При нынешнем состоянии переулка невозможно обнаружить какие-либо следы. Повсюду сажа и обломки. Откровенно говоря, расследование начинается крайне неудачно. Углы атаки слабы. Угол «как» перекрыт. Угол алиби, растянутый на две недели, не поддается контролю. Угол вещественных доказательств не существует. Остается угол «почему» со всем, что из этого следует. Наследники, враги, любовники, шантажисты, и вся вытекающая отсюда рутина.
Александра отодвинула свою пустую чашку и вышла из «трапезной». Ее сын рисовал на втором этаже, устроившись за письменным столиком Матиаса. Она спустилась вместе с ним и взяла куртку в своей комнате.
– Хочу выйти, – сказала она четверым мужчинам, сидящим за столом. – Когда вернусь, не знаю. Вы меня не ждите.
– С малышом? – сказал Марк.
– Да. Если вернусь поздно, Кирилл поспит в машине на заднем сиденье. Не беспокойтесь о нас, мне нужно развеяться.
– В машине? Откуда машина? – спросил Марк.
– Машина тети Софии. Красная. Пьер дал мне ключи и сказал, что я могу брать ее, когда захочу. У него есть своя.
– Вы ходили к Реливо? – возмутился Марк. – Совсем одна?
– А вам не кажется, что дядя удивился бы, если бы за два дня я даже не навестила его? Матиас может говорить что ему вздумается, но Пьер был очень мил. И мне не хотелось бы, чтобы ему докучала полиция. Ему и так тяжело придется.
Александра была на грани, это ясно. Марк задумался, не поторопился ли он, предложив ей кров. Почему бы не отослать ее к Реливо? Нет, сейчас совсем неподходящий момент. И Матиас снова встанет в дверях как скала. Он взглянул на молодую женщину, которая крепко держала за руку сына, а взгляд ее блуждал неизвестно где. Водопад разочарований, он чуть не забыл про водопад. Куда она ездила на машине? Она говорила, что никого не знает в Париже. Марк погладил кудри Кирилла. Невозможно удержаться, чтобы не потрепать этого мальчугана по голове. Однако его мать, при всей ее утонченной красоте, становилась несносной, когда бывала на взводе.
– Я хочу поужинать со святым Марком и святым Лукой, – заявил Кирилл. – Мне надоело сидеть в машине.
Марк посмотрел на Александру и заверил, что ему это нетрудно, он никуда не собирается сегодня вечером и может приглядеть за малышом.
– Хорошо, – сказала Александра.
Она поцеловала сына, сказала ему, что на самом деле их зовут Марк и Люсьен, и, обхватив себя руками, ушла, кивнув на прощание инспектору Легенеку. Марк посоветовал Кириллу пойти закончить свои рисунки до ужина.
– Если она едет в Мезон-Альфор, – сказал Легенек, – только зря потеряет время. Переулок перекрыт.
– Зачем ей туда? – спросил Марк, внезапно вспылив и забыв, что несколько минут назад он желал, чтобы Александра убралась жить в другое место. – Она поедет куда глаза глядят, только и всего!
Легенек вместо ответа развел своими широкими ладонями.
– Вы собираетесь установить за ней наблюдение? – спросил Вандузлер.
– Нет, не сегодня. Сегодня она ничего важного не предпримет.
Марк встал, быстро переводя взгляд с Легенека на Вандузлера.
– Наблюдение? Да вы шутите?
– Ее мать – одна из наследниц, и Александре это выгодно, – сказал Легенек.
– Ну и что? – вспылил Марк. – Надо думать, не ей одной! Боже мой, да посмотрите на себя! Глазом не моргнули! Твердость и подозрительность прежде всего! На девушке лица нет, она едет куда глаза глядят, а вы устанавливаете наблюдение! Люди с характером, люди, которых не проведешь, люди, которые не вчера родились! Грош вам цена! Знаете, что я думаю о людях, которых не проведешь?
– Знаем, – сказал Вандузлер. – Ты на них…
– Вот именно! Нет хуже придурков, чем те, кто не способен хотя бы время от времени родиться вчера! Свалиться с луны! Я вот думаю, не самый ли ты очерствевший из всех легавых, откуда бы они ни свалились!
– Позволь представить тебе святого Марка, моего племянника, – сказал Вандузлер Легенеку, улыбаясь. – Он переписывает Евангелие на пустом месте.
Марк пожал плечами, залпом допил свой стакан и со стуком поставил его на стол.
– Оставляю последнее слово за тобой, дядюшка, потому что ты все равно захочешь его сказать.
Марк выскочил из комнаты и кинулся вверх по лестнице. Люсьен бесшумно последовал за ним и схватил его за плечо на площадке второго этажа. Редкий случай, но Люсьен говорил нормальным голосом.
– Спокойно, солдат, – сказал он. – Победа будет за нами.
19
Когда Легенек покинул чердак Вандузлера, Марк взглянул на часы. Было десять минут первого ночи. Они играли в карты. Заснуть Марку так и не удалось: он слышал, как около трех вернулась Александра. С вечера он оставил все двери открытыми, чтобы не прозевать Кирилла, если тот проснется. Марк подумал, что спускаться, чтобы подслушивать, нехорошо. Тем не менее спустился и, дойдя до седьмой ступеньки, прислушался. Молодая женщина двигалась бесшумно, чтобы никого не разбудить. Марк слышал, как она выпила стакан воды. Так он и думал. Едешь прямо перед собой, уверенно несешься в неизвестность, принимаешь твердые и противоречивые решения, но на деле виляешь из стороны в сторону и возвращаешься назад.
Марк примостился на седьмой ступеньке. Его мысли сталкивались, наезжали одна на другую или разбегались. Как плиты земной коры, которые ухитряются перемещаться по тому скользкому и раскаленному, что находится под ними. По расплавленной мантии. Страшно подумать о плитах, которые разъезжаются во все стороны по поверхности Земли. Невозможно устоять на месте. Тектоника плит – вот что это такое. Ну а у него тектоника мыслей. Вечно они скользят, а иногда неизбежно сталкиваются. Как тут не оказаться в дерьме? Когда плиты расходятся, получается вулканическое извержение. Когда сталкиваются – тоже вулканическое извержение. Что случилось с Александрой Хауфман? К чему приведут допросы Легенека, почему София сгорела в Мезон-Альфоре, любила ли Александра того типа, отца Кирилла? Стоит ли ему носить кольца и на правой руке, и почему, чтобы петь, нужен базальтовый камешек? Ага, базальт. Когда плиты расходятся, наружу выходит базальт, а когда плиты надвигаются одна на другую, что-то еще. Что? Как его… Андезит. Точно, андезит. А почему не одно и то же? Неизвестно, он уже не помнит. Он слышал, как Александра готовится лечь спать. А он, сидя в четвертом часу утра на деревянной ступеньке, ждет, пока улягутся тектонические сдвиги. Почему он так набросился на крестного? Приготовит ли им завтра Жюльет «плавучий остров» , как она часто делает по пятницам, признается ли Реливо, что у него любовница? Кто наследники Софии, не слишком ли смел его вывод о сельской торговле в Средние века, почему Матиас не желает носить одежду?
Марк потер руками глаза. Он достиг момента, когда беспорядочные мысли сплелись в такую плотную сеть, что в нее не просунешь и иголки. Остается только все забыть и попытаться заснуть. Отход на тыловые позиции, как сказал бы Люсьен, отступление от линии огня. А сам-то Люсьен вулканоизвергался? Нет такого слова, вулканоизвергаться. Вулканизировать? Тоже нет. Люсьена скорее следует отнести к разряду хронической вялотекущей сейсмической активности. А Матиас? У Матиаса вообще нет никакой тектоники. Матиас – это вода, водная стихия. Бескрайняя водная стихия, океан. Океан, охлаждающий лаву. Однако в глубине океана не так уж спокойно, как кажется. Там внутри тоже есть свои залежи дерьма, но нет порядка. Провалы, разломы… А совсем глубоко, возможно, даже водятся мерзкие твари – неизвестные животные виды. Александра легла спать. Снизу уже не доносилось ни звука, все погрузилось в темноту. Марк закоченел, но холода он не чувствовал. Лестница вновь осветилась, и он услышал, как по ступенькам тихонько спускается крестный и останавливается рядом с ним.
– Правда, Марк, шел бы ты спать, – шепнул Вандузлер.
И удалился, светя себе карманным фонариком. Разумеется, пошел помочиться во двор. Ясное, простое и спасительное действие. Старина Вандузлер никогда не интересовался тектоникой плит, хотя Марк нередко ему о ней говорил. Марку не хотелось торчать на своей ступеньке, когда он будет возвращаться. Он быстро поднялся к себе, открыл окно, чтобы впустить свежий воздух, и лег. Зачем это крестный захватил с собой пластиковый пакет, если просто вышел помочиться на улицу?
20
На следующий день Марк и Люсьен повели Александру ужинать к Жюльет. Допросы начались и обещали стать затянутыми, долгими и бессмысленными.
Пьера Реливо допрашивали этим утром второй раз. Вандузлер передавал всю информацию, которую сообщал ему инспектор Легенек. Да, у него в Париже есть любовница, но он не понимает, какое им до этого дело и откуда они узнали. Нет, Софии ничего не было известно. Да, он унаследует третью часть ее состояния. Да, это огромная сумма, но он бы предпочел, чтобы София осталась жива. Если они ему не верят, пусть идут к черту. Нет, у Софии не было врагов. Любовник? Вряд ли.
Потом допрашивали Александру Хауфман. Повторяли все по три раза подряд. Ее мать наследует треть состояния Софии. Но ведь мать ни в чем ей не отказывает, правда? Так что она непосредственно выигрывает от притока денег в семью. Да, конечно, и что с того? Зачем она приехала в Париж? Кто может подтвердить приглашение Софии? Где она была этой ночью? Нигде? Верится с трудом.
Допрос Александры продолжался три часа.
Ближе к вечеру допросили и Жюльет.
– Жюльет, похоже, не в духе, – сказал Марк Матиасу в перерыве между двумя блюдами.
– Легенек ее обозлил, – объяснил Матиас. – Не верил, что певица могла дружить с хозяйкой бистро.
– Думаешь, Легенек нарочно выводит людей из себя?
– Может быть. Во всяком случае, если он хотел ее обидеть, ему это удалось.
Марк взглянул на Жюльет, молча расставлявшую бокалы.
– Пойду скажу ей пару слов, – сказал Марк.
– Бесполезно, – возразил Матиас, – я уже говорил.
– Может, у нас разные слова? – предположил Марк, на секунду встретившись с Матиасом взглядом.
Он поднялся и прошел между столиками к стойке.
– Не беспокойся, – шепнул он Матиасу на ходу, – ничего умного я ей сказать не смогу. Просто хочу попросить о большой услуге.
– Поступай, как знаешь, – сказал Матиас.
Марк облокотился на стойку и знаком подозвал к себе Жюльет.
– Тебе обидел Легенек? – спросил он.
– Не беда, я привыкла. Тебе Матиас рассказал?
– В двух словах. Для Матиаса это уже много. Что Легенек хотел узнать?
– Догадаться несложно. Как это певица зналась с дочкой бакалейщика из провинции? Дед и бабка Софии тоже коз пасли, как и все.
Жюльет перестала сновать за стойкой.
– Вообще-то, – сказала она, улыбнувшись, – я сама виновата. Принялась оправдываться, как ребенок, когда он состроил свою скептическую полицейскую мину. Стала говорить, что у Софии были подруги в социальных слоях, куда я не имела доступа, но это не значит, что с этими женщинами она могла разговаривать о чем угодно. А он так и сидел со своей недоверчивой миной.
– Это просто прием, – сказал Марк.
– Допустим, но ведь он действует. Потому что я, вместо того чтобы задуматься, повела себя как последняя дура: показала ему свою библиотеку, чтобы доказать, что умею читать. Чтобы показать ему, что за все эти годы и со всем своим одиночеством я прочитала тысячи страниц. Тогда он взглянул на полки и согласился допустить, что я могла быть подругой Софии. Придурок!
– София говорила, что почти ничего не читала, – вспомнил Марк.
– Вот именно. А я не разбиралась в опере. Мы делились друг с другом, беседовали у меня в библиотеке. София жалела, что ей не далась читательская стезя. А я ей, бывало, говорила: читают как раз потому, что упустили что-то еще. Звучит глупо, но иногда по вечерам София пела, а я наигрывала на пианино, или я читала, пока она курила.
Жюльет вздохнула.
– Самое противное, что Легенек поговорил с моим братом, чтобы узнать, не ему ли принадлежат книги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34