Однако на следующий день случайное замечание Эмили победило решимость Освальда хранить молчание. С присущей пятнадцатилетнему возрасту бестактностью она удивилась, что брат не ездит в гости к Венеции. Это вызвало взрыв горького смеха и уверение, что больше он никогда не переступит порог Андершо, а после предупреждения не задавать вопросов Эмили сразу же начала умолять его рассказать, что случилось.
Освальд не намеревался ничего ей сообщать, но Эмили была куда ближе ему духовно, чем остальные члены семьи, и вскоре он доверил часть своих огорчении ее сочувственным ушам. Хотя эта серия замечаний не дала Эмили точного представления о событиях вчерашнего дня, она нашла отклик в ее романтическом сердце. С помощью богатого воображения Эмили заполнила все пробелы и рассказала обо всем Кларе, взяв с нее клятву молчать.
— Хотя, по-моему, все это чушь, мама, я решила, что должна рассказать тебе об этом.
— Господи! — в ужасе воскликнула леди Денни. — Вызвать лорда Деймрела на дуэль! Должно быть, твой брат помешался! Никогда не слышала ничего подобного и даже думать боюсь о том, что скажет твой отец! Нет, это не может быть правдой! Наверняка это очередная фантазия Эмили!
— Боюсь, что это не совсем выдумка, мама, — возразила Клара. — Не может быть сомнений, что Освальд поссорился с лордом Деймрелом, хотя едва ли вызвал его на дуэль. Ты ведь знаешь, как Освальд и Эмили любят преувеличивать. Я бы сочла всю историю невозможной, но если лорд Деймрел в самом деле преследует бедную Венецию своим вниманием, то все может быть. Я решила рассказать тебе об этом, потому что Освальд сейчас пребывает в очередном приступе меланхолии, а в такое время трудно рассчитывать, что он будет вести себя разумно. Если он действительно поссорился с лордом Деймрелом…
— Даже не говори об этом! — содрогнулась леди Денни. — О боже, и зачем только этот ужасный человек приехал сюда? Чтобы преследовать Венецию и всех здесь растревожить? Ты говоришь, он каждый день бывает в Андершо?
— Ну, мама, так Освальд сказал Эмили, но я не особенно этому верю, так как он говорил, будто Венеция очарована лордом Деймрелом и поощряет его к недостойному поведению, а это ведь наверняка чушь.
Однако ее слова ничуть не успокоили леди Денни, которая побледнела и воскликнула:
— Мне следовало знать, что такое может произойти! А Эдуард Ярдли не нашел ничего лучшего, как слечь с ветряной оспой в самое неподходящее время! Я вовсе не надеялась, будто от него было бы много пользы, но он, по крайней мере, помешал бы Деймрелу проводить столько времени с Венецией, вместо того чтобы позволить матери посылать за мистером Хантспиллом каждый раз, когда ей кажется, что у него частит пульс, и поднимать такую суету, словно у него настоящая оспа!
— Ты не права, мама! — запротестовала Клара, огорченная подобной суровостью. — Мистер Хаптспилл говорил нам, что у отца Эдуарда было телосложение как у чахоточного, поэтому неудивительно, что миссис Ярдли волнуется. А еще он сказал, что Эдуард ослабел куда сильнее, чем мои сестры!
— Что сказал мистер Хаптспилл, — мрачно отозвалась леди Денни, — так это то, что люди, вроде Эдуарда Ярдли, у которых прекрасное телосложение и которые едва знают, что значит болеть, худшие из пациентов, так как они воображают себя на пороге смерти, когда у них обычная колика! Не говори мне больше об Эдуарде! Я должна сейчас же рассказать обо всем твоему отцу. Как бы он ни сердился, Освальд его сын, и его долг найти какой-нибудь выход из этой ужасной истории.
Тем не менее сэр Джон, выслушав жену, не был склонен придавать случившемуся особое значение и, если не считать замечания, что ему надоели детские выходки Освальда, не проявил признаков гнева. Только лично расспросив Клару, он начал понимать, что в этой истории больше правды, чем ему казалось. Хотя сэр Джон выглядел скорее сердитым, чем встревоженным, он, подумав, заявил, что раз у его сына хватает ума только волочиться за Венецией, то лучше всего отправить его куда-нибудь в отдаленную часть страны, пока он не поумнеет.
— Освальду лучше поехать к вашему брату Джорджу, — сказал жене сэр Джон. — Это даст ему возможность подумать о чем-нибудь еще, кроме своих глупостей.
— Поехать к Джорджу? Но…
— Я не собираюсь позволять ему устраивать здесь скандалы. Не знаю, сколько правды в этой истории, но если Освальд так ревнив, как считает Клара, то трудно предвидеть, что он может выкинуть, а я не желаю, дорогая моя, чтобы этот молокосос задирал Деймрела или кого-нибудь еще!
— Только подумайте, что может случиться, если Освальд опять затеет ссору с этим человеком!
— Он этого не сделает, можете не беспокоиться. Если Освальд попытался сделать это вчера, то я искренне надеюсь, что Деймрел дал ему затрещину за его наглость! Нам не остается ничего иного, как отослать его к вашему брату.
— Да, но, возможно, им неудобно принимать Освальда в Кроссли в это время, — с сомнением промолвила леди Денни. — Конечно, и Джордж и Элинор очень добры, но в начале охотничьего сезона у них всегда полон дом гостей.
— Насчет этого тоже можете не волноваться. Я не говорил вам, потому что не хотел отправлять Освальда в эту модную компанию, но на прошлой неделе я получил письмо от Джорджа, где он пишет, что они с радостью примут у себя Освальда. И все-такт лучше послать его туда, чем держать здесь. Я только надеюсь, что там он будет вести себя прилично.
— Джордж об этом позаботится, — уверенно заявила леди Денни. — Освальду пойдет на пользу общество его кузенов. Только как убедить его уехать?
— Убедить? — переспросил сэр Джон. — Убедить его принять приглашение погостить в компании модных щеголей? Уверяю вас, дорогая, в этом не будет необходимости!
Леди Денни сильно в этом сомневалась, но сэр Джон оказался прав. Когда Освальду передали приглашение, оно тотчас же превратило его из угрюмого страдальца в радостно возбужденного мальчишку, в душе которого восторженные предвкушения новых удовольствий не оставили места для таких мелочей, как измена Венеции, злодейство Деймрела или его собственное разбитое сердце. Оглушенный великолепием предложенного развлечения, он смог лишь пролепетать:
— Хочу ли я поехать в Кроссли? Еще бы!
Оставшуюся часть обеда Освальд просидел в состоянии, близком к трансу, который сменился такой бурной радостью, что даже отцовское предупреждение, что он должен вести себя достойно, если хочет отправиться в Кроссли, не вызвало у него обиды.
— Конечно, я буду вести себя как следует! — охотно пообещал Освальд сэру Джону.
Вечер он провел, обсуждая с отцом важные вопросы вроде тех, как нужно кланяться в Кроссли, как ему переправить туда свое охотничье снаряжение и обязательно ли по вечерам носить бриджи? Насчет последнего сэр Джон сразу же успокоил сына, но воспользовался возможностью, чтобы наложить запрет на яркие и свободно завязанные шейные платки вместо опрятных галстуков. Однако головокружительная перспектива войти в светское общество начисто вытеснила из головы Освальда мысли о живописных деталях туалета, и сэру Джону пришлось вместо этого запрещать покупку ботфортов с белыми отворотами. Освальд был разочарован, но так необычно послушен, что сэр Джон смог дать ему несколько разумных советов относительно скромного поведения, которое помогает новичку завоевать одобрение завзятых спортсменов, высоко котирующихся в мире haut ton. Так как он предварил угнетающую проповедь заявлением, что если бы он не был уверен в безупречном владении сыном искусством верховой езды, то не допустил бы и мысли о его поездке в Кроссли, Освальд смог благосклонно выслушать все остальное. Сэр Джон уже давно не был так доволен своим единственным сыном, так как позднее сообщил леди Денни, задувая свечу возле кровати, что если мальчик будет так же хорошо вести себя в Кроссли, то его дядя и тетя, несомненно, придут от него в восторг.
Сбросив с души самое тяжкое бремя, леди Денни смогла уделить внимание другой тревожной проблеме. Так как сэр Джон в недвусмысленных выражениях отверг робкую просьбу намекнуть Деймрелу, чтобы тот держался подальше от Андершо, она решила, что ее долг самой отправиться в Андершо, проверить, сколько правды содержится в утверждениях Освальда, и в случае надобности принять меры, дабы положить конец рискованной ситуации. Какие это будут меры, леди Денни не знала и не особенно над этим задумывалась, так как все сильнее надеялась, что тревожные известия — всего лишь продукт разгоряченного воображения Освальда.
Но, прибыв на следующий день в Андершо, она поняла с первого взгляда, что ее оптимизм был необоснован. Венеция, ставшая еще красивее, светилась от счастья; ее глаза сняли, на щеках играл румянец.
Она, как всегда, радостно приветствовала старшую подругу, но это не обмануло леди Денни, которая видела, что Венеция живет в собственном безмятежном мире и, хотя расспрашивала о больных в Эбберсли, радовалась, что они выздоравливают, и смеялась над описанием тревог миссис Ярдли, ее интерес был чисто внешним.
Леди Денни, пытаясь найти способ мимоходом затронуть во время беседы истинную цель ее визита, очутилась в тупике. Ей казалось, что самый естественный подход — обсудить несчастный случай с Обри, но, хотя она зашла настолько далеко, что даже упомянула о неловком положении, в котором оказалась Венеция, многообещающий гамбит не сработал. Венеция ответила с озорной улыбкой:
— Дорогая мэм, вы говорите совсем как Эдуард! Прошу прощения, но я не могу удержаться от смеха! В моем положении не было ничего неловкого.
Леди Денни попробовала развить тему:
— Рада это слышать, дорогая, но думаю, вы не вполне понимаете, что ситуация была в высшей степени деликатной.
— Не понимаю, — обескураженно согласилась Венеция. — Конечно, она могла стать таковой, хотя вначале я слишком беспокоилась об Обри, чтобы об этом думать, а позже нечто подобное стало абсурдно даже предполагать. Прайори казался моим собственным домом, а Деймрел — другом, которого я знала всю жизнь! Не думаю, что Обри и я когда-нибудь провели более счастливые десять дней. По-моему, даже няня тайком жалела, что покидает Прайори.
Сбитая с толку этой неожиданной откровенностью, леди Денни не находила слов. Прежде чем она успела собраться с мыслями, Венеция весело поведала о поведении няни в Прайори. Надежда, что леди Денни подвернется случай исполнить свою миссию, постепенно таяла и исчезла вовсе, когда Венеция рассказала ей, как добр был Деймрел к Обри и как много приобрел брат благодаря дружбе с ним. Леди Денни была не глупа и хорошо понимала, что предположение, будто Деймрел использовал Обри в качестве орудия, только побудило бы Венецию держаться отчужденно. Леди Денни совсем упала духом, чувствуя, что Венеция находится вне ее досягаемости.
Дверь открылась, и в комнату вошел Обри.
— Венеция, я собираюсь с Джеспером в Йорк, — заговорил он. — Тебе что-нибудь нужно… — Увидев леди Денни, оборвал фазу и, хромая, подошел к ней обменяться рукопожатиями. — Прошу прошения, мэм. Как поживаете?
Леди Денни увидела на пороге Деймрела и, спрашивая Обри, полностью ли он оправился после падения с лошади, старалась наблюдать за ним и Венецией. Если бы кто-то из них обнаружил признаки смущения, это ее хотя бы немного успокоило. Но они не сделали ничего подобного, и если что-то должно было убедить ее в том, что Освальд не преувеличивал, говоря о ежедневных визитах Деймрела в Андершо, то это сделало полное отсутствие церемоний со стороны Венеции. Вместо того чтобы подняться, как подобает хозяйке дома, и пожать гостю руку, она всего лишь повернула голову и улыбнулась ему. Бросив быстрый взгляд на Деймрела, леди Денни увидела ответную улыбку. «С таким же успехом они могли бы поцеловаться!» — подумала она, внезапно почувствовав опасность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50