Знаток множества кавказских языков со специалистом по радиоперехвату тоже заметно нервничали — вероятно, давало о себе знать сугубо гражданское бытие с лениво-насмешливым просмотром под пивко глуповато-сказочных американских боевиков по телевизору.
А экипажи двух «крокодилов» в ту минуту коротко переговаривались друг с другом…
— «Семьсот десятый», я определил, откуда лупят. Надо бы дать сдачи, а то не поймут.
— Сейчас дадим. Заходи первым, «Семьсот двенадцатый», раз засек «чертей». Я за тобой…
— Ты же не пустой — за «груз» не боишься?
— Надо парой, — уверенно парировал командир звена, подробно проинструктированный офицерами безопасности. — Иначе бородатые заподозрят подвох.
Оба пятнистых вертолета заломили крутой вираж и через несколько секунд оказались на боевом курсе.
— «Семьсот десятый», извилистую просеку левее двадцать градусов наблюдаешь? — справился глазастый ведомый.
— Перед долиной?
— Да-да. В правой части просеки видел троих.
— Ясно, начинаем работу. После одного захода сматываемся.
— Понял…
Пара вертушек выпустила два десятка неуправляемых ракет по опушке леса и, не долетая до просеки, резко развернулась. Взяв прежний курс, пилоты продолжили полет, а обстановка в десантной кабине внезапно резко переменилась…
— Товарищ майор, Петрашевич ранен! Переводчик наш… — выпалил над самым ухом Павел Ниязов. — Пулей садануло после ракетного залпа.
Петрашевич лежал в самом углу тесной десантной кабины — там, куда члены группы сложили походные ранцы. Боль он переносил молча или же стоны заглушались неистово гудящим над самыми головами вертолетным редуктором.
Константин вмиг оказался подле переводчика, зажимавшего окровавленной рукой рану на правом боку. «Ну, вот!.. Неприятности в этой командировке начались много раньше, чем ожидалось», — сокрушенно подумал майор, распарывая кинжалом камуфляжку Петрашевича. Пробив обшивку летательного аппарата и потеряв большую часть энергии, пуля вошла в подреберье тридцатилетнего мужчины, да где-то в полости живота
— под печенью и застряла.
— Спроси у командира: сколько до посадки? — крикнул Яровой борттехнику,
— и доложи: на борту раненный.
До прибытия к искомой горной долинке, расположенной меж заснеженных, покрытых редколесьем холмов, оставалось четыре минуты.
— Что намерен предпринять? — подсел поближе к офицеру спецназа снайпер Ниязов.
— Сейчас сделаем укол, перевяжем и отправим обратно, — лаконично заключил офицер, разрывая герметичную упаковку тугого бинтового валика.
— Других вариантов нет.
* * *
Район для ведения разведки был очерчен обширный. С юга он ограничивался российско-грузинской границей, на западе захватывал приличный кусок Ингушетии до воображаемой линии между селами Гули и Нижний Алкун и простирался на восток аж до самого Дагестана. Пара вертолетов пересекла круто повернувшую вправо реку Аргун и точно в заданное время прибыла в самый центр этой огромной зоны. Прикрывая высадку, ведомый остался кружить над долиной, а ведущий вскоре коснулся колесами заснеженной равнины. Бортовой техник аккуратно подал старшему группы какой-то мудреный музыкальный инструмент в брезентовом чехле, хлопнул на прощание по ладони старшины Ниязова, осенил крестом четверых разведчиков и закрыл люки десантной кабины. До возвращения в Ханкалу ему надлежало следить за состоянием раненного мужчины, чей поход в горы окончился, так и не начавшись.
«Крокодил» быстро взмыл в небо и, присоединившись к ожидавшему «собрату», исчез за изломанной линией горных вершин. Ни командир звена, ни его глазастый ведомый на сей раз не заметили несколько темных фигурок, спешащих к месту высадки от густого хвойного островка по невысокому взгорку, соседствующему с долинкой…
— Не повезло нашему переводчику, — глубоко вдохнул морозный воздух радиоинженер, когда гул вертолетов стих.
Закинув на спину ранец и поудобнее приспосабливая на плече дечиг, Костя про себя усмехнулся: «Как знать, дорогой наш радиоинженер!.. Как знать… Возможно, денька через три-четыре ты ему позавидуешь».
Вслух же приказал:
— Не задерживаемся. Быстренько собрали вещи и уходим в лес.
Осмотрев же свой немногочисленный отряд, тихо добавил:
— Надеюсь, это первая и последняя потеря в нашей группе.
Указав направление движения, лидером он выслал вперед снайпера — ветерана «Шторма», прошедшего по горным и лесным тропам не одну сотню кровавых верст. Сзади товарищей вызвался прикрывать Берг — старший лейтенант запаса, некогда обученный обращению с оружием и знающий, что такое утомительные марш-броски. Сам же майор, отстав от старшины Ниязова на положенные пятьдесят метров и неотрывно держа в поле зрения лидера, повел разведчиков в точку первого радиоперехвата.
Однако стоило им подняться до середины склона ближайшего холма, как над самыми головами пролетела пуля, с угрожающим шипением разрезая плотный, холодный воздух. Тут же донесся звук выстрела, а Павел, рухнув в снег, без подготовки опустошил первый магазин «винтореза». Это была обычная тактика спецгрупп при внезапном столкновении с противником: сначала остудить пыл приличной порцией свинца, а потом уж, разобравшись что к чему, начинать прицельно и методично его расстреливать.
— Ложись! — скомандовал Чиркейнову и Бергу Яровой.
Все трое, включая командира, распластались в сугробе.
Майор выжидающе смотрел на старшину…
«Чужие. Пятеро, — просигналил тот. И чуть помедлив, добавил: — Помощь не требуется — справлюсь сам».
Офицер все же хотел подползти к снайперу, но, вспомнив, что позади не профессионалы из «Шторма», а простые гражданские люди, передумал. У инженера в правой руке появился «Стечкин» — неплохое оружия для ближнего боя, да умел ли тот с таковым управляться?.. Улем же и вовсе, в силу убеждений, наотрез отказался вооружаться перед вояжем в горы. Посему оставлять без присмотра своих нынешних коллег Константин поостерегся.
А опытный снайпер, перезарядив тем временем винтовку, действовал самостоятельно. Убедившись в том, что чужаки засекли высадку и крадутся к равнине явно не с благими намерениями, он откатился немного в сторону — за неприметный бугорок и стал кропотливо выбирать цели.
«Раз, два, три, — вел отсчет хлопков убойного «винтореза» командир, лежа в снегу. Правой рукой он сжимал готовый к стрельбе «вал», левой же не давая любопытному богослову приподнять голову. — Сейчас Паша должен переменить позицию и выдать следующую прицельную серию».
Точно подчиняясь его мыслям, Ниязов отполз на пяток метров вправо и, не обращая внимания на ответную и довольно сумбурную стрельбу, снова трижды нажал на спусковой крючок. Потом переместился обратно и выждал несколько секунд…
«Семь восемь, девять, — спокойно отсчитывал офицер. — В магазине остался один патрон. Сейчас прицелится, выстрелит и вгонит в свой любимый «винт» свеженький рожок. Сколько же их там наверху, «чертей» неугомонных? Уж не ошибся ли Павел?..»
Старшина долбанул из винтовки еще разок, окончательно израсходовав боезапас магазина и вдруг крикнул вниз:
— Эй, народ! Долго валяться будете?
Яровой глянул на стоявшего в полный рост приятеля и поднялся сам. Отряхивая одежду от снега, справился:
— Всех до одного женил, Паша?
— Всех… Если только черепа у них не из титана… — проворчал снайпер, закидывая винтовку на плечо.
Группа медленно пошла к лежащим метрах в двухстах телам пятерых кавказцев.
— А что значит «женил»? — семенил рядом с Бергом Чиркейнов.
— Женить или жениться на вечном сне, — тихо пояснил специалист по шифрам, кодам и радиоперехватам. — Это выражение чеченских боевиков означает «убить» или «умереть».
Вся пятеро бандитов и впрямь были сражены точными выстрелами Павла наповал. Из размозженных пулями голов еще вытекала на снег теплая кровь, пальцы двоих еще слегка подрагивали, да стекленеющие глаза уж не отличали тьмы от света.
Берг с Чиркейновым примолкли, должно быть, впервые став свидетелями убийства; майор со старшиной быстро осмотрели вещи боевиков. Ничего, кроме оружия, боеприпасов, толстой пачки российских купюр и мешка с провизией, те при себе не имели.
Наскоро прикопав трупы снегом, разведчики покинули взгорок и устремились на юг…
* * *
Они отыскали неплохую позицию для прослушивания эфира юго-западнее села Гомхой. Совершив восхождение на плоскую вершину горы высотой метров восемьсот, разбили лагерь, выставили дозор и развернули аппаратуру, аккуратно транспортируемую в объемном нестандартном ранце инженером Бергом. Растянув антенны и настроив сложную технику, тот водрузил на голову гарнитуру, прикрыл глаза и надолго впал в необъяснимую прострацию — напрочь отключился от восприятия окружающего мира. Лишь глядя на его указательный палец, изредка нажимавший то на клавишу переключения частот, то на мизерную кнопку автоматического поиска радиосигнала, Яровой понимал, что Артем Андреевич не уснул и не умер от холодного ветра, а целиком находится там — в необъятном, невидимом эфире.
Так прошел час, другой, третий… Остальные успели подкрепиться и отдохнуть после затяжного подъема, а Берг, отказавшись от трапезы, все неподвижно сидел, изредка согревал горячим дыханием заиндевевшие руки и выискивал хотя бы намек на переговоры меж засевшими в горах бандами…
Константин прилег на спальный мешок, расстеленный на твердом промерзшем грунте, осторожно распрямил больной сустав правой ноги и пристроил под голову жесткий ранец. От нечего делать в третий раз проверил мощный бесшумный «вал» и, аккуратно уложив его рядом — на разгрузочный жилет, стал наблюдать за членами группы.
Старший лейтенант запаса Берг был примерно одного с ним возраста — лет двадцати восьми. Среднего роста, полноватый и слегка непропорционального телосложения молодой мужчина и здесь в чеченских горах манерами походил на интеллигента в седьмом колене. Как его угораздило после окончания сугубо гражданского технического вуза осесть на несколько лет в армии и получить до увольнения следующее офицерское звание, оставалось только гадать. Но, кажется, он вовремя осознал ошибочность решения сделать военную карьеру, демобилизовался и нашел для своего образования куда более подходящее применение — стал секретным специалистом отдела «Л» Управления ФСБ Ставропольского края. Именно отделы «Л» занимались прослушиванием эфира, радиоперехватами и дешифровкой.
У единственного пригодного к подъему склона дежурил Павел Ниязов. Изредка он приподнимал «винторез» — мощную и бесшумную снайперскую винтовку, взятую на задание вместо привычной, но громоздкой и громкой СВД-С, и осматривал склон с подножием через оптический прицел. Этого человека, во внешности которого улавливалось нечто восточное, майор знал года четыре — ни единожды пришлось бывать со старшиной в Чечне, попадать в бедовые переделки, хоронить погибших друзей. У Паши была смугловатая кожа, немного раскосые глаза, чуть широковатый, приплюснутый нос — вероятно, предки его когда-то проживали в средней Азии. Ему исполнилось тридцать три, а в Питере Ниязова дожидались жена с двумя дочерьми. Человеком он слыл скромным, непритязательным — другой бы на его месте давно и скоренько оформил документы, взял штурмом нужные инстанции и стал прапорщиком, что сулило, по меньшей мере, некоторую прибавку к жалованию. Павел же в ответ на советы подобного рода всегда отшучивался: мол, куда спешить — успеется. А, коль нарвусь на пулю раньше, так не все ль равно в каких погонах лежать в могиле?..
День клонился к закату, и улем стал потихоньку готовиться ко второй и третьей молитвам намаза — развернул и аккуратно расстелил квадратный коврик, встал на него коленями и принялся провожать медно-огненный шар, плавно опускавшийся к мутноватому горизонту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43