Они беседовали очень тепло, и вскоре Фанни забыла о своей застенчивости, а Гектор нашел в ней такого доброжелательного слушателя, что через какое-то время уже посвятил вдову почти во все детали своей военной карьеры. В ответ Фанни рассказала все о своем доме и семье, в том числе о том, как она боится, что ее сестру Агнессу пришлют жить вместе с ней. Майор Киркби понял, какие чувства леди Спенборо испытывала по этому поводу, и, хотя она неизменно говорила о своей матери с уважением и ни разу не упомянула о своем браке, ему не потребовалось много времени, чтобы понять, почему она приняла предложение человека, годившегося ей в отцы. Однако эти свои догадки он оставил при себе.
Ничто не нарушало гармонии этих летних дней до того июньского утра, когда Фанни, открыв единственную интересовавшую ее страницу «Морнинг пост», обнаружила потрясающую новость. Она только что прочла Серене сообщение о болезни принцессы Шарлотты и собиралась обсудить с той вероятную причину этого недомогания, как вдруг ее взгляд наткнулся на другую заметку. Фанни ахнула и невольно вскрикнула:
— Боже милосердный! Нет, это невозможно!
— Что там такое? — поинтересовалась Серена, расставлявшая розы в вазе.
— Ротерхэм! — с трудом выговорила Фанни.
— Ротерхэм? — резко обернулась Серена. — Что с ним случилось? — встревоженно спросила она. — Он что, тоже заболел? Фанни, он не умер?
— Нет… Нет… Он помолвлен.
— Помолвлен!
— Да. Невероятно! С Эмили Лейлхэм!
— Это неправда!
— Вероятно, правда, раз это здесь напечатано. Твое удивление понятно. Бедный ребенок! О, какая же отвратительная, гнусная женщина эта Лейлхэм! «Была достигнута договоренность, — написано здесь, и я знаю, кто устроил это, — о браке между Айво Спенсером Бэррэсфордом, маркизом Ротерхэмом, и Эмили Мери, старшей дочерью сэра Уильяма Лейлхэма Барта». Видишь, здесь не может быть ошибки. Господи, никогда еще я не была так огорчена!
Фанни оторвала взгляд от газеты и взглянула на Серену, оцепенело застывшую посреди комнаты с двумя розами в руке. Щеки у той побелели, а в глазах читался ужас.
— Что я наделала! — странным охрипшим голосом произнесла Серена. — О Боже, что же я наделала!
— Дорогая, но ты ни в чем не виновата. Он встретил эту девочку в моем доме, а не в твоем. Я и собственной-то вины не чувствую, потому что, видит Бог, не приглашала леди Лейлхэм к себе в тот роковой день. А судя по тому, что мы знаем о тех ужасных методах, с помощью которых она пробивалась в высший свет, Ротерхэм мог встретить ее дочь где угодно, не только у меня в доме. Хотя, конечно, в другом месте не было бы такой обстановки — все мы в тот день сидели за одним столом и беседовали без всяких условностей. Если б я знала, к чему это приведет, то лучше предпочла бы быть невежливой с леди Лейлхэм, чем пустить ее в столовую. — Фанни заметила, что Серена уставилась на нее неподвижным отсутствующим взглядом, а по ее пальцу струится кровь. — Ты уколола руку шипами! Осторожно, не запачкай платье, дорогая.
Ее слова, похоже, привели девушку в чувство. Она вздрогнула и посмотрела на руку, потом разжала пальцы, сжимавшие колючие стебли роз. Положила цветы на стол и спокойно произнесла:
— Да, уколола. Как глупо. Пожалуйста, Фанни, займись цветами. Я пойду вымою руки.
Серена быстрым шагом вышла из комнаты и какое-то время отсутствовала. Вернувшись, она сказала, что ей пришлось сшивать разорванные складки на оборке платья. Фанни, знавшая, что та в жизни не сделала ни единого стежка иголкой, могла бы удивиться такому невиданному происшествию, не будь она поглощена известием о помолвке Ротерхэма. Поэтому она лишь произнесла рассеянно:
— Как некстати! Ты что, отослала свою горничную? Знаешь, чем больше я размышляю об этом, тем больше укрепляюсь в мысли, что леди Лейлхэм задумала это уже в тот день, когда ворвалась к нам.
— Вполне вероятно. Она способна на многое, — беспечным голосом сказала Серена.
— Никогда бы не подумала, что такая девушка, как Эмили, может занять его воображение.
— Никогда нельзя предугадать, что может привлечь мужчину.
— Да, верно. Но она ведь такая же глупенькая, как и я, а мне казалось, что он просто презирает глупых женщин. Вспомни, с каким сарказмом и пренебрежением разговаривает Ротерхэм, когда кто-нибудь, на его взгляд, несет вздор. Его, похоже, забавляли наивные вещи, которые она изрекала, хотя тогда я решила, что он просто поддразнивает девочку, причем не очень добро.
— Я тоже так полагала, но кажется, мы обе ошибались.
— Получается, что так! А тут еще этот бал в Куэнбери! Вот почему он повез на него своих воспитанников. Хотя тон, каким Ротерхэм говорил об Эмили в тот вечер, когда вы поссорились из-за того, что он танцевал только с ней… Как же он мог так себя вести, если чувствовал к ней хоть малейшую симпатию? Помнишь, он еще рассказывал нам, как не мог вытянуть из малышки ничего, кроме «да» и «нет»? Как, не добившись от нее ни одной естественной фразы, был вынужден уйти?
— Очень хорошо помню. Помню и свои слова, сказанные в тот вечер. Я и сейчас считаю, что ее поведение могло уязвить Айво, и то, что начиналось как простая забава, переросло в серьезное увлечение. Ведь до сих пор, уверена, все ходили перед ним на цыпочках. Я восхищаюсь Эмили, однако не думаю, что она способна укротить противного маркиза.
— О, Серена, я уверена, что она и не помышляет об этом! Он ведь ей не нравился. Более того, девочка просто боялась Ротерхэма! Вот почему эта новость кажется мне такой ужасной.
— Ну, если он любит Эмили, то ей нечего бояться. — В голосе Серены чувствовалось напряжение.
— Если любит… Нет, я не могу в это поверить.
— Ты можешь во многое не верить, но это уж вещь неоспоримая. Ничто другое не могло заставить Айво сделать ей предложение. У Эмили нет ни знатности, ни состояния — одно только хорошенькое личико и простодушие котенка.
— Тогда он просто увлечен ею, а это хуже всего — ведь скоро Ротерхэм излечится от своего увлечения, тогда она быстро ему надоест и от этого будет только мучиться.
— Ты рисуешь ее будущее в довольно мрачных тонах.
— Да, потому что знаю, какой жестокий у него характер и как он бесчувственен. Я уж не говорю о его самонадеянности и заносчивости. К тому же я знаю, что девочку втянула в это дело ее отвратительная мать.
Серена пожала плечами:
— А ты-то что так кипятишься? В конце концов, это тебя не касается.
— Правильно, не касается. Но если бы ты знала, что это значит, когда молодую девушку вынуждают выйти замуж за человека вдвое старше ее, ты бы… — Фанни замолчала, смутившись от собственных слов. Щеки у нее запылали, она была явно напугана и поспешно произнесла: — Извини меня! Я совсем не хотела… Я бы ни за что на свете… Не понимаю, как это сорвалось у меня с языка.
— Тебе совсем не нужно извиняться. Ваш брак с отцом всегда казался мне чудовищным, и я искренне жалела тебя.
— Нет, не говори так! Твой папа… Не существовало человека более доброго и внимательного, чем он. Ты не должна думать, что я хотела сравнить его с Ротерхэмом.
— Я и не думаю. Ну же, Фанни, не плачь. Все это грустно, но ты не должна из-за этого расстраиваться. Какое нам дело до проблем Эмили?
Вдова вытерла слезы:
— Ну как ты можешь быть такой бесчувственной! Эту помолвку следует предотвратить.
— Предотвратить? Это невозможно. Выбрось эту мысль из головы, Фанни. Помолвка объявлена, и все должно следовать своим чередом.
Девушка говорила так сурово, что Фанни испугалась.
— Но, Серена! Ты-то в свое время думала иначе! — вырвалось у нее.
— Да, думала. И именно поэтому помолвка не должна быть разорвана. И не будет разорвана — об этом уж позаботится эта Лейлхэм. — Серена помолчала мгновение, а потом продолжила: — Что ж, мне нужно успеть послать ему мои поздравления. И лучше сделать это немедленно.
— Серена, мне, наверное, тоже следует их поздравить. Но прости, ничто на свете не заставит меня поздравлять ее или его с событием, о котором я глубоко сожалею! — с необычной для нее горячностью воскликнула Фанни.
Но ее падчерица уже уселась за письменный стол.
— В этом нет необходимости, — сказала она, не поворачивая головы. — Я напишу от твоего имени все, что требуется в подобных случаях.
— Вот уж не надо!
Ее раздражительное замечание осталось без ответа, но через некоторое время Серена сказала:
— В конце концов, для меня все складывается вполне удачно. Лучшего момента для объявления, которое мне нужно сделать, просто не найти. Ротерхэм, пожалуй, будет слишком поглощен своими проблемами, чтобы придраться к моей помолвке.
— Верно! — немного оживилась Фанни. Воцарилось долгое молчание, нарушаемое лишь скрипом пера. Вдова, сидевшая у окна, подперев рукой подбородок, погрузилась в свои невеселые мысли. Вдруг ее внимание привлекло старое ландо, появившееся внизу как раз под окном. Она вскрикнула:
— Серена, это миссис Флур! Наверное, явилась, чтобы сообщить тебе новости. Боже милосердный, ну и вид у нее в этой шляпе! Ой, дорогая, ее высаживает из кареты какой-то джентльмен, сейчас это ландо опрокинется под ее весом! Поторопись, Серена. Может, мне приказать Либстеру объявить ей, что мы обе уехали?
— Нет, конечно. Зачем? — Серена стряхнула с письма песок и открыла маленький ящичек, в котором Фанни хранила сургуч.
— Ох, я просто не знаю… Лучше бы она сюда не приезжала. Ума не приложу, что мне ей говорить.
— Ерунда! Ты скажешь все, что нужно.
— Может быть, она не сможет забраться сюда по лестнице? — нервно хихикнула Фанни.
Но миссис Флур оказалась способной на такой подвиг, хотя у нее ушло на это много времени. С помощью перил и сильной руки мистера Горинга она вскарабкалась наверх — запыхавшаяся, но торжествующая — и остановилась перевести дыхание. Увидев, что Либстер готов распахнуть двери в гостиную, она остановила его, просто вцепившись тому в рукав. Оскорбленный дворецкий высокомерно на нее взглянул и ледяным тоном произнес: «Мадам?»
— Уф! — с натугой выдохнула миссис Флур. — Погоди! Ты запихиваешь меня внутрь, как селедку в бочку.
— Одну минуточку, если не возражаете, — вмешался мистер Горинг, которого ничуть не смутили ни странное поведение его старой знакомой, ни явное негодование дворецкого. Он забрал веер из рук миссис Флур, раскрыл и стал быстро махать им перед ее лицом.
— Спасибо, Нед, — тут же отреагировала она. — Господи, жара просто убийственная!
Сделав вывод, что теперь гостья готова к встрече с его хозяйкой, Либстер открыл двери и объявил тоном человека, вынужденного воздерживаться от комментариев:
— Миссис Флур и мистер Горинг, миледи!
Фанни пошла к ним навстречу, протянув руку:
— Как поживаете? Рада, что вы навестили меня, мадам. Не присядете ли? Либстер, пожалуйста, принесите вина.
Дворецкий с достоинством поклонился и направился к двери. Но так как походка у него была степенная, ему удалось услышать слова миссис Флур:
— Моя милая красоточка! Ваш дворецкий из кожи вон лез, пытаясь убедить меня, что вас нет дома. Я не осуждаю его за это. Я так и сказала ему: «Сударь, не беспокойтесь! Ее светлость сразу же меня примет, уж поверьте мне!» Он поверил. И вот я здесь. Я привезла с собой мистера Горинга на тот случай, если меня хватит тепловой удар, — такое со мной уже случалось, как раз посреди Южного парада. Все так переполошились, будто в город цирк приехал! Нед, поклонись леди Спенборо!
Мистер Горинг, который в это время пожимал руку Серене, явно не обиделся на этот повелительный тон и тут же повернулся, чтобы поздороваться с хозяйкой дома. Фанни вежливо приветствовала его, но не успела протянуть ему руку, так как миссис Флур завладела ее вниманием:
— Если вы видели утреннюю газету, мэм, тогда вам должно быть понятно, почему я здесь.
— Разумеется. Очень… очень интересная новость, мадам. Уверена, она вас чрезвычайно обрадовала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53