И когда тот, поощренный добродушием миссис Флур, которое расценил как уважение к себе, немного сбросил с себя напыщенность, в глазах старой леди мелькнуло одобрение. Она тут же решила, что при всей своей гордости и чувствительности маркиз вряд ли бы стал возражать против того, чтобы Эмили сопровождал такой наивный юнец.
Так как в этот вечер в саду находилось около двух-трех тысяч людей, Джерарду с трудом удалось отыскать свободный и достаточно уединенный уголок для разговора. Все его внимание было сконцентрировано на этом. Но Эмили, умевшая жить лишь настоящим, все время останавливалась и восхищалась то гротами Мерлина, то водопадами, то гирляндами цветных фонариков. Наконец Джерард обнаружил незаметную беседку, уговорил ее войти в нее и сесть на скамью из грубо отесанного камня. Присев рядом с девушкой, он сжал ее руку в митенках и потребовал:
— Расскажи мне обо всем!
Эмили, неразговорчивой по натуре, нелегко было выполнить эту просьбу. Рассказ о помолвке не отличался связностью и логичностью, однако Джерард, без конца задавая наводящие вопросы, смог собрать по кусочкам всю картину и даже понять в какой-то мере обстоятельства, побудившие девушку заключить помолвку с человеком, к которому она не испытывала ни малейшей привязанности. Юный мистер Монксли был убежден, что причиной всему тирания ее матери, и не мог понять, что перспектива стать маркизой сильно привлекала и саму Эмили. Он также не догадывался, что ее чувства к нему сильно изменились.
Для нее все произошло неожиданно. Она и представления не имела, что Ротерхэм обратил на нее внимание. Да, он был хозяином на балу в Ротерхэм-Хаус, но на ее пригласительном билете стояло имя миссис Монксли, и она решила, что маркиз не имеет к этому никакого отношения.
— Он вообще себя ничем не утруждает, уж в этом-то ты можешь быть уверена! Это я сделал так, что мама тебя пригласила.
— Правда? Какой ты милый! Мне никогда не было так весело, как на том балу. А тебе? Это был изумительный бал! Я и не думала, что Ротерхэм-Хаус такой величественный! Столько красивых гостиных, сотни лакеев и эта огромная хрустальная люстра в танцевальном зале! Она вся сверкала, как алмазы, и твоя мама, стоявшая на верху парадной лестницы…
— Да-да, разумеется, — несколько раздраженно перебил ее Джерард. — Но ведь Ротерхэм даже не пригласил тебя тогда на танец, не так ли?
— Нет, не пригласил. Он только сказал: «Как поживаете?» — и, конечно, я не ожидала, что он меня пригласит — ведь там были сотни таких знатных людей! Вообще-то до нашей помолвки я не танцевала с ним, за исключением единственного раза в Куэнбери. Мы встречались на вечерах, и он всегда был так вежлив со мной. Иногда говорил мне комплименты, только… только… Не знаю уж почему, но всегда, когда он говорит приятные слова, то делает это так, будто… так, что начинаешь чувствовать, словно он насмехается над тобой.
— Уж я это хорошо знаю, — помрачнел Джерард. — А когда он начал за тобой ухаживать?
— Никогда! На самом-то деле я и понятия не имела, что нравлюсь ему. Он всегда разговаривал так, как будто подшучивал надо мной, и меня это очень смущало. Поэтому можешь себе представить мое изумление, когда мама сказала, что маркиз сделал мне предложение, Она говорила, что лорд Ротерхэм вел себя при этом самым достойным образом, как того требуют приличия.
— Вел себя самым достойным образом? — переспросил Джерард недоверчиво. — Кузен Ротерхэм? Да плюет он на все приличия! Всегда делает так, как ему заблагорассудится, не думая ни о церемониях, ни о приличных манерах, ни об уважении к людям. Он вообще ни о чем таком никогда не думает.
— О нет, Джерард, думает! — серьезно возразила Эмили, взглянув юноше прямо в лицо. — Маркиз ужасно сердится, когда кто-нибудь ведет себя не так, как, на его взгляд, следовало бы себя вести. Или если кто-то очень застенчив и не знает, как говорить с людьми. Он… конечно, он говорит очень обидные слова, правда ведь? Но это когда кто-нибудь сердит его.
— Выходит, ты уже познакомилась с его дьявольским нравом? — Глаза у юноши горели гневом. — Хорошо же он обходится со своей невестой! Именно так я и думал! Он не любит тебя. Уверен: кузен хочет жениться на тебе, просто чтобы досадить мне!
Отвернув от Джерарда лицо, Эмили покачала головой:
— Нет, он любит меня. Только… я не хочу выходить за него замуж.
— Боже всемогущий, ты и не должна выходить за него! — пылко воскликнул юный мистер Монксли. Затем схватил руку девушки и поцеловал ее. — Как ты могла дать согласие на эту помолвку? Он же вел себя по отношению к тебе так…
— Нет, тогда я ничего не могла сделать, — стала объяснять Эмили. — Как я могла сказать «нет», когда мама все устроила и была так мною довольна? Это очень плохо — не слушаться своих родителей! И даже папа был доволен — он сказал, что в конце концов я оказалась не таким уж пустым местом, как он думал. А мама говорила, что я научусь любить лорда Ротерхэма, и он даст мне все, что я захочу, не говоря уж о том, что сделает меня знатной дамой, и у меня будут свои дома и собственный выезд, и парадное платье маркизы, если вдруг случится коронация. А ведь она должна скоро произойти, правда ведь? Потому что бедный король…
— Эмили, все это ерунда! — протестующе воскликнул Джерард. — Ты же не продашь себя за диадему маркизы?
— Н-нет, — согласилась Эмили, хотя и с некоторой неуверенностью в голосе, — я думала вначале, что, возможно… Но тогда лорд Ротерхэм еще вел себя пристойно.
— Ты хочешь сказать, что потом он… повел себя непристойно? — ужаснулся Джерард. — Дело обстоит еще хуже, чем я предполагал! Бог мой, я никогда бы не подумал…
— Нет-нет! — нерешительно выговорила Эмили и, зардевшись, опустила голову. — Просто он очень странный человек. Мама мне все объяснила и сказала, что я должна быть польщена… силой его чувств. Но… мне не нравится, когда меня так грубо целуют, а это его… се-сердит, и… Джерард, я боюсь его!
— О, гнусное животное! — В голосе юноши клокотало негодование. — Ты должна немедленно объявить Ротерхэму, что не можешь выйти за него замуж.
Ее глаза удивленно расширились.
— Ра-разорвать помолвку? Нет, я не могу! Мне ма-мама не позволит…
— Эмили, милая Эмили, она же не может принудить тебя выйти замуж против твоей воли. Ты только должна быть решительной!
Трудно было представить менее решительное выражение лица, чем то, что было у Эмили Лейлхэм, когда она слушала эти храбрые речи. Девушка побелела, в ее глазах затаился страх, и все тело дрожало. Ни один довод Джерарда не мог убедить Эмили, что она способна противостоять объединенному натиску ее матери и лорда Ротерхэма. При одной мысли о том, что придется бороться с двумя такими страшными людьми, несчастная девочка ощущала дурноту. Более того, хотя Джерард о том и не задумывался, эта альтернатива браку с маркизом казалась Эмили еще хуже, ибо не несла с собой таких приятных вещей, как диадема и титул маркизы. Мама ей говорила, что дамы, которые разрывают свои помолвки, остаются до конца дней старыми девами. И она права, стоит посмотреть на леди Серену — она такая красивая и такая умная, а до сих пор одна! Придется после разрыва помолвки жить дома с мисс Проул и детьми, и быть опозоренной, и наблюдать, как все ее сестры выходят замуж одна за другой и ездят на вечера и… нет, просто невозможно! Джерард ничего в этом не понимает!
Однако тот стал уверять Эмили, что подобное несчастье с ней не случится, а если и случится, то в любом случае продлится недолго, потому что он придумал очень хитроумный план и был уверен, что, если хорошо объяснит его суть своей обожаемой Эмили, та поймет, что ничто не послужит их целям лучше, чем помолвка с Ротерхэмом и ее последующее расторжение.
— Если ты не будешь помолвлена, твоя мама продолжит строить планы, как поскорее выдать тебя замуж за какого-нибудь знатного и состоятельного джентльмена, и не захочет даже выслушать мое предложение. Но когда ты объявишь о расторжении помолвки, она поймет, что дальше упорствовать бесполезно, и оставит тебя в Глостершире, а на следующий сезон вывезет в свет Анну.
— Анну? — возмутилась Эмили. — Ей будет только шестнадцать, и я этого не вынесу!
— Да послушай меня! — взмолился Джерард, горя от нетерпения. — В ноябре 1817-го я стану совершеннолетним — осталось ждать чуть больше года. И тогда уж Ротерхэм будет вынужден передать мне во владение мое состояние. Ну, конечно, это не совсем состояние, но я смогу получать около трехсот фунтов в год, что, по крайней мере, означает материальную независимость. Я не уверен полностью, выдаст ли маркиз мне эту сумму сейчас, если я брошу Кембридж, потому что отец завещал ее мне — вернее, кузену Ротерхэму как моему опекуну, пока мне не исполнится двадцать один год, чтобы из этих денег платить за учебу и содержание. А Ротерхэм выплачивает мне только содержание, а за учебу платит сам. Я его об этом не просил, и вообще-то лучше бы он этого не делал, потому что больше всего на свете мне не хочется считать себя обязанным ему. Уверен, он послал меня в Итон, чтобы держать в подчинении. Но забудем об этом. Дело в том, что я боюсь, как бы маркиз не заставил меня закончить полный курс в Кембридже. И знаешь, я тоже считаю, что должен завершить учебу, потому что хочу сделать политическую карьеру, и степень магистра мне в этом поможет. Один из моих близких друзей состоит в родстве с лордом Ливерпулем — у них есть общие интересы, и лорд готов помочь мне. Так что ты видишь теперь, что у меня прекрасные перспективы, помимо моей поэзии. Ротерхэм может считать, что поэзия — это не доходное дело, но вспомни о лорде Байроне! Уж он, наверное, сделал на стихах состояние, и если у него это получилось, то скажи, почему у меня не получится?
Эмили, слегка ошеломленная его красноречием, не могла найти причину, почему у него это не получится, и только восхищенно покачала головкой.
— Посмотрим, как получится! Заметь, я не рассчитываю на это, ведь у нашей публики отвратительный вкус. Но сейчас не об этом. Сейчас главное — решить, что нам делать! Ты обязательно должна разорвать эту ужасную помолвку. А я поеду в Кембридж на третий год, и как только окончу учебу — это будет в сентябре следующего года, — тут же постараюсь, чтобы меня представили лорду Ливерпулю. Это будет нетрудно, и я начну свой путь к успешной карьере. Затем в ноябре, когда мне исполнится двадцать один год, а твоя мама отчается подыскать тебе подходящего, на ее взгляд, мужа, — но если до этого тебе сделают предложение, ты должна будешь решительно отвергнуть его, запомни это! — я снова предложу тебе руку и сердце, и твоя мама станет рассыпаться в благодарностях! Что ты об этом плане думаешь, любимая?
Эмили не ответила. Она была мягкосердечной девушкой, и, кроме того, у нее почти отсутствовало мужество. Поэтому она уклонилась от оценки плана Джерарда, который, по правде сказать, совсем ей не понравился. Эмили почувствовала, что молодой человек не испытывал никаких сомнений в том, что ее чувства к нему остались такими же, как прежде. А открыть Джерарду, что, хотя он все еще нравился ей, у нее уже нет желания выйти за него, казалось Эмили невероятно трудной задачей. Она стала говорить уклончиво, пролепетала что-то о дочернем долге и, наконец, сказала, что леди Серена считает ее дурочкой, если она так боится лорда Ротерхэма.
— Леди Серена? — выпалил Джерард. — Скажи, пожалуйста, а почему же в таком случае она сама бросила маркиза? Мне очень хочется задать этой леди такой простой вопрос.
— Она живет здесь, в Лаура-Плейс, вместе с леди Спенборо, — нерешительно ответила Эмили, — однако, наверное, этого не стоит делать? Она может принять твой вопрос за непозволительную дерзость. А кроме того, она сама сказала мне, что они с лордом Ротерхэмом просто не подходили друг другу. Они ссорились так часто, что ей наконец все это надоело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Так как в этот вечер в саду находилось около двух-трех тысяч людей, Джерарду с трудом удалось отыскать свободный и достаточно уединенный уголок для разговора. Все его внимание было сконцентрировано на этом. Но Эмили, умевшая жить лишь настоящим, все время останавливалась и восхищалась то гротами Мерлина, то водопадами, то гирляндами цветных фонариков. Наконец Джерард обнаружил незаметную беседку, уговорил ее войти в нее и сесть на скамью из грубо отесанного камня. Присев рядом с девушкой, он сжал ее руку в митенках и потребовал:
— Расскажи мне обо всем!
Эмили, неразговорчивой по натуре, нелегко было выполнить эту просьбу. Рассказ о помолвке не отличался связностью и логичностью, однако Джерард, без конца задавая наводящие вопросы, смог собрать по кусочкам всю картину и даже понять в какой-то мере обстоятельства, побудившие девушку заключить помолвку с человеком, к которому она не испытывала ни малейшей привязанности. Юный мистер Монксли был убежден, что причиной всему тирания ее матери, и не мог понять, что перспектива стать маркизой сильно привлекала и саму Эмили. Он также не догадывался, что ее чувства к нему сильно изменились.
Для нее все произошло неожиданно. Она и представления не имела, что Ротерхэм обратил на нее внимание. Да, он был хозяином на балу в Ротерхэм-Хаус, но на ее пригласительном билете стояло имя миссис Монксли, и она решила, что маркиз не имеет к этому никакого отношения.
— Он вообще себя ничем не утруждает, уж в этом-то ты можешь быть уверена! Это я сделал так, что мама тебя пригласила.
— Правда? Какой ты милый! Мне никогда не было так весело, как на том балу. А тебе? Это был изумительный бал! Я и не думала, что Ротерхэм-Хаус такой величественный! Столько красивых гостиных, сотни лакеев и эта огромная хрустальная люстра в танцевальном зале! Она вся сверкала, как алмазы, и твоя мама, стоявшая на верху парадной лестницы…
— Да-да, разумеется, — несколько раздраженно перебил ее Джерард. — Но ведь Ротерхэм даже не пригласил тебя тогда на танец, не так ли?
— Нет, не пригласил. Он только сказал: «Как поживаете?» — и, конечно, я не ожидала, что он меня пригласит — ведь там были сотни таких знатных людей! Вообще-то до нашей помолвки я не танцевала с ним, за исключением единственного раза в Куэнбери. Мы встречались на вечерах, и он всегда был так вежлив со мной. Иногда говорил мне комплименты, только… только… Не знаю уж почему, но всегда, когда он говорит приятные слова, то делает это так, будто… так, что начинаешь чувствовать, словно он насмехается над тобой.
— Уж я это хорошо знаю, — помрачнел Джерард. — А когда он начал за тобой ухаживать?
— Никогда! На самом-то деле я и понятия не имела, что нравлюсь ему. Он всегда разговаривал так, как будто подшучивал надо мной, и меня это очень смущало. Поэтому можешь себе представить мое изумление, когда мама сказала, что маркиз сделал мне предложение, Она говорила, что лорд Ротерхэм вел себя при этом самым достойным образом, как того требуют приличия.
— Вел себя самым достойным образом? — переспросил Джерард недоверчиво. — Кузен Ротерхэм? Да плюет он на все приличия! Всегда делает так, как ему заблагорассудится, не думая ни о церемониях, ни о приличных манерах, ни об уважении к людям. Он вообще ни о чем таком никогда не думает.
— О нет, Джерард, думает! — серьезно возразила Эмили, взглянув юноше прямо в лицо. — Маркиз ужасно сердится, когда кто-нибудь ведет себя не так, как, на его взгляд, следовало бы себя вести. Или если кто-то очень застенчив и не знает, как говорить с людьми. Он… конечно, он говорит очень обидные слова, правда ведь? Но это когда кто-нибудь сердит его.
— Выходит, ты уже познакомилась с его дьявольским нравом? — Глаза у юноши горели гневом. — Хорошо же он обходится со своей невестой! Именно так я и думал! Он не любит тебя. Уверен: кузен хочет жениться на тебе, просто чтобы досадить мне!
Отвернув от Джерарда лицо, Эмили покачала головой:
— Нет, он любит меня. Только… я не хочу выходить за него замуж.
— Боже всемогущий, ты и не должна выходить за него! — пылко воскликнул юный мистер Монксли. Затем схватил руку девушки и поцеловал ее. — Как ты могла дать согласие на эту помолвку? Он же вел себя по отношению к тебе так…
— Нет, тогда я ничего не могла сделать, — стала объяснять Эмили. — Как я могла сказать «нет», когда мама все устроила и была так мною довольна? Это очень плохо — не слушаться своих родителей! И даже папа был доволен — он сказал, что в конце концов я оказалась не таким уж пустым местом, как он думал. А мама говорила, что я научусь любить лорда Ротерхэма, и он даст мне все, что я захочу, не говоря уж о том, что сделает меня знатной дамой, и у меня будут свои дома и собственный выезд, и парадное платье маркизы, если вдруг случится коронация. А ведь она должна скоро произойти, правда ведь? Потому что бедный король…
— Эмили, все это ерунда! — протестующе воскликнул Джерард. — Ты же не продашь себя за диадему маркизы?
— Н-нет, — согласилась Эмили, хотя и с некоторой неуверенностью в голосе, — я думала вначале, что, возможно… Но тогда лорд Ротерхэм еще вел себя пристойно.
— Ты хочешь сказать, что потом он… повел себя непристойно? — ужаснулся Джерард. — Дело обстоит еще хуже, чем я предполагал! Бог мой, я никогда бы не подумал…
— Нет-нет! — нерешительно выговорила Эмили и, зардевшись, опустила голову. — Просто он очень странный человек. Мама мне все объяснила и сказала, что я должна быть польщена… силой его чувств. Но… мне не нравится, когда меня так грубо целуют, а это его… се-сердит, и… Джерард, я боюсь его!
— О, гнусное животное! — В голосе юноши клокотало негодование. — Ты должна немедленно объявить Ротерхэму, что не можешь выйти за него замуж.
Ее глаза удивленно расширились.
— Ра-разорвать помолвку? Нет, я не могу! Мне ма-мама не позволит…
— Эмили, милая Эмили, она же не может принудить тебя выйти замуж против твоей воли. Ты только должна быть решительной!
Трудно было представить менее решительное выражение лица, чем то, что было у Эмили Лейлхэм, когда она слушала эти храбрые речи. Девушка побелела, в ее глазах затаился страх, и все тело дрожало. Ни один довод Джерарда не мог убедить Эмили, что она способна противостоять объединенному натиску ее матери и лорда Ротерхэма. При одной мысли о том, что придется бороться с двумя такими страшными людьми, несчастная девочка ощущала дурноту. Более того, хотя Джерард о том и не задумывался, эта альтернатива браку с маркизом казалась Эмили еще хуже, ибо не несла с собой таких приятных вещей, как диадема и титул маркизы. Мама ей говорила, что дамы, которые разрывают свои помолвки, остаются до конца дней старыми девами. И она права, стоит посмотреть на леди Серену — она такая красивая и такая умная, а до сих пор одна! Придется после разрыва помолвки жить дома с мисс Проул и детьми, и быть опозоренной, и наблюдать, как все ее сестры выходят замуж одна за другой и ездят на вечера и… нет, просто невозможно! Джерард ничего в этом не понимает!
Однако тот стал уверять Эмили, что подобное несчастье с ней не случится, а если и случится, то в любом случае продлится недолго, потому что он придумал очень хитроумный план и был уверен, что, если хорошо объяснит его суть своей обожаемой Эмили, та поймет, что ничто не послужит их целям лучше, чем помолвка с Ротерхэмом и ее последующее расторжение.
— Если ты не будешь помолвлена, твоя мама продолжит строить планы, как поскорее выдать тебя замуж за какого-нибудь знатного и состоятельного джентльмена, и не захочет даже выслушать мое предложение. Но когда ты объявишь о расторжении помолвки, она поймет, что дальше упорствовать бесполезно, и оставит тебя в Глостершире, а на следующий сезон вывезет в свет Анну.
— Анну? — возмутилась Эмили. — Ей будет только шестнадцать, и я этого не вынесу!
— Да послушай меня! — взмолился Джерард, горя от нетерпения. — В ноябре 1817-го я стану совершеннолетним — осталось ждать чуть больше года. И тогда уж Ротерхэм будет вынужден передать мне во владение мое состояние. Ну, конечно, это не совсем состояние, но я смогу получать около трехсот фунтов в год, что, по крайней мере, означает материальную независимость. Я не уверен полностью, выдаст ли маркиз мне эту сумму сейчас, если я брошу Кембридж, потому что отец завещал ее мне — вернее, кузену Ротерхэму как моему опекуну, пока мне не исполнится двадцать один год, чтобы из этих денег платить за учебу и содержание. А Ротерхэм выплачивает мне только содержание, а за учебу платит сам. Я его об этом не просил, и вообще-то лучше бы он этого не делал, потому что больше всего на свете мне не хочется считать себя обязанным ему. Уверен, он послал меня в Итон, чтобы держать в подчинении. Но забудем об этом. Дело в том, что я боюсь, как бы маркиз не заставил меня закончить полный курс в Кембридже. И знаешь, я тоже считаю, что должен завершить учебу, потому что хочу сделать политическую карьеру, и степень магистра мне в этом поможет. Один из моих близких друзей состоит в родстве с лордом Ливерпулем — у них есть общие интересы, и лорд готов помочь мне. Так что ты видишь теперь, что у меня прекрасные перспективы, помимо моей поэзии. Ротерхэм может считать, что поэзия — это не доходное дело, но вспомни о лорде Байроне! Уж он, наверное, сделал на стихах состояние, и если у него это получилось, то скажи, почему у меня не получится?
Эмили, слегка ошеломленная его красноречием, не могла найти причину, почему у него это не получится, и только восхищенно покачала головкой.
— Посмотрим, как получится! Заметь, я не рассчитываю на это, ведь у нашей публики отвратительный вкус. Но сейчас не об этом. Сейчас главное — решить, что нам делать! Ты обязательно должна разорвать эту ужасную помолвку. А я поеду в Кембридж на третий год, и как только окончу учебу — это будет в сентябре следующего года, — тут же постараюсь, чтобы меня представили лорду Ливерпулю. Это будет нетрудно, и я начну свой путь к успешной карьере. Затем в ноябре, когда мне исполнится двадцать один год, а твоя мама отчается подыскать тебе подходящего, на ее взгляд, мужа, — но если до этого тебе сделают предложение, ты должна будешь решительно отвергнуть его, запомни это! — я снова предложу тебе руку и сердце, и твоя мама станет рассыпаться в благодарностях! Что ты об этом плане думаешь, любимая?
Эмили не ответила. Она была мягкосердечной девушкой, и, кроме того, у нее почти отсутствовало мужество. Поэтому она уклонилась от оценки плана Джерарда, который, по правде сказать, совсем ей не понравился. Эмили почувствовала, что молодой человек не испытывал никаких сомнений в том, что ее чувства к нему остались такими же, как прежде. А открыть Джерарду, что, хотя он все еще нравился ей, у нее уже нет желания выйти за него, казалось Эмили невероятно трудной задачей. Она стала говорить уклончиво, пролепетала что-то о дочернем долге и, наконец, сказала, что леди Серена считает ее дурочкой, если она так боится лорда Ротерхэма.
— Леди Серена? — выпалил Джерард. — Скажи, пожалуйста, а почему же в таком случае она сама бросила маркиза? Мне очень хочется задать этой леди такой простой вопрос.
— Она живет здесь, в Лаура-Плейс, вместе с леди Спенборо, — нерешительно ответила Эмили, — однако, наверное, этого не стоит делать? Она может принять твой вопрос за непозволительную дерзость. А кроме того, она сама сказала мне, что они с лордом Ротерхэмом просто не подходили друг другу. Они ссорились так часто, что ей наконец все это надоело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53