понял, что не удастся, отстанет он от длинноногого Вешалки. И вдруг - как знамение - увидал впереди знакомый забор с золотыми воротами, жёлтенькие корпуса базы за ним и понял с облегчением: конец мукам.
Да, это был конец, но - первой серии. Без передышки железный тренер повёл их на задний двор, где они яростно пилили на козлах еловые стволы, кололи поленья. Впервые в жизни - если не считать сна с бабой-ягой - Алик взял в руки топор и, памятуя «сонный опыт», тюкнул, размахнувшись, по свежеспиленному кругляку. Топор со свистом рассёк воздух и воткнулся в землю рядом с поленом. Оно даже не шевельнулось. Алик озлился, повторил замах и попал-таки в дерево. Топор вошёл в него на полполотна, застрял - ни туда, ни сюда.
- Так дело не пойдёт, - сказал Александр Ильич, заметив тщетные потуги ученика. - Сегодня вечером вместо отдыха будешь тренироваться с топором. А пока не теряй темпа, иди попили. Это проще…
Не так-то и просто оказалось. Звенящее полотнище двуручной пилы гнулось и застревало в стволе. Напарником у Алика был Вешалка Пащенко. Алик ждал насмешки, но Вешалка только сказал:
- Не толкай пилу. Тяни её. Ты - на себя, я - на себя. Раз-два, раз-два… Поехали.
Поехали. Выходило толково. Рука уставала, но уже не от беспорядочной суетни, а от чёткого ритма: раз-два, раз-два. И усталость эта была приятной.
- Где ты пилить научился? - спросил Алик Вешалку.
- У деда в деревне. Мужчина должен уметь делать всё, иначе - грош ему цена.
- Всего не охватишь.
- Создай себе базу. Ты сейчас пилой помахал, навык появился. Попадётся тебе завтра другая работа, где без пилы не обойтись, справишься. Справишься?
- Не знаю…
- Справишься, справишься - база есть. Так и во всём. Научись чему-то одному, другое само получится.
- Научись бегать кроссы, прыжки сами пойдут. Так, что ли? - с иронией спросил Алик.
- А что ты думаешь? Бег - основа спорта. Как раз та самая база…
- А пилка-рубка - тоже основа спорта?
Тут серьёзный Пащенко позволил себе улыбнуться, даже пилу бросил, выпрямился, утёр пот.
- У каждого тренера свой метод. Знаешь, как спортсмены нашего Александра Ильича зовут? Леший… - засмеялся. - Да и то, как на его метод посмотреть: с одной стороны - блажь, а с другой - большие физические нагрузки на свежем воздухе. Группы мышц задействованы - те, что нужно. Ты подожди, то ли ещё будет…
Многое было. Находили тяжёлые валуны и таскали их на плечах по оврагу - вверх, вниз. Пащенко обозвал упражнение - «сизифов труд». Лазили по деревьям. (По классификации Пащенко - «игра в Маугли».) На скорость рыли ямы. («Бедный Йорик».) В позиции «ноги вместе» выпрыгивали из ям на поверхность. («Кенгуру».) До одурения скакали на одной (толчковой) ноге кроссовым маршрутом. («Оловянные солдатики».) И снова рубили дрова, бегали - уже на двух ногах - знакомой лесной тропинкой, подтягивались на ветках деревьев.
К середине срока Алик легко раскалывал топором внушительное полено, бегал кросс почти без одышки и начисто опережал Вешалку в рытье ям. Оказалось, что Валерка Пащенко - не зазнайка и не гордец, а отличный «свой» парень, много читавший, много знающий, весёлый и остроумный. Вообще Алик пришёл к выводу, что нельзя оценивать людей по первому впечатлению. Зачастую ошибочно оно, вздорно. А копни человека, поговори с ним по душам, заставь раскрыться - совсем другим он окажется. Как Вешалка. Как Дашка. Да и маман её Алик тоже за «формой» не углядел…
Алик начал присматриваться к окружающим и понимать, что негромогласный Леший, строгий Александр Ильич, не прощающий никому ни слабости, ни лени, распекающий виновного так, что ветки на деревьях дрожали, по вечерам один играет на баяне, напевает тихонько, чуть ли не шёпотом, старинные романсы; лицо его в эти минуты становилось мягким, рыхловатым, глаза - мечтательные.
Да и извечная поза Алика: томный, скучающий поэт, любимец публики: «Ах-ах, вы меня всё равно не поймёте…» Где она, эта поза? Забыта за недостатком времени и сил: надо колоть дрова, скакать на одной ножке, бегать до посинения. Тренер не наврал: соки из своих питомцев он выжимал деятельно и умело.
Но, между прочим, прыгать не давал.
Говорил:
- Успеете, сперва мясца накопите…
В воскресенье поутру привёл всех на спортплощадку за футбольным полем, усадил на траву рядом с сектором для прыжков.
- Теперь и попрыгать можно, - сказал, потирая руки. - Наломались вы, как черти. Хорошо, если по полтора метра возьмёте.
И вправду взять бы… Алик твёрдо считал, что не перепрыгнет планку даже на привычной высоте сто восемьдесят сантиметров. И у Пащенко сомнения имелись. Шепнул Алику:
- Впору три дня трупом лежать…
Ошиблись оба. Сам Пащенко метр восемьдесят пять перемахнул, метр девяносто свалил. А Алик его на десять сантиметров обошёл, чуть в первачи не выбился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20