Ноги гудели, и покалывало в боку. Стоит ли ломаться ради полной показухи? - думал Алик. Ведь он и так прыгнет выше всех, кто пришёл на тренировку, и выше Фокина распрекрасного. Ишь - вышагивает, дыхание восстанавливает… Алик попробовал походить, как Фокин, - вроде в горле помягче стало. И всё-таки: зачем ему эта выматывающая тренировка? Плюнуть на всё и - прыгать, как получается. А получиться должно, Алик свято уверовал в силу джинна, бабы-яги и брыкинского инверсора-конвергатора.
- Борис Иваныч, частный вопрос можно?
- Валяй спрашивай.
- Может, я без тренировок прыгать буду?
- Без тренировок, парень, ещё никто классным спортсменом не стал.
- А если я самородок?
- Любой самородок требует ювелирной обработки, слыхал небось?
- А в Алмазном фонде лежат золотые самородки, и никакой ювелир им не требуется.
- Потому и лежат, Радуга. Камень и камень, только золотой. Как говорится, велика Федора… А вот коснётся его рука мастера, сделает вещь, заиграет она, заискрится, станет людям радость дарить. Это и есть искусство, Радуга. Так и в спорте, хотя аналогия, мягко говоря, натянутая… Идею уяснил?
- Уяснил.
А у Бима-то, оказывается, голова варит. Ишь какую теорию развернул. Демагогия, конечно, но не без элегантности. Пожалуй, Алик к нему был несправедлив, когда считал его «человеком мышцы вместо мысли». И мышцы налицо, и мысли наблюдаются. Что-то дальше будет?
А дальше придётся ходить на тренировки. Бим - человек принципиальный, ему «лежачие самородки» не нужны. Выгонит из зала за милую душу, и останется Алик при своих волшебных способностях на бобах. Можно, конечно, явиться в Лужники, разыскать тренера сборной, упросить его, чтобы посмотрел Алика. Не исключено - оценит, возьмёт в команду. Только опять-таки тренироваться заставит. Талант - талантом, а труд - трудом. Не поверит же он в версию «бабы-яги»?
Ладно, придётся стиснуть зубы и потерпеть - до той поры, пока признают. Станет знаменитым - начнёт тренироваться «по индивидуальному плану». И пусть тогда попробуют вмешаться в этот «план», пусть сунутся…
- Закончили перерыв. Подготовить сектор для прыжков. - Бим засёк время и ждал, пока вытащат маты, поставят стойки. - Быстрее надо работать, копаетесь, как жуки… Вот что, ребяточки, в воскресенье - районные соревнования по лёгкой атлетике. Сейчас попрыгаем, посмотрим, кто из вас будет защищать честь школы. Контрольный норматив - метр шестьдесят. Идею уяснили?
Попрыгать - это дело душевное, можно и себя показать и к другим присмотреться. Прыгнул - передохнул, посидел…
А у Бима - иное мнение.
- Для разминочки установим высоту метр сорок и - пошли цепочкой через неё. Темп, темп, ребяточки…
Опять - двадцать пять! Бегом - к планке, перелететь через неё (высота - детская!), прокатиться по матам, бегом обратно, снова - к планке, снова - взлёт, падение (больно падать: маты - не вата…), снова бегом…
- Резвее, резвее, Радуга, ты же - самородок, не отставай, в породе затеряешься…
Запомнил Бим, змей горыныч, не простил вопроса. Всё-таки не любит он Алика, старается уколоть. Ничего, Алик ему покажет, что такое «модуляционное биопсиполе в четвёртом измерении», дайте только срок, будет вам и белка, будет и свисток.
- Стоп! Закончили… Подготовиться к прыжкам.
А как готовиться? Как Фокин: приседая, с вытянутыми руками. Сил нет. Лучше посидеть, расслабиться… Ох, до чего же приятно…
Бим пошёл к планке, проверил рейкой высоту.
- Итак, метр шестьдесят. Начали!
Кто прыгнет? Фокин. Соловьёв из девятого «б». Двое парней - тоже из девятого. Алик был не знаком с ними, видел на переменках, но даже не здоровался. Двое - из седьмого, «олимпийские надежды».
Высоту все взяли с первой попытки, семиклашки тоже. Поставили метр шестьдесят пять. Все взяли, семиклашки завалились. Один, что подлиннее, со второй попытки перемахнул. Другой не сумел. Пошёл на третью попытку - опять сбил планку.
- Отдохни, Верхов, - сказал ему Бим.
Фамилия - Верхов, а верхов взять не может. Сменить ему за это фамилию на Низов.
Метр семьдесят. Фокин - с первой попытки. Радуга, Соловьёв - тоже. Двое девятиклассников прыгали трижды, один - взял, другой - отпал. Семиклашка тоже сдался. Гроссмейстерская высота!
Метр семьдесят пять. Фокин - вторая попытка. Соловьёв - третья. Радуга - из тактических соображений - вторая. Безымянный девятиклассник - побоку.
- Прекратим на этом, - сказал Бим.
- Борис Иваныч, давайте ещё… - взмолился Фокин.
- Успеешь, Фокин, напрыгаться. Объявляю результаты. От нашей школы в команду прыгунов включаю Радугу, Соловьёва и Фокина. Думаю, что на соревнованиях наши шансы будут неплохими. Метр восемьдесят - метр восемьдесят пять: надо рассчитывать на такую высоту, Фокин и Соловьёв вполне её могут осилить. Ну, а тебе, Радуга, задача: для первого раза попасть в командный зачёт.
«Невысоко ж ты меня ценишь», - подумал Алик и спросил не без ехидства:
- А если я в личном выиграю, что тогда?
- Честь тебе и слава.
- Думаете, не сумею?
- Не думаю, Радуга. Всё от тебя зависит. Пока нет у тебя соревновательного опыта - ну, да это дело наживное. Не гони картину, Радуга, твои рекорды - впереди.
Спасибо, утешил. Алик и без него знал всё о своих рекордах. Можно, конечно, выждать, не рыпаться сразу, уступить первенство на этих соревнованиях кому-нибудь - тому же Фокину, лучшему другу. Но снисходительная фраза Бима подстегнула Алика. Сам бы он сказал так: появилась хорошая спортивная злость. Какая она ни хорошая, а злость компромиссов не признаёт. Нет соревновательного опыта? Он и не нужен. Будут вам рекорды, Борис Иваныч Мухин, будут значительно раньше, чем вы ждёте, если ждёте их вообще от нескладного и нахального (по вашему мнению) парня, которого вы вчера ещё и за человека-то не держали.
Шли с Фокиным домой, купили мороженое за семь копеек в картонном стаканчике - фруктовое, лучшее в мире. Фокин сказал невнятно, не выпуская изо рта деревянной лопатки-ложки:
- Ты на Бима не обижайся.
Получилось: кы на кина не окикася. Алику не впервой, понял.
- За что? - он сыграл недоумение, хотя прекрасно знал, что имел в виду Сашка Фокин.
Фокин доскреб палочкой остатки розовой жижицы, проглотил, причмокнул, с сожалением выбросил стаканчик в урну.
- Ну, Бим сказал: командный зачёт. Это он в порядке воспитания, ты ж понимаешь.
Алик пожал плечами, помолчал малость, но не стерпел всё-таки:
- А воспитывать меня поздновато. Да ещё таким макаром. Человек, брат Фокин, любит, чтобы его хвалили. У него от этого появляется стимул ещё лучше работать, учиться или там прыгать-бегать.
- Не у всякого появляется. Кое-кто нос задерёт.
- Но не я, брат Фокин, не я, не так ли?
- Чёрт тебя разберёт, Алька, - в сердцах сказал Фокин. - Мы с тобой два года дружим, как ты в нашу школу поступил. И до сих пор я тебя до конца не раскусил.
Алику польстила откровенность друга. Выходило, что он, Алик Радуга, личность загадочная, неясная, местами демоническая. Но для приличия решил отмести сомнения.
- Не такой уж я сложный. Парень как парень. И оттого, что прыгаю чуть лучше других, нос задирать не буду. Не в том счастье, Сашка… Вот ты спортом всерьёз занимаешься. А зачем?
- Как зачем? - не понял Фокин.
- Очень просто. Хочешь стать чемпионом? В тренеры готовишься? В институт физкультуры двинешь?
- Ты же знаешь, что нет.
- Верно, ты на физтех пойдёшь, у тебя физика - наиглавнейшая наука. Тогда зачем ты нервы в спортзале тратишь?
Фокин усмехнулся. Сейчас он чувствовал себя намного мудрее друга, который - хоть и считает себя гигантом мысли - вопросы задаёт наивные и нелепые.
- Если бы я нервы тратил, бросил бы спорт. Я, Алька, ради удовольствия над планкой сигаю, о чемпионстве не думаю. Да и возможности свои знаю: не чемпионские они.
- С чего ты так решил?
- Посуди сам. Знаменитый Джон Томас в шестнадцать лет прыгал на два метра и два сантиметра. Какую высоту он брал в пятнадцать - не знаю, не нашёл данных, но, думаю, не меньше ста девяноста пяти. Мне пятнадцать. Мой потолок сегодня - сто восемьдесят. Ну, одолею я через пару лет двухметровый рубеж - что с того? А ведь Томас давно прыгал, сейчас планка заметно поднялась…
Алику захотелось утешить друга.
- Неужели среди чемпионов не было таких, которые «распрыгались» не сразу, не с пелёнок?
- Были. Брумель, например. В наши пятнадцать он брал только сто семьдесят пять, и всерьёз в него мало кто верил.
- Вот видишь. А ты, дурочка, боялась.
- Так то Брумель, Алька…
- А чем хуже Фокин?
Он только рассмеялся, но без обиды - весело, легко, спросил неожиданно:
- В кино смотаемся? В «Повторном» «Трёх мушкетёров» крутят.
- Идёт, - сказал Алик.
И они пошли на «Трёх мушкетёров», где обаятельный д'Артаньян показывал чудеса современного пятиборья: фехтовал, стрелял, скакал на лихом коне, бегал кроссовые маршруты. Только не плавал. И чемпионские лавры его тоже не прельщали, он искал первенства на дворцовом паркете и мостовых Парижа.
Алик смотрел фильм в третий раз (если не в пятый), но мысли его были далеко от блистательных похождений бравого шевалье. Алик считал, прикидывал, сравнивал.
Джон Томас - сто девяносто пять. Вероятно, нынешние чемпионы в свои пятнадцать лет прыгали метра на два - не меньше. Что ж, чтобы не шокировать почтеннейшую публику, установим себе временный предел: два метра пять сантиметров. С таким показателем ни один тренер мимо не пройдёт. Другой вопрос: сумеет ли Алик преодолеть двухметровую высоту? Он надеялся, что сумеет, верил в надёжность вещих снов. Пока они его не подводили. Да и он не подвёл своих «дароносцев»: никого не обманул «ни намеренно, ни нечаянно, ни по злобе, ни по глупости». И условие это сейчас казалось Радуге нехитрым и лёгким: зря он его опасался.
9
До стадиона Алик добрался на троллейбусе, закинул за плечи отцовскую «командировочную» сумку, поспешил к воротам, над которыми был вывешен красный полотняный транспарант: «Привет участникам школьной олимпиады!»
«Стало быть, я - олимпиец, - весело подумал Алик. - Это вдохновляет. Вперёд и выше».
Взволнованный Бим пасся у входа в раздевалку под трибунами, мерил шагами бетонный створ ворот, поглядывал на часы.
- Явился, - сказал он, увидев Алика.
- Не буду отрицать очевидное, - подтвердил Алик, спустил на землю сумку.
Бим тяжело вздохнул, посмотрел на Алика, как на безнадёжно больного: диагноз непреложен, спасения нет.
- Язва ты, Радуга. Жить тебе будет трудно… - Счёл на этом воспитательный процесс законченным, спросил деловито: - Ты в шиповках когда-нибудь прыгал?
- Борис Иваныч, я не знаю, с чем это едят.
- Плохо. - Бим задумался. - Ладно, прыгай в обычных тапочках. Результат будет похуже, да только неизвестно: сумеешь ли ты с первого раза шиповки обуздать? Не стоит и рисковать…
- А что, в шиповках выше прыгается? - заинтересовался Алик.
- Повыше. Ничего, потом освоишь спортивную обувку. Иди переодевайся и - на парад.
Форма школы: белые майки, синие трусы с белыми лампасами. Алик вообще-то предпочитал красный цвет: с детства за «Спартак» болел. Но ничего не поделаешь: Бим в своё время стрелял по «бегущему кабану» за команду «Динамо», отсюда - пристрастие к бело-синему…
Прошли неровным строем вдоль полупустых трибун, где пёстрыми островками группировались болельщики - папы, мамы, бабушки, школьные приятели и скромные «дамы сердца», приглашённые разделить триумф или позор начинающих рыцарей «королевы спорта». Родители Алика тоже рвались на стадион, но сын был твёрд. «Через мой труп», - сказал он. «Почему ты не хочешь, чтобы мы насладились грядущей победой? - спросил отец. - Боишься, что мы ослепнем в лучах твоей славы?» - «А вдруг поражение? - подыграл ему Алик. - Я не хочу стать причиной ваших инфарктов».
Короче, не пустил родителей «поболеть».
- И правильно сделал, - поддержал его Фокин. - Я своим тоже воли не даю. Начнутся ахи, охи - спасу нет…
Постояли перед центральной трибуной, выслушали речь какого-то толстячка в белой кепке, который говорил о «сильных духом и телом» и о том, что на «спортивную смену смотрит весь район».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
- Борис Иваныч, частный вопрос можно?
- Валяй спрашивай.
- Может, я без тренировок прыгать буду?
- Без тренировок, парень, ещё никто классным спортсменом не стал.
- А если я самородок?
- Любой самородок требует ювелирной обработки, слыхал небось?
- А в Алмазном фонде лежат золотые самородки, и никакой ювелир им не требуется.
- Потому и лежат, Радуга. Камень и камень, только золотой. Как говорится, велика Федора… А вот коснётся его рука мастера, сделает вещь, заиграет она, заискрится, станет людям радость дарить. Это и есть искусство, Радуга. Так и в спорте, хотя аналогия, мягко говоря, натянутая… Идею уяснил?
- Уяснил.
А у Бима-то, оказывается, голова варит. Ишь какую теорию развернул. Демагогия, конечно, но не без элегантности. Пожалуй, Алик к нему был несправедлив, когда считал его «человеком мышцы вместо мысли». И мышцы налицо, и мысли наблюдаются. Что-то дальше будет?
А дальше придётся ходить на тренировки. Бим - человек принципиальный, ему «лежачие самородки» не нужны. Выгонит из зала за милую душу, и останется Алик при своих волшебных способностях на бобах. Можно, конечно, явиться в Лужники, разыскать тренера сборной, упросить его, чтобы посмотрел Алика. Не исключено - оценит, возьмёт в команду. Только опять-таки тренироваться заставит. Талант - талантом, а труд - трудом. Не поверит же он в версию «бабы-яги»?
Ладно, придётся стиснуть зубы и потерпеть - до той поры, пока признают. Станет знаменитым - начнёт тренироваться «по индивидуальному плану». И пусть тогда попробуют вмешаться в этот «план», пусть сунутся…
- Закончили перерыв. Подготовить сектор для прыжков. - Бим засёк время и ждал, пока вытащат маты, поставят стойки. - Быстрее надо работать, копаетесь, как жуки… Вот что, ребяточки, в воскресенье - районные соревнования по лёгкой атлетике. Сейчас попрыгаем, посмотрим, кто из вас будет защищать честь школы. Контрольный норматив - метр шестьдесят. Идею уяснили?
Попрыгать - это дело душевное, можно и себя показать и к другим присмотреться. Прыгнул - передохнул, посидел…
А у Бима - иное мнение.
- Для разминочки установим высоту метр сорок и - пошли цепочкой через неё. Темп, темп, ребяточки…
Опять - двадцать пять! Бегом - к планке, перелететь через неё (высота - детская!), прокатиться по матам, бегом обратно, снова - к планке, снова - взлёт, падение (больно падать: маты - не вата…), снова бегом…
- Резвее, резвее, Радуга, ты же - самородок, не отставай, в породе затеряешься…
Запомнил Бим, змей горыныч, не простил вопроса. Всё-таки не любит он Алика, старается уколоть. Ничего, Алик ему покажет, что такое «модуляционное биопсиполе в четвёртом измерении», дайте только срок, будет вам и белка, будет и свисток.
- Стоп! Закончили… Подготовиться к прыжкам.
А как готовиться? Как Фокин: приседая, с вытянутыми руками. Сил нет. Лучше посидеть, расслабиться… Ох, до чего же приятно…
Бим пошёл к планке, проверил рейкой высоту.
- Итак, метр шестьдесят. Начали!
Кто прыгнет? Фокин. Соловьёв из девятого «б». Двое парней - тоже из девятого. Алик был не знаком с ними, видел на переменках, но даже не здоровался. Двое - из седьмого, «олимпийские надежды».
Высоту все взяли с первой попытки, семиклашки тоже. Поставили метр шестьдесят пять. Все взяли, семиклашки завалились. Один, что подлиннее, со второй попытки перемахнул. Другой не сумел. Пошёл на третью попытку - опять сбил планку.
- Отдохни, Верхов, - сказал ему Бим.
Фамилия - Верхов, а верхов взять не может. Сменить ему за это фамилию на Низов.
Метр семьдесят. Фокин - с первой попытки. Радуга, Соловьёв - тоже. Двое девятиклассников прыгали трижды, один - взял, другой - отпал. Семиклашка тоже сдался. Гроссмейстерская высота!
Метр семьдесят пять. Фокин - вторая попытка. Соловьёв - третья. Радуга - из тактических соображений - вторая. Безымянный девятиклассник - побоку.
- Прекратим на этом, - сказал Бим.
- Борис Иваныч, давайте ещё… - взмолился Фокин.
- Успеешь, Фокин, напрыгаться. Объявляю результаты. От нашей школы в команду прыгунов включаю Радугу, Соловьёва и Фокина. Думаю, что на соревнованиях наши шансы будут неплохими. Метр восемьдесят - метр восемьдесят пять: надо рассчитывать на такую высоту, Фокин и Соловьёв вполне её могут осилить. Ну, а тебе, Радуга, задача: для первого раза попасть в командный зачёт.
«Невысоко ж ты меня ценишь», - подумал Алик и спросил не без ехидства:
- А если я в личном выиграю, что тогда?
- Честь тебе и слава.
- Думаете, не сумею?
- Не думаю, Радуга. Всё от тебя зависит. Пока нет у тебя соревновательного опыта - ну, да это дело наживное. Не гони картину, Радуга, твои рекорды - впереди.
Спасибо, утешил. Алик и без него знал всё о своих рекордах. Можно, конечно, выждать, не рыпаться сразу, уступить первенство на этих соревнованиях кому-нибудь - тому же Фокину, лучшему другу. Но снисходительная фраза Бима подстегнула Алика. Сам бы он сказал так: появилась хорошая спортивная злость. Какая она ни хорошая, а злость компромиссов не признаёт. Нет соревновательного опыта? Он и не нужен. Будут вам рекорды, Борис Иваныч Мухин, будут значительно раньше, чем вы ждёте, если ждёте их вообще от нескладного и нахального (по вашему мнению) парня, которого вы вчера ещё и за человека-то не держали.
Шли с Фокиным домой, купили мороженое за семь копеек в картонном стаканчике - фруктовое, лучшее в мире. Фокин сказал невнятно, не выпуская изо рта деревянной лопатки-ложки:
- Ты на Бима не обижайся.
Получилось: кы на кина не окикася. Алику не впервой, понял.
- За что? - он сыграл недоумение, хотя прекрасно знал, что имел в виду Сашка Фокин.
Фокин доскреб палочкой остатки розовой жижицы, проглотил, причмокнул, с сожалением выбросил стаканчик в урну.
- Ну, Бим сказал: командный зачёт. Это он в порядке воспитания, ты ж понимаешь.
Алик пожал плечами, помолчал малость, но не стерпел всё-таки:
- А воспитывать меня поздновато. Да ещё таким макаром. Человек, брат Фокин, любит, чтобы его хвалили. У него от этого появляется стимул ещё лучше работать, учиться или там прыгать-бегать.
- Не у всякого появляется. Кое-кто нос задерёт.
- Но не я, брат Фокин, не я, не так ли?
- Чёрт тебя разберёт, Алька, - в сердцах сказал Фокин. - Мы с тобой два года дружим, как ты в нашу школу поступил. И до сих пор я тебя до конца не раскусил.
Алику польстила откровенность друга. Выходило, что он, Алик Радуга, личность загадочная, неясная, местами демоническая. Но для приличия решил отмести сомнения.
- Не такой уж я сложный. Парень как парень. И оттого, что прыгаю чуть лучше других, нос задирать не буду. Не в том счастье, Сашка… Вот ты спортом всерьёз занимаешься. А зачем?
- Как зачем? - не понял Фокин.
- Очень просто. Хочешь стать чемпионом? В тренеры готовишься? В институт физкультуры двинешь?
- Ты же знаешь, что нет.
- Верно, ты на физтех пойдёшь, у тебя физика - наиглавнейшая наука. Тогда зачем ты нервы в спортзале тратишь?
Фокин усмехнулся. Сейчас он чувствовал себя намного мудрее друга, который - хоть и считает себя гигантом мысли - вопросы задаёт наивные и нелепые.
- Если бы я нервы тратил, бросил бы спорт. Я, Алька, ради удовольствия над планкой сигаю, о чемпионстве не думаю. Да и возможности свои знаю: не чемпионские они.
- С чего ты так решил?
- Посуди сам. Знаменитый Джон Томас в шестнадцать лет прыгал на два метра и два сантиметра. Какую высоту он брал в пятнадцать - не знаю, не нашёл данных, но, думаю, не меньше ста девяноста пяти. Мне пятнадцать. Мой потолок сегодня - сто восемьдесят. Ну, одолею я через пару лет двухметровый рубеж - что с того? А ведь Томас давно прыгал, сейчас планка заметно поднялась…
Алику захотелось утешить друга.
- Неужели среди чемпионов не было таких, которые «распрыгались» не сразу, не с пелёнок?
- Были. Брумель, например. В наши пятнадцать он брал только сто семьдесят пять, и всерьёз в него мало кто верил.
- Вот видишь. А ты, дурочка, боялась.
- Так то Брумель, Алька…
- А чем хуже Фокин?
Он только рассмеялся, но без обиды - весело, легко, спросил неожиданно:
- В кино смотаемся? В «Повторном» «Трёх мушкетёров» крутят.
- Идёт, - сказал Алик.
И они пошли на «Трёх мушкетёров», где обаятельный д'Артаньян показывал чудеса современного пятиборья: фехтовал, стрелял, скакал на лихом коне, бегал кроссовые маршруты. Только не плавал. И чемпионские лавры его тоже не прельщали, он искал первенства на дворцовом паркете и мостовых Парижа.
Алик смотрел фильм в третий раз (если не в пятый), но мысли его были далеко от блистательных похождений бравого шевалье. Алик считал, прикидывал, сравнивал.
Джон Томас - сто девяносто пять. Вероятно, нынешние чемпионы в свои пятнадцать лет прыгали метра на два - не меньше. Что ж, чтобы не шокировать почтеннейшую публику, установим себе временный предел: два метра пять сантиметров. С таким показателем ни один тренер мимо не пройдёт. Другой вопрос: сумеет ли Алик преодолеть двухметровую высоту? Он надеялся, что сумеет, верил в надёжность вещих снов. Пока они его не подводили. Да и он не подвёл своих «дароносцев»: никого не обманул «ни намеренно, ни нечаянно, ни по злобе, ни по глупости». И условие это сейчас казалось Радуге нехитрым и лёгким: зря он его опасался.
9
До стадиона Алик добрался на троллейбусе, закинул за плечи отцовскую «командировочную» сумку, поспешил к воротам, над которыми был вывешен красный полотняный транспарант: «Привет участникам школьной олимпиады!»
«Стало быть, я - олимпиец, - весело подумал Алик. - Это вдохновляет. Вперёд и выше».
Взволнованный Бим пасся у входа в раздевалку под трибунами, мерил шагами бетонный створ ворот, поглядывал на часы.
- Явился, - сказал он, увидев Алика.
- Не буду отрицать очевидное, - подтвердил Алик, спустил на землю сумку.
Бим тяжело вздохнул, посмотрел на Алика, как на безнадёжно больного: диагноз непреложен, спасения нет.
- Язва ты, Радуга. Жить тебе будет трудно… - Счёл на этом воспитательный процесс законченным, спросил деловито: - Ты в шиповках когда-нибудь прыгал?
- Борис Иваныч, я не знаю, с чем это едят.
- Плохо. - Бим задумался. - Ладно, прыгай в обычных тапочках. Результат будет похуже, да только неизвестно: сумеешь ли ты с первого раза шиповки обуздать? Не стоит и рисковать…
- А что, в шиповках выше прыгается? - заинтересовался Алик.
- Повыше. Ничего, потом освоишь спортивную обувку. Иди переодевайся и - на парад.
Форма школы: белые майки, синие трусы с белыми лампасами. Алик вообще-то предпочитал красный цвет: с детства за «Спартак» болел. Но ничего не поделаешь: Бим в своё время стрелял по «бегущему кабану» за команду «Динамо», отсюда - пристрастие к бело-синему…
Прошли неровным строем вдоль полупустых трибун, где пёстрыми островками группировались болельщики - папы, мамы, бабушки, школьные приятели и скромные «дамы сердца», приглашённые разделить триумф или позор начинающих рыцарей «королевы спорта». Родители Алика тоже рвались на стадион, но сын был твёрд. «Через мой труп», - сказал он. «Почему ты не хочешь, чтобы мы насладились грядущей победой? - спросил отец. - Боишься, что мы ослепнем в лучах твоей славы?» - «А вдруг поражение? - подыграл ему Алик. - Я не хочу стать причиной ваших инфарктов».
Короче, не пустил родителей «поболеть».
- И правильно сделал, - поддержал его Фокин. - Я своим тоже воли не даю. Начнутся ахи, охи - спасу нет…
Постояли перед центральной трибуной, выслушали речь какого-то толстячка в белой кепке, который говорил о «сильных духом и телом» и о том, что на «спортивную смену смотрит весь район».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20