– Людей, начинающих фразу со слов «лично я» (а это все женщины), надо бросать на растерзание диким львам. Что за омерзительная привычка!
– Кажется, я переняла ее у Вайолет, – задумчиво проговорила Антония.
– А ты помолчи насчет Вайолет! Она в самом деле так говорит?
– Часто.
– Я ей тоже скажу. Какой же – я в сотый раз вас спрашиваю – какой у нее номер?
– Ноль, четыре, девять, шесть – что-то в этом роде. Лучше посмотри. Кто-нибудь из вас гулял сегодня утром с собаками?
– С собаками? Я, конечно, не гулял, – сказал Кеннет, листая телефонную книгу. – Черт! Придется кому-нибудь за меня посмотреть! Тут несколько страниц Уильямсов!
Черт возьми, и угораздило же эту девчонку иметь такую фамилию!
– С какой же стати вы ругаетесь? – вмешалась Мергатройд. – Посмотрите инициалы. Нет, мисс Тони, вы прекрасно знаете, я не вывожу ваших лютых псов – чего не делаю, того не делаю. Вы бы вместо них завели хорошенького маленького фокстерьера, это другое дело.
– Нет уж, лучше я их сейчас выведу, – сказала Антония, снова надела шляпку и вышла.
Квартира была над гаражом, и кухня сообщалась с помощью железной лестницы с прилегающим к нему двориком. Антресоли гаража, который арендовала Антония, выходившие тоже во дворик, были превращены в просторное помещение для собак. Три суки бультерьеров приветствовали свою хозяйку, как всегда, очень шумно. Она надела на них поводки, позвала Билла и отправилась на прогулку. Мергатройд, которая вышла на площадку железной лестницы, чтобы проводить ее, попросила, если ей попадется по дороге молочная, купить с полдюжины яиц.
– Скорее всего мисс Уильямс пожалует к нам ужинать, – мрачно сказала Мергатройд. – Ваша покойная матушка переворачивается в гробу. Мазила рекламная. И нет теперь мистера Арнольда – некому помешать ее свадьбе с мистером Кеннетом!
– Пустяки, – ответила Антония, пытаясь воспрепятствовать попыткам одной из своих любимиц опутать ее ноги поводком.
– Только я говорю, – продолжала Мергатройд, – так или иначе, а подноготная всегда откроется.
Антония оставила ее наедине с ее размышлениями, а сама отправилась к набережной. Вернулась она через час и про яйца забыла. Накормив собак, она взбежала по лестнице на кухню и застала Мергатройд за приготовлением печенья. Белокурая девушка с умными серыми глазами и квадратным подбородком, облокотившись на стол, наблюдала за Мергатройд. Увидев Антонию, девушка улыбнулась и сказала:
– Привет! А я заглянула на минутку.
– Я не принесла яиц, – сообщила Антония.
– Ничего, я принесла, – сказала девушка. – Я слышала, ваш сводный брат убит. Выражать соболезнование нет необходимости, ведь правда?
– Да. А скромница Вайолет здесь?
– Здесь, – сказала Лесли Риверс очень спокойно. – И потому я думаю, что не останусь.
– Да и нельзя: еды не хватит. Ты видела Кеннета?
– Видела, – сказала Лесли Риверс. – Он с Вайолет. Наверное, мне говорить бесполезно, но, если Кеннет будет так неосторожен, он попадет в тюрьму. Я думаю, полиция непременно решит, что это он убил вашего сводного брата.
– Нет. Они думают, это я. Кеннет там и не был.
– У него нет алиби, – сухо констатировала Лесли. – Он как будто не видит – ведь при том, что он наследует все деньги, и в долгу как в шелку, да к тому же ненавидит Арнольда – все указывает на него.
– А я тем не менее готова поклясться, что это не он, – сказала Антония.
– Главное – будет трудно доказать, что он этого не сделал.
– Не знаю, мог ли он такое сделать! – задумчиво сказала Антония.
Мергатройд выпустила из рук скалку.
– Зато я знаю – не мог, и отродясь знала. Что вы еще скажете, мисс Тони? И это о вашем родном брате, который и мухи не обидит!
– Ну, в состязании по битью мух он всех переплюнет, – рассудительно ответила Тони. – Я ведь не говорю, что он убил Арнольда. Я просто сказала, что не знаю. Но, пожалуй, он бы смог, а ты как думаешь, Лесли?
– Не знаю. Он существо причудливое. Но конечно же нет. Что за ерунду ты городишь, Тони! Ну, я пошла.
Через пять минут Антония забрела в мастерскую, кивнула девушке, сидевшей в большом кресле, и выпалила:
– Привет! Пришла отпраздновать?
Мисс Уильямс глянула в лицо Антонии бархатными карими глазами, подняла руку с тщательно наманикюренными ногтями, чтобы пригладить блестящие черные волосы, и промолвила:
– Тони, дорогая, мне кажется, ты не должна так говорить. Лично я чувствую…
– Боже милостивый, ты была права! – воскликнул Кеннет. – Моя обожаемая, где ты подцепила эту идиотскую манеру? Не говори лично, умоляю!
Чуть заметный румянец залил бледные щеки мисс Уильямс.
– Ну Кеннет!.. – сказала она.
– Ради Бога не оскорбляй ее! – взмолилась Антония. – Не хватало мне еще тошнотворных примирений за ужином. И если уж на то пошло, Вайолет, кто тебя спрашивает, как я должна говорить?
Карие глаза чуть сузились.
– Полагаю, я могу иметь собственное мнение, не так ли? – произнесла мисс Уильямс вкрадчиво.
– А ты хорошеешь, когда сердишься, – вдруг заметил Кеннет. – Продолжай, Тони. Скажи еще что-нибудь.
Красивый рот мисс Уильямс приоткрылся, обнаружив маленькие, очень белые зубки.
– По-моему, вы оба просто чудовищны, и я категорически отказываюсь с вами ссориться. Вдвоем на меня – могу ли я устоять, бедняжка? Как ужасно, что ты оказалась в доме мистера Верикера, когда это случилось, Тони! Должно быть, тебе было очень страшно. Мне об этом просто невыносимо думать. Давайте говорить о чем-нибудь другом!
– Почему тебе об этом невыносимо думать? – повторил Кеннет не столько с иронией, сколько с любопытством. – Ты не выносишь крови?
Она вздрогнула:
– Пожалуйста, Кеннет, не надо. Это в самом деле непереносимо!
– Как хочешь, мое сокровище, хотя я не могу себе представить, почему тебя так воротит при мысли, что Арнольда зарезали. Ведь ты его и не знала.
– О да, я бы не узнала его, если бы увидела. Дело не в этом. Я просто не люблю, когда говорят о таких ужасах.
– Она ведет себя, как подобает женщине, – объяснила Антония. Ее глаза загорелись при виде двух бутылок с золотыми горлышками. – Откуда они объявились?
– Я стибрил их у Фрэнка Кру, – сообщил Кеннет. – Должны же мы отпраздновать.
– Кеннет!
– Все правильно, – вступилась Антония. – Он говорит о том, что разбогател.
– Но нельзя же пить шампанское, когда мистер Верикер убит. Это неприлично.
– Я могу пить шампанское в любое время, – сказала Антония. – Что ты сделала со своими ногтями?
Вайолет протянула руки:
– Серебряный лак. Тебе нравится?
– Нет, – сказала Антония. – Кеннет, если ты теперь наследник, ты должен назначить мне содержание, потому что я хочу купить новую машину.
– Хорошо, все что ты пожелаешь, – согласился Кеннет.
– Конечно, есть налоги на наследство, – рассуждала Вайолет, проявляя практичность. – Просто злодейство брать с наследников такие суммы, но ведь есть еще и дом. Он будет твой, правда, Кеннет?
– Ты говоришь об этой казарме на Итон-плейс? – спросил Кеннет. – Ведь тебе не придет в голову, что я буду жить в таком амбаре, а?
– Но почему же? – Вайолет приподнялась и уставилась на Кеннета. – Такой шикарный район.
– На что нужен шикарный район? Если бы ты зашла в дом, тебе бы не пришло в голову, что я могу там жить. Там турецкие ковры, ампирная мебель, гостиная, обитая розовым шелком, хрустальная люстра и мраморные столы с золочеными ножками.
– От вещей, которые не нравятся, мы можем избавиться, но, должна тебе сказать, я люблю приятные вещи, я имею в виду, хорошие вещи.
– Турецкие ковры на лестницах и золоченые зеркала? – недоверчиво спросил Кеннет.
– А почему бы и нет?
– Дорогая, у тебя просто ужасный вкус.
– Мне нравятся вещи, которые тебе не нравятся. Разве это повод, чтобы грубить? Я думаю, турецкие ковры – для тепла, и… и они дорого выглядят.
Антония, которая тем временем делала коктейли, опустила бутылку джина и устремила свой ясный взгляд на Вайолет.
– Тебе все равно, красивая ли вещь, приятно ли на нее смотреть, лишь бы шибало в нос богатством, – заключила она.
Вайолет быстро, изящным движением встала.
– Ну и что из того, что я люблю роскошь? – сказала она, и в ее низком голосе послышались резкие нотки. – Если бы у вас от рождения был вкус к хорошим вещам, и вам бы пришлось гнуть спину за каждое пенни, вы чувствовали бы то же самое! – Ее длинная ловкая рука презрительно оправила юбку. – Я даже платья шью себе сама. А я хочу… я хочу носить парижские модели, красивые меха, хочу каждую неделю причесываться у дорогого парикмахера и – вообще – хочу иметь все те приятные вещи, ради которых стоит жить!
– Только не надо слагать об этом поэму, – сказала Антония, совершенно не тронутая ее тирадой. – Если Кеннет на самом деле получит наследство, у вас все это будет.
– Конечно получу, – сказал Кеннет нетерпеливо. – Давай поживее коктейли, Тони!
Но Антония вдруг опустила на стол бутылку джина:
– Не могу. Делай сам. Я вдруг вспомнила, что должна была встретиться с Рудольфом, чтобы с ним пообедать. Надо ему позвонить. – Она сняла трубку и начала набирать номер. – Ты не знаешь, он мне не звонил?
– Не знаю. Не думаю. Сколько ты налила джина?
– Много… Алло, это квартира мистера Мезурьера? А, это ты, Рудольф? Слушай, я жутко огорчена из-за обеда. Небось ты прождал сто лет. Но я не виновата. Правда.
На другом конце провода воцарилось молчание. Потом жидковатый мужской голос, малость гнусавый и резкий, произнес с сомнением:
– Это ты, Тони? Я не совсем понял, плоховато слышно. Ты что сказала?
– Обед! – отчеканила Тони.
– Обед? Ах, Бог мой, совсем позабыл! Я безмерно огорчен. Не знаю, как я мог…
– Так ты там не был? – спросила Антония. Снова пауза.
– Тони, дорогая, что-то ужасное с линией. Я ничего не слышу.
– Стукни как следует трубку, Рудольф. Ты забыл об обеде?
– Дорогая, простишь ли ты мне когда-нибудь? – взмолился голос.
– О да! – сказала Антония. – Я тоже забыла. Потому и позвонила. Я была у Арнольда в Эшли-Грин и…
– В Эшли-Грин?!
– Да, почему ты испугался?
– Я не испугался, только какими судьбами тебя занесло туда?
– Не могу сказать тебе по телефону. Лучше приходи. И принеси какой-нибудь еды, здесь почти нечего есть.
– Но, Тони, погоди! Я не могу понять, что заставило тебя поехать в Эшли-Грин? Что-нибудь случилось? Я имею в виду…
– Да, Арнольд убит. Снова пауза.
– Убит? – откликнулся голос. – Боже правый! Ты ведь не хочешь сказать, что его убили, верно?
– Именно это я и хочу сказать. Принеси холодного мяса или еще чего-нибудь, вместе поужинаем. С шампанским.
– Шам… О, конечно! То есть большое спасибо, приду, – сказал Рудольф Мезурьер.
– Из чего я заключаю, – сказал Кеннет, сбивая коктейль с профессиональной ловкостью, – что дружок двигается сюда. Надеюсь, он в добром расположении духа, Тони?
– О, еще бы! – беспечно заверила Антония. – Он на дух не принимал Арнольда.
ГЛАВА V
В квартире Верикеров гостиную заменяла большая мастерская. Ужин был накрыт на конце черного дубового стола после того, как с него были сняты: собачий хлыст, два тюбика краски, «Обзервер» (открытый на кроссворде Торквемады), словарь Чеймберса, географический атлас, том Шекспира и «Оксфордская антология стихов». Пока Мергатройд топала взад-вперед с бокалами и тарелками, Кеннет бросил последний взгляд на полурешенный кроссворд и заявил – как он делал неизменно: «Будь я проклят, если когда-нибудь еще возьмусь за это», Рудольф Мезурьер, который принес пирог с телятиной и ветчиной и полбатона, сказал, что он знал человека, справлявшегося с подобной задачей в двадцать минут, а Вайолет, осторожно пудрясь перед венецианским зеркалом, заметила: нужно иметь память Торквемады, чтобы решать такие кроссворды.
– А откуда взялись эти бутылки? – спросила Мергатройд, завороженная видом золотых горлышек.
– Остались с прошлой недели от вечеринки у Фрэнка Кру, – объяснил Кеннет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36