Ей было отлично видно, как на набережную вылетели несколько кавалеристов и остановились там, паля в воздух из пистолетов и поднимая лошадей на дыбы.
— Вы, как всегда, оказались правы, миледи, — сказал Троглио, появившись за спиной хозяйки, — эти люди хотели вас арестовать.
Лавиния ничего не ответила. Ей вдруг стало грустно, ей показалось, что она покидает Ямайку навсегда. Она в принципе не была расположена к сантиментам и легко подавила в себе это неуместное чувство.
— Миледи, я думаю, что нам не надо тянуть с отплытием, губернатор мог выслать за нами не только драгун, — сказал капитан Фокс, тоже подошедший к борту.
Лавиния повернулась к нему: весь ее облик выражал решимость, она была собрана и спокойна.
— А мы разве еще не плывем?
* * *
Посылая людей на поиски Лавинии, сэр Блад был в глубине души уверен, что сегодня ее поймать не удастся. Если до сих пор она проявляла невероятную хитрость и изворотливость, почему она должна была отказать ей именно на этот раз? Когда Уэсли извиняющимся тоном сообщил, что видел только корму корабля, на котором бежала прекрасная плантаторша, губернатор только кивнул.
Лорд Лэнгли и мистер Фортескью, оставшиеся в кабинете губернатора в ожидании результатов погони, молчали, покуривая свои трубки и выжидательно глядя на его высокопревосходительство.
— Господа, — сказал он, — сейчас будет гонг к обеду, давайте пройдем в столовую и там обсудим наши дальнейшие действия.
Так и поступили; лакей разлил по тарелкам графиолевый суп, некоторое время все молча ели. Подняв стакан с золотистым хересом и промокнув губы салфеткой, сэр Блад сказал:
— Я рад, господа, что последние события произошли у вас на глазах и я избавлен от необходимости пускаться в какие бы то ни было объяснения.
— Насколько я вас понимаю, у нас здесь нечто вроде военного совета? — спросил лорд Лэнгли.
— Если угодно.
— И главный вопрос, который предстоит обсудить, — до какой степени вы можете использовать свое официальное положение для решения семейных проблем?
— Я не смог бы выразиться точнее.
Мистер Фортескью тихо вздохнул — он понял, что сейчас наступает момент, когда может сбыться его заветная мечта.
— Вы знаете, лорд Лэнгли, что последние пятнадцать лет я верой и правдой служил его величеству и Англии и нареканий на меня поступало значительно меньше, чем это обычно бывает при отправлении должности типа моей. Вы видели, что в последние месяцы, когда мне трудно было не воспользоваться своим положением, я сумел воздержаться от этого.
Королевский инспектор кивал в ответ на каждую его фразу.
— Но теперь вы не можете не признать: настал такой момент, когда мне уже невозможно оставаться при должности. С одной стороны, служебный долг, с другой — обязанности главы семьи. Это нельзя совмещать.
Лорд Лэнгли понимал, что рано или поздно этот разговор возникнет, и отдавал должное сэру Бладу в том, что он хорошо держался до самого конца.
— Что касается семьи, то я не вправе давать вам советы... — начал было лорд Лэнгли, но сэр Блад не дал ему договорить.
— Однако, если я попытаюсь вывести в море Ямайскую эскадру, вы будете против?
Инспектор кивнул.
— Я понимаю, — продолжал сэр Блад, — что это будет началом войны с Испанией и потянет за собой события в самой Англии. Виги получат отличную возможность нанести удар тори. Католики обрушатся на протестантов. Вильгельм Оранский попытается высадиться на островах...
— И поэтому вы не выведите Ямайскую эскадру в море, — мягко сказал лорд Лэнгли.
Сэр Блад допил свой херес и негромко позвал:
— Бенджамен.
— Да, милорд.
— На камине в кабинете лежит пакет, запечатанный моей печатью, давай его сюда.
Через несколько секунд пакет был в руках губернатора.
— Никогда не думал раньше, что это произойдет подобным образом. Но тем не менее...
— Что это, сэр? — с осторожной надеждой спросил мистер Фортескью.
Губернатор протянул пакет лорду Лэнгли:
— Это прошение об отставке.
Несмотря на то что оба джентльмена ждали этого — один со смешанным чувством, другой с нетерпением, — несмотря на то что они, что называется, были к этому готовы, слова губернатора произвели эффект разорвавшейся бомбы.
Через час сэр Блад уже сидел за другим столом и в другом месте. Хрусталь и серебро сменила посуда из олова, и не херес, а ром наполнял стаканы. Но не это было главным. Главным было то, что теперь вокруг бывшего губернатора Ямайки сидели Хантер, Доусон и Болл. Надо сказать, что друзья сэра Блада тоже, как лорд Лэнгли и мистер Фортескью, давно уже ждали отставки своего друга с поста, связывающего его по рукам и ногам, но и они, как и те двое, открыли рты, когда он объявил эту весть.
— Ну и что теперь? — первым отозвался Хантер.
— Теперь? — усмехнулся сэр Блад. — Теперь у меня есть возможность прогуляться до Санта-Каталаны.
— Ты собираешься пытаться один? — ехидно поинтересовался Болл.
— Нет, есть у меня три приятеля, которым я хочу предложить составить мне компанию.
— Только знаешь что, — сказал Болл, — ты сам поговоришь с Ангелиной. А то зачем тебе в походе инвалид?
— Ты знаешь, — сказал Доусон, — что я оказался неплохим проповедником среди охотников и лесорубов к северу от Порт-Ройяла. Мое слово там кое-что значит. Думаю, сотня или чуть больше этих ребят поверят мне, что хорошенько встряхнуть испанцев — это сейчас самое богоугодное дело.
Хантер хитро прищурился и сказал:
— Кстати, месяца два назад мне пришло в голову, что «Уэссекс» и «Моммерсетшир» нуждаются в ремонте. Я загнал их в западный док — тот, что за апельсиновым холмом. И сегодня комиссия, наверное, признает их непригодными к дальнейшему использованию и спишет на дрова.
Бывший губернатор Ямайки поднял кружку и чокнулся со своими друзьями. Когда они глотали ром, было слышно, что за стеной плачет Ангелина, которая, конечно, подслушала их разговор.
Глава восемнадцатая
Он возвращается
Слух о том, что Питер Блад вернулся к своему старинному ремеслу, почти мгновенно облетел все Большие и Малые Антильские острова, вызывая у кого-то страх, но по большей части восторг. Испанцы сразу поняли, что вольготная жизнь на море для них закончилась. Многие из прежних соратников капитана Блада обрадовались возможности вернуться под сень флага, вызывающего общий ужас. К этому времени настоящее пиратство уже выродилось. Даже самые отчаянные из тех, кого еще не повесили, напоминали о себе лишь отдельными вылазками.
Для того чтобы начать такую крупную операцию, как атака Санта-Каталаны, двух кораблей было явно недостаточно. Поэтому, спустив их на воду и кое-как снарядив, капитан Блад совершил два выхода с целью захвата других судов. Оба рейда были удачны, о них много говорилось, и все сходились на том, что у старого волка хватка не ослабла.
Разумеется, такое начало многих побудило бросить свои рыбные лавки и шорные мастерские, сбежать с торговых судов, чтобы на Ямайке попытать счастья под командой старого Блада.
Через три месяца после ухода в отставку губернатора Блада Карлайлская бухта да и весь Порт-Ройял превратился в настоящую столицу берегового братства. Никогда еще столица острова не видела такой свирепой и живописной толпы. Конечно, это не могло не сказаться на обстановке в городе. Ибо джентльмены удачи в свободное время вели образ жизни, далекий от монашеского. Все трактиры и таверны были переполнены. И чем меньше оставалось у них денег, тем более шумные затевали они кутежи. Поддерживать порядок в порту и в самом городе становилось все труднее. Короче говоря, эта орава очень скоро стала большой обузой для новых властей Ямайки. Кроме того, и в политическом плане это было властям совершенно не выгодно. Очень трудно будет убедить испанское правительство, что губернатор острова ничего не знает о подготовке эскадры у него под носом, в трех кабельтовых от стоянки его флота.
* * *
Мистер Фортескью, уже успевший вжиться в роль губернатора, тяготился этим соседством все больше, его раздражало очевидное двоевластие в Порт-Ройяле. Чувство благодарности, которое он испытывал в первое время к сэру Бладу за то, что тот освободил ему свое место, испарилось почти мгновенно. Хорошо известно, что людям свойственно раздражаться при виде тех, кто их облагодетельствовал. Мистер Фортескью видел следы присутствия благодетеля на каждом шагу. Любая выходка кого-нибудь из подчиненных капитана Блада воспринималась им как личное оскорбление. Он велел своим подчиненным вести себя пожестче с пиратской братией. Свое возмущение он изливал в беседах с лордом Лэнгли, который тоже относился к создавшейся ситуации без восторга, но все же с большим пониманием.
— Вы по-прежнему будете утверждать, что он не позволяет себе слишком многого? — спрашивал мистер Фортескью у высокого лондонского гостя после доклада капитана порта, из которого следовало, что люди капитана Блада были прошлой ночью зачинщиками трех драк и виновниками одного пожара.
— Вы знаете мой взгляд на этот вопрос, — отвечал лорд Лэнгли, — но, я думаю, вам следует проявить терпение.
— Терпение? Но до каких пределов оно должно простираться?! Если какой-нибудь бандит приставит мне нож к горлу, я и тогда должен буду делать вид, что ничего не происходит? — брызжа слюной, вопрошал губернатор.
— Я думаю, вы сгущаете краски.
— А я не думаю!
— Через две недели, по моим сведениям, они уйдут, и мы надолго освободимся от этого беспокойного соседства.
— Надеюсь, что и навсегда, — буркнул губернатор.
— Вы, что же, желаете ему поражения в этом походе? — удивился лорд Лэнгли.
— Клянусь стигматами святой Терезы, еще немного — и я начну ему этого желать.
Вошел комендант порта и доложил, что буквально полчаса назад в «Пьяной медузе» произошла драка и капитан Реомюр, этот здоровенный француз с нового корабля сэра Блада, опасно ранил сержанта портовой охраны.
— Что?! — взревел Фортескью. — Немедленно арестуйте этого негодяя.
— Осмелюсь доложить...
— Молчать! Выполняйте то, что вам приказано!
Комендант сказал «есть» и вышел.
Лорд Лэнгли налил себе портвейна и, вздохнув, выпил.
— Я не думаю, что вы поступили правильно, сэр, — сказал он.
— А что прикажете делать на моем месте — позволить сесть себе на голову?
— Можно было бы сообщить капитану Бладу и пожаловаться на этого... Реомюра. Сэр Блад — человек справедливый, насколько я могу судить, и он бы наказал своего офицера, если бы выяснилось, что тот виноват.
— Если бы, если бы... — недовольно пробормотал Фортескью и тоже налил себе портвейна.
Приказ губернатора был выполнен, капитана Реомюра схватили на месте преступления, где он спокойно допивал свой херес, и доставили во дворец, где поместили в камеру. Там он буянил, поносил последними словами губернатора и его холуев.
А еще через два часа в кабинет губернатора вошел капитан Блад.
— Здравствуйте, мистер Фортескью, — широко и добродушно улыбаясь, сказал он.
— Здравствуйте, — буркнул губернатор. — Чем могу служить?
— Произошло недоразумение.
— Что вы имеете в виду?
— Несколько часов назад в «Пьяной медузе» ваши люди арестовали одного из моих офицеров, капитана «Бретани» Реомюра. У меня такое впечатление, что он был арестован несправедливо.
— У меня такого впечатления нет.
Капитан Блад прошелся по своему бывшему кабинету и сел в свое кресло, придвинутое почему-то к окну.
— Вы бездарно здесь все переставили, Фортескью. Изживаете дух прежнего хозяина? Но тогда надо было бы сменить мебель.
— Мне не очень приятен ваш тон, сэр.
— Да мне и самому он не очень приятен. Я не понимаю, почему я до сих пор не взял вас за шиворот и не выкинул отсюда.
— Что-о?!
— Господа, господа, — залепетал лорд Лэнгли.
— Вот что, — капитан Блад решительно встал, — я не собираюсь спорить с вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44