– Слава Господу, вы вернулись целым и невредимым.
– А вы, моя дорогая, сияли, как маяк, указывая мне путь на родину, – с улыбкой ответил Стефен.
Он поцеловал ее в обе щеки, но в их объятиях не было ни тепла, ни ласки.
– Я скучал по тебе, Анна, – добавил герцог, окидывая ее взглядом, какой более подходил бы человеку, обрадованному тем, что его любимая кобыла не охромела и сохранила все зубы.
– Я тоже считала дни до нашей встречи, – холодно ответила она.
Сенешаль и управляющий уже спешили к господину.
– Бертран, Марсель. – Он протянул им руки. – Надеюсь, вы проделали весь этот путь не для того, чтобы сообщить какую-нибудь неприятную новость.
– Нет, мой господин, – ухмыльнулся сенешаль. – С вашим прекрасным городом ничего не случилось. Стоит на прежнем месте. Разве что стал еще сильнее.
– А казна еще полнее, чем тогда, когда вы уезжали, – поспешно добавил управляющий.
– Ладно, все это потом. – Стефен махнул рукой. – Мы провели в пути много часов, и задница болит так, словно меня гнали пинками от самого Тулона. Позаботьтесь о моих людях. Все страшно проголодались. А я... – Он посмотрел на Анну. – А я позабочусь о моей миленькой женушке.
– Теперь, мой муж, чтобы мы были на равных, мне придется прыгать до самого Парижа, – пошутила Анна.
Стоявшие рядом рассмеялись, и Анна, взяв супруга за руку, повела его к палатке, задрапированной зеленым и золотистым шелком. Едва они вошли, как любезное выражение соскользнуло с лица Стефена.
– Ты хорошо сыграла, женушка.
– Я не притворялась и действительно рада твоему возвращению. Ты нужен сыну. И если ты стал мягче и добрее...
– На войне люди не становятся мягче и добрее, – перебил ее герцог и, опустившись на стул, сбросил плащ. – Иди ко мне. Помоги снять сапоги. А я покажу, в какого милого щеночка превратился за это время.
Грязные, спутанные волосы падали на тунику. Пыль покрывала изможденное лицо. И от него пахло, как от кабана.
– Похоже, война даже не коснулась тебя. Ты такой же, каким и был, – обронила Анна.
– А ты, Анна, – ответил он, притягивая ее к себе, – ты, как сон, который желаешь видеть вечно.
– Пора проснуться. – Она отстранилась. Ухаживать за ним, прислуживать ему было ее долгом. Снять сапоги, вытереть шею влажной тряпицей. Но дотронуться до себя она ему больше не позволит. – Я не для того провела в одиночестве два года, чтобы меня оседлал грязный боров.
– Так подай мне чашу с водой, и я умоюсь, – ухмыльнулся Стефен. – Буду чистенький, как голубок.
– Дело не только в том, что от тебя воняет.
Все еще улыбаясь, Стефен медленно стянул рукавицы.
В палатку заглянул слуга с подносом, на котором лежали свежие фрукты. Почувствовав напряжение, он поставил поднос на скамью и поспешно вышел.
– Я успела познакомиться с твоими новыми друзьями, – не скрывая презрения, продолжала Анна. – С теми, которых ты прислал из Святой земли. С теми, что носят черный крест. С теми, что убивают без разбору, не щадят женщин и детей, невинных и благородных. Как низко ты пал, Стефен.
Он встал и медленно подошел к ней. И тут же как будто мурашки побежали у нее по коже. Стефен остановился за спиной. Она не повернулась.
Холодные, бесчувственные пальцы коснулись ее шеи. Губы, не знающие тепла любви, приникли к ее плечу.
Она отвернулась.
– Я твоя жена, Стефен, и потому буду заботиться о твоем здоровье и благополучии. Ради нашего сына. Я буду рядом с тобой, как того требует долг. Но знай – отныне ты никогда, никогда не прикоснешься ко мне. Я не позволю тебе этого. Ни в миг моей крайней слабости, ни в миг твоей крайней нужды. Я больше не позволю тебе осквернять мое тело.
Стефен усмехнулся и кивнул. Погладил ее по щеке, и она, дрожа, отшатнулась.
– Прекрасная речь. Поздравляю. Интересно, как долго ты ее репетировала?
Прежде чем Анна успела понять, что происходит, он сжал пальцы на ее горле. Боль пронзила все тело. Стефен приблизил к ней улыбающееся лицо.
Ей вдруг стало трудно дышать. Анна попыталась вскрикнуть, но воздуха в легких уже не осталось. Да и что толку? Кричи не кричи – никто не придет. Вопль боли и отчаяния сочтут знаком наслаждения. Пульс барабанным боем отдавался в ушах.
Он швырнул ее на землю и сам навалился сверху, продолжая сжимать ей горло большим и указательным пальцами. Его колено протиснулось между ее ног... раздвинуло их...
Анна увернулась от поцелуя, и слюнявые губы оставили мокрый след на шее. Он прижался к ней, словно хотел, чтобы она почувствовала страшную силу его желания.
– Ну же, моя смелая, моя решительная женушка, – прошептал Стефен. – Мы так давно не виделись. Неужели ты откажешь мне в том, чего я хочу?
Она попыталась выскользнуть из-под него, но силы были слишком неравные. Он рванул вниз платье, провел рукой по обнаженной спине.
Анна сглотнула тошнотворный комок. «Нет, нет, так не должно быть. Я поклялась, что никогда...»
И вдруг... Мерзкое сопение сменилось смехом, отчего ей стало еще хуже.
– Ты не так меня поняла, жена, – прошипел герцог ей в ухо. – Я имел в виду не то, что у тебя между ног... Мне нужна реликвия.

Часть четвертая
Сокровище
Глава 79
Громадного роста неуклюжий мужчина в овечьей телогрейке неспешно правил изгородь, легко орудуя тяжелым деревянным молотком.
Я только что выбрался из леса и еще не успел сменить изодранный в клочья наряд шута на полученную от Эмили монашескую рясу. Путь домой занял почти неделю. Избегая встреч с людьми, я держался подальше от дорог и почти ничего не ел. У меня не было с собой ничего, ни денье, ни корки хлеба.
– Ты никогда не починишь забор, если будешь так лодырничать, – крикнул я.
Здоровяк опустил молоток, повернулся и, нахмурив густые, кустистые брови, посмотрел в мою сторону.
– Эй, вы только посмотрите, кто вылез из лесу! Замызганная белка в костюме феи.
– Я бы тебе ответил, Одо, если б не молоток в твоей руке.
Кузнец прищурился.
– Я тебя знаю, пьянчужка?
– Знаешь, если только с нашей последней встречи мозги у тебя не заплыли жиром, как брюхо.
– Хью? – воскликнул кузнец.
Мы обнялись, и Одо даже подбросил меня вверх.
– А мы слышали, что ты умер. – Он покачал головой. – Потом узнали, что тебя видели в Трейле в костюме шута. Поговаривали еще, что ты перебрался в Боре. Что убил того хрена, Норкросса. Скажи, во всем этом есть хоть немного правды?
– Все правда. Кроме одного. Как видишь, я не умер.
– Ну-ка, ну-ка, дружище, посмотри мне в глаза. Ты и впрямь убил кастеляна герцога?
Я вздохнул и улыбнулся, как смущенный незаслуженной похвалой младший брат.
– Да, убил.
– Ха, я так и знал, что ты их перехитришь, – рассмеялся кузнец.
– Да, Одо, много чего случилось. И веселого, и грустного.
– Нам тоже есть что рассказать. Давай садись. Предложить, правда, нечего, кроме вот этого забора. Он, конечно, не такой мягкий, как подушки у Болдуина... – Мы присели. – Последний раз, когда я тебя видел, ты умчался как сумасшедший в лес, преследуя дух жены.
– Не дух, Одо. Я знал, что она жива, и оказался прав.
– Что? Софи жива?
– Я нашел ее в тюрьме. В Боре.
– Вот же сукин сын! – хмыкнул кузнец, и глаза его весело заблестели. Но уже в следующее мгновение он снова посерьезнел. – Но из леса ты выполз один. Где же...
Я опустил голову.
– Она умерла, Одо. Умерла у меня на руках. Я нашел Софи слишком поздно. Они держали ее там как заложницу, думали, будто у нас есть что-то ценное, что-то принадлежащее им. Я вернулся, чтобы рассказать обо всем ее брату Мэттью.
Он тяжело вздохнул.
– Очень жаль, Хью, но это невозможно.
– Почему? Что случилось?
– Люди Болдуина... они снова побывали здесь. Искали тебя. Называли тебя убийцей и трусом. Говорили, что ты сбежал из армии и убил кастеляна. Потом разграбили деревню. Предупредили, что тот, кто укроет тебя, будет повешен. Некоторые из нас...
Порыв ветра ударил в лицо, принеся с собой отвратительный запах, от которого живот выворачивало наизнанку.
– Что это за вонь, Одо?
– Мэттью пытался заступиться за тебя, – продолжал кузнец. – Сказал, что с тобой обошлись не по справедливости. Что кастелян сжег твой дом, убил сына и забрал жену. Что если Норкросс сдох, то так ему и надо. Мэттью показал им постоялый двор, который начал восстанавливать заново. И знаешь, они словно с цепи сорвались. Повесили Мэттью. Потом, когда он еще висел, привязали веревкой к коням... В общем, его разорвали на части.
– Нет!
Я застонал от боли. Еще одна смерть из-за меня. Бедный Мэттью. Чем он провинился перед ними? Боже, когда же кончится этот кошмар?
Я поднял голову. Новый страх уже холодил грудь.
– Ты не ответил... Что это за запах?
Одо покачал головой.
– Они сожгли наш городок, Хью.
Глава 80
Вместе с Одо я прошел по разоренной, пустынной местности, которую всего лишь два года назад называл своим домом.
Все вокруг – поля, избы, амбары – превратилось в почерневшие холмики из камня и золы. Тут и там виднелись заваленные мусором пепелища; кое-где дома уже начали отстраивать заново. Мельница, еще недавно самое красивое строение в городе, лежала в развалинах поперек реки.
Завидев нас, люди опускали молотки, откладывали пилы. Игравшие на улице дети сначала с любопытством уставились на чудного незнакомца, потом, узнав меня, замахали руками и закричали:
– Это же Хью! Хью! Ты насовсем вернулся?
Скоро меня сопровождала целая процессия любопытных. Странное я, должно быть, являл зрелище – в потрепанной клетчатой тунике и рваных зеленых чулках. Мы с Одо направились к площади. В прошлый раз, ошеломленный известием о смерти сына и исчезновении жены, я так спешил, что ничего не заметил. Сейчас все выглядело по-новому, непривычно и жалко.
– Слава Богу, это Хью! – кричали одни. – Он вернулся.
Другие плевали на дорогу передо мной.
– Уходи, Хью. Ты хуже дьявола. Посмотри, что с нами сделали. Из-за тебя.
К тому времени как я добрался до площади, там собралось человек семьдесят, почти весь наш городок. Люди обступили меня плотным кольцом.
Я остановился перед нашим домом. Две новые бревенчатые стены опирались на каменные колонны. Взявшись за восстановление постоялого двора, Мэттью намеревался сделать его лучше, красивее и прочнее, чем прежде. И снова злость всколыхнулась во мне черной волной. Будь они прокляты! Это я убил Норкросса. Я проник в замок. Какое же они имели право мстить всему городу?
Слезы подступили к глазам. Я плакал. Плакал так, как не плакал много-много лет, с тех пор как был ребенком.
Будь ты проклят, Болдуин. И будь проклят я сам. За глупую гордость.
Я опустился на колени. Жена, сын... Мэттью... Все погибли. Все погибло. Сколько смертей.
Люди стояли молча, давая мне выплакаться. Потом кто-то положил руку мне на плечо. Я проглотил слезы и поднял голову. Отец Лео. Раньше я никогда не обращал особого внимания ни на него самого, ни на его проповеди. Сейчас я молил о том, чтобы он не убирал руку, потому что только она не позволяла мне упасть на землю под бременем стыда и горя.
– Не кори себя, Хью, – тихо сказал священник. – Это не ты сделал, а Болдуин.
– Да, Хью, ты ни при чем, – поддержали его из толпы. – Ты не виноват. Это дело рук Болдуина.
– Мы платим положенное, и вот как этот ублюдок благодарит нас, – крикнула какая-то женщина.
– Хью должен уйти, – возразила другая. – Он убил Норкросса. Из-за него у нас одни несчастья.
– Да, он убил Норкросса. И правильно сделал! Кому еще из нас выпало такое горе?
Голоса звучали все громче. Одни защищали меня, другие проклинали. Несколько человек начали бросать в меня камни.
Одо и отец Лео пытались вразумить недовольных.
– Пожалей нас, Хью, – услышал я. – Пожалуйста, уходи, пока рыцари не вернулись.
Шум перекрыл громкий женский голос. Все повернулись и замолчали.
Это была Мари, жена мельника. Я помнил ее. Она была лучшей подругой моей Софи, и в тот день, когда Норкросс утопил ее сына, они вместе ходили к колодцу.
– Мы потеряли больше, чем вы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49