Каждый час приближал его к цели.
Как ни странно, именно в это время любовь Жозефины Бальзамо и Рауля стала особенно страстной. Молодая женщина, зная, что ее разыскивает полиция, не рисковала покидать палубу «Беспечной» и колесить в старой карете по просторам Нормандии. И как только Рауль возвращался со своих ежедневных прогулок, они бросались друг другу в объятья в таком отчаянном порыве, с такой томительной радостью, словно им грозил близкий и неминуемый конец.
То были горькие радости любовников, отравленные взаимными подозрениями и сомнениями. Каждый догадывался о тайных замыслах другого, и, сливая уста, оба понимали, что целуют врага.
— Я люблю тебя! — страстно повторял Рауль, в то же время мечтая вырвать мать Брижит Русслен из прекрасных рук графини Калиостро. Они обнимались с яростью сражающихся противников, часто их ласки становились грубыми и жестокими, глаза угрожали, и сама нежность граничила с безнадежным отчаянием. Они подстерегали друг друга, и каждый надеялся найти уязвимое место и поразить наверное.
Однажды Рауль проснулся от странного ощущения. Жозина лежала рядом и пристально рассматривала его лицо при свете ночника. Он вздрогнул: обычная ее божественная, полная таинственного очарования улыбка сейчас казалась юноше отталкивающе жестокой.
— Что с тобой? — спросил он. — Почему ты так смотришь на меня?
— Ничего, пустяки, — ответила она рассеянно и вышла из каюты Рауля. Через минуту она вернулась и показала ему фотографию:
— Это я нашла в твоих бумагах. Ты хранишь у себя портрет женщины. Кто она?
— Понятия не имею, портрет попал ко мне случайно, — небрежно сказал Рауль.
— В самом деле? — резко прервала она. — Ты лжешь. Это Кларисса д'Этиг. Думаешь, я никогда не видела ее и не знаю о вашей связи? Она ведь была твоей любовницей, не так ли?
— Нет, никогда! — возразил он живо.
— Она была твоей любовницей, — повторила Жозефина. — Я уверена в этом. Она до сих пор любит тебя, между вами не все кончено.
Он пожал плечами и хотел было сказать несколько слов в защиту юной девушки, но Жозина вновь перебила его:
— Хватит об этом, Рауль. Ты предупрежден, тем лучше. Я не стану нарочно искать ее, не буду пытаться с ней встретиться. Но если когда-нибудь она встанет на моем пути… пусть пеняет на себя!
— Нет, ты пеняй на себя, Жозина, если хоть один волосок упадет у нее с головы! — не задумываясь, воскликнул Рауль.
Жозина побледнела, ее подбородок дрогнул. Положив руку на шею Рауля, она чуть слышно произнесла:
— Ты пойдешь против меня?…
Ее ледяная рука судорожно сжалась. У него мелькнула мысль, что сейчас она его задушит, он вскочил о постели. В свою очередь, испуганная его движением, она мгновенно выхватила из-за корсажа стилет. Оба застыли. Наконец Рауль негромко произнес:
— Ах, Жозина, до чего мы дошли!… Даже не верится.
Они бросились друг другу в объятья, но она не выпустила из руки стилет, и одного его угрожающего жеста было бы достаточно, чтобы она вонзила холодное лезвие ему в шею.
…На следующий день, около восьми утра, Рауль покинул «Беспечную».
«Доверять ей нельзя, — говорил он себе. — Да, она любит меня, и любит искренне и, как и я, желала бы, чтобы нашей любви ничто не мешало. Увы, это невозможно! У нее душа бойца, она бросает вызов всему и не остановится ни перед чем…»
Жозефина Бальзамо оставалась для него загадкой, и сокровенные глубины ее души были закрыты навсегда. И все же он не допускал мысли, что она способна на убийство. Само это предположение казалось нелепым при виде ее нежного и кроткого лица, которое не теряло мягкого очарования даже в минуты гнева. Нет, руки Жозефины не могли быть запятнаны кровью!
Но тут он подумал о Леонаре. Да, этот тип казался способным на любую жестокость, такой вполне мог подвергнуть вдову Русслен истязаниям…
Дорога из Руана в Дюклер шла меж фруктовых садов вдоль берега Сены. Изредка встречались меловые скалы, под одной из них, возле входа в пещеру, он увидел трех сидящих мужчин, которые плели корзины из лоз. Это были папаша Корбю и два его сынка. Внимательное наблюдение за ними и некоторые подозрительные детали дали Раулю основание предполагать, что эти личности — браконьеры и проходимцы с самой дурной репутацией — были связаны с шайкой Жозефины и оказывали ей различного рода услуги. Подобные люди у графини были повсюду, именно они предоставляли в ее распоряжение гостиницы, постоялые дворы, сараи, лачуги, даже пещеры.
Чтобы получше наблюдать за этими грязными типами, Рауль взобрался на скалу, затем спустился к берегу и по горной тропке сверху пробрался к самому входу в пещеру.
Два дня и две ночи он провел, следя за семейством Корбю, и, наконец, пришел к убеждению, что вдова Русслен спрятана здесь. Но как ее освободить? Хотя бы увидеть ее?
Рауль перебрал и отверг несколько вариантов спасения несчастной. Утром третьего дня он заметил, что яхта «Беспечная» спустилась по Сене и бросила якорь вблизи скал. В пять часов вечера с яхты спустили сходни, по ним сошли двое. Рауль узнал Жозефину Бальзамо и Леонара. Они остановились возле пещеры и заговорили с папашей Корбю так, словно были незнакомы и встретились совершенно случайно. На дороге никого не было. Жозефина осталась снаружи, Леонар исчез в недрах пещеры.
«Сейчас начнется новый допрос, — подумал Рауль д'Андрези. — Чертовски обидно, что я не могу на нем присутствовать!»
Он продолжал следить за Жозефиной, чье лицо было почти полностью скрыто полями большой, нарочито вульгарной соломенной шляпы.
Время шло, и Рауль спрашивал себя, чем же все это может кончиться, как вдруг он услышал приглушенные стоны и крики, доносившиеся из глубины пещеры. Они были так отчетливы, словно люди находились где-то рядом. Рауль изменил положение, присмотрелся и все понял. Выступ утеса, нависший над небольшой впадиной, был завален сорвавшимися со скалы камнями, между которыми с трудом можно было различить кирпичную кладку, слегка выглядывающую из-под слоя почвы и сплетенных корней. Это были остатки печной трубы. По ней и достигали слуха Рауля звуки из глубины пещеры.
Еще два душераздирающих крика… А что же Жозефина Бальзамо? Она по-прежнему стояла невдалеке от входа. Рауль хотел бы надеяться, что с этого места ей ничего не было слышно. Однако доносились ли до нее стоны или нет, все равно она участвовала в гнусном деле, и Рауль содрогнулся от отвращения. Пусть она не присутствовала при пытках, разве это уменьшало ее вину?
Рауль принялся осторожно разбирать кирпичи. Когда эта работа была завершена, стоны прекратились. Вместо них послышались неразборчивые слова. Рауль вновь стал освобождать отверстие дымохода.
Теперь довольно отчетливо доносилось два голоса: один принадлежал Леонару, другой — без сомнения, вдове Русслен. Несчастная еле дышала:
— Да-да, я обещала, но… погодите, я не могу говорить, — лепетала она. — Я так измучена… Пощадите меня, мой добрый господин! Я не могу припомнить… Это было так давно. Двадцать четыре года прошло!
— Хватит болтать, — прорычал Леонар.
— Это было как раз во время войны с Пруссией, — едва слышно произнесла старая женщина. — Пруссаки подступали к Руану, где мы тогда жили… Мой бедный муж, он был возчиком… К нему обратились двое… Раньше мы их никогда не видели… Они хотели бежать из города, куда-нибудь в глухую сельскую местность… У них была поклажа. Они посулили хорошие деньги, настаивали. В то время у нас была только одна лошадка, да и та хворая… Километрах в десяти от Руана она пала. А те господа прямо-таки тряслись от страха, ведь пруссаки могли нагрянуть в любую минуту… И тут появляется этот человек из Руана, мой муж знал его, это был секретарь кардинала де Бонншоза, Жобером его звали… И те двое господ просили, чтоб он им лошадь свою продал. Огромные деньги давали, молили, уговаривали. А тот уперся. А те-то бросились на него, как бешеные. И избили до смерти. Страшное дело! Видать, случайно убили, они того не хотели. А потом кабриолет обшарили, ларец там какой-то нашли. Лошадь впрягли в телегу моего мужа, а Жобер остался на дороге помирать.
— Он умер там же? — спросил Леонар.
— Да, только муж этого не знал. Все вышло наружу позже… когда он вернулся в Руан.
— Он не сообщил полиции?
— Да, конечно, по совести ему следовало бы так и сделать, — промолвила вдова Русслен. — Да вот только…
— Да вот только те господа заплатили ему за молчание, — хмыкнул Леонар. — В ларце были драгоценности, и они отдали твоему муженьку часть украденного.
— Да… Да… — простонала старуха. — Там были кольца… Семь колец… Но он молчал совсем не потому. Бедняжка сильно болел. Он умер вскоре того, как вернулся домой.
— А ларец?
— Он остался у мужа в телеге. Муж привез его вместе с семью кольцами. Я тоже никому про это не говорила… Это было так давно. И потом, я так боялась неприятностей… Лучше было помалкивать. Вместе с дочкой мы переехали в Лильбонн, и только когда Брижит поступила в театр, я отдала ей кольца. А сама я к ним и не притрагивалась. Вот и все, мой добрый господин… Не спрашивайте меня больше…
Леонар снова ухмыльнулся:
— Черта с два! Выкладывай главное!
— Больше я ничего не знаю! — испуганно сказала вдова.
— То, что ты тут наговорила, — это все пустяки. Мне нужно все до конца!
— Но что же?
— Рассказывай о буквах, которые были нацарапаны внутри ларца.
— Буквы? Они стерлись, их никак нельзя было разобрать.
— Допустим, я в это поверил. Но тогда мы возвращаемся к тому, с чего начали. Отвечай, где ларец?
— Я уже говорила… У меня его взяли… Накануне того вечера, когда вы пришли за мной в Лильбонн с той дамой под вуалью.
— Кто взял ларец?
— Какой-то человек.
— Что за человек?
— Он случайно заметил ларец, ему понравилось, и я ему отдала…
— Имя этого человека! Назови — и я от тебя отстану.
— Я не могу сказать… Этот человек сделал мне столько добра… Нет, не могу!
— Что ж, придется все начать сначала…
Вдову Русслен охватил ужас:
— Ах, нет, нет! Умоляю вас, мой добрый господин, не надо! — она издала вопль муки и отчаяния: — О, палач, что ты делаешь с моей бедной рукой?!
— Говори! Ну же, будешь говорить?
— Да… Я скажу… — голос несчастной был совсем слаб, она едва не лишилась чувств.
Леонар продолжал что-то выпытывать, женщина отвечала чуть слышно. Рауль мог разобрать лишь обрывки фраз: «Да… На старом маяке… Потом… Нет… Не могу… О, как я хочу умереть!… Делайте со мной что хотите… Правда…»
Она замолкла. Леонар проворчал:
— Ну что ты будешь делать с этой старой дурой? Надеюсь, она не отдала богу душу. Даю тебе еще десять минут, старуха, — будешь говорить?
Он вышел из пещеры к графине Калиостро, очевидно, чтобы сообщить ей о результатах допроса и получить новые указания. Он что-то возбужденно рассказывал Жозефине, та внимательно слушала. Негодяи! Рауль ненавидел их обоих. Стенания вдовы Русслен потрясли его, он дрожал от гнева и жаждал вступить в новую схватку. Но, как всегда в подобных случаях, он решил действовать не ранее, чем все детали плана выстроятся в его голове в единое целое.
Он посмотрел на своих врагов — они стояли далеко. Рауль полез в дымоход — загрохотали, падая, обломки кирпичей. Черт возьми, они могут услышать! Нет, никто не подошел на шум.
В пещере было совершенно темно. Когда его глаза привыкли к мраку, он различил чьи-то безумно горящие глаза, глядящие на него в упор, и смертельно бледное изможденное лицо. Несчастная не была связана, палачи не потрудились всунуть ей в рот кляп, да и к чему эти предосторожности? Жертва была так слаба и подавлена, что о побеге не могло идти и речи. Рауль склонился над ней и произнес:
— Не пугайтесь! Я спас вашу дочь Брижит, надеюсь, смогу и вам помочь.
Он взвалил старую женщину себе на плечи, подошел к входу, тихонько приоткрыл дверь. Леонар и Жозефина продолжали свою беседу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Как ни странно, именно в это время любовь Жозефины Бальзамо и Рауля стала особенно страстной. Молодая женщина, зная, что ее разыскивает полиция, не рисковала покидать палубу «Беспечной» и колесить в старой карете по просторам Нормандии. И как только Рауль возвращался со своих ежедневных прогулок, они бросались друг другу в объятья в таком отчаянном порыве, с такой томительной радостью, словно им грозил близкий и неминуемый конец.
То были горькие радости любовников, отравленные взаимными подозрениями и сомнениями. Каждый догадывался о тайных замыслах другого, и, сливая уста, оба понимали, что целуют врага.
— Я люблю тебя! — страстно повторял Рауль, в то же время мечтая вырвать мать Брижит Русслен из прекрасных рук графини Калиостро. Они обнимались с яростью сражающихся противников, часто их ласки становились грубыми и жестокими, глаза угрожали, и сама нежность граничила с безнадежным отчаянием. Они подстерегали друг друга, и каждый надеялся найти уязвимое место и поразить наверное.
Однажды Рауль проснулся от странного ощущения. Жозина лежала рядом и пристально рассматривала его лицо при свете ночника. Он вздрогнул: обычная ее божественная, полная таинственного очарования улыбка сейчас казалась юноше отталкивающе жестокой.
— Что с тобой? — спросил он. — Почему ты так смотришь на меня?
— Ничего, пустяки, — ответила она рассеянно и вышла из каюты Рауля. Через минуту она вернулась и показала ему фотографию:
— Это я нашла в твоих бумагах. Ты хранишь у себя портрет женщины. Кто она?
— Понятия не имею, портрет попал ко мне случайно, — небрежно сказал Рауль.
— В самом деле? — резко прервала она. — Ты лжешь. Это Кларисса д'Этиг. Думаешь, я никогда не видела ее и не знаю о вашей связи? Она ведь была твоей любовницей, не так ли?
— Нет, никогда! — возразил он живо.
— Она была твоей любовницей, — повторила Жозефина. — Я уверена в этом. Она до сих пор любит тебя, между вами не все кончено.
Он пожал плечами и хотел было сказать несколько слов в защиту юной девушки, но Жозина вновь перебила его:
— Хватит об этом, Рауль. Ты предупрежден, тем лучше. Я не стану нарочно искать ее, не буду пытаться с ней встретиться. Но если когда-нибудь она встанет на моем пути… пусть пеняет на себя!
— Нет, ты пеняй на себя, Жозина, если хоть один волосок упадет у нее с головы! — не задумываясь, воскликнул Рауль.
Жозина побледнела, ее подбородок дрогнул. Положив руку на шею Рауля, она чуть слышно произнесла:
— Ты пойдешь против меня?…
Ее ледяная рука судорожно сжалась. У него мелькнула мысль, что сейчас она его задушит, он вскочил о постели. В свою очередь, испуганная его движением, она мгновенно выхватила из-за корсажа стилет. Оба застыли. Наконец Рауль негромко произнес:
— Ах, Жозина, до чего мы дошли!… Даже не верится.
Они бросились друг другу в объятья, но она не выпустила из руки стилет, и одного его угрожающего жеста было бы достаточно, чтобы она вонзила холодное лезвие ему в шею.
…На следующий день, около восьми утра, Рауль покинул «Беспечную».
«Доверять ей нельзя, — говорил он себе. — Да, она любит меня, и любит искренне и, как и я, желала бы, чтобы нашей любви ничто не мешало. Увы, это невозможно! У нее душа бойца, она бросает вызов всему и не остановится ни перед чем…»
Жозефина Бальзамо оставалась для него загадкой, и сокровенные глубины ее души были закрыты навсегда. И все же он не допускал мысли, что она способна на убийство. Само это предположение казалось нелепым при виде ее нежного и кроткого лица, которое не теряло мягкого очарования даже в минуты гнева. Нет, руки Жозефины не могли быть запятнаны кровью!
Но тут он подумал о Леонаре. Да, этот тип казался способным на любую жестокость, такой вполне мог подвергнуть вдову Русслен истязаниям…
Дорога из Руана в Дюклер шла меж фруктовых садов вдоль берега Сены. Изредка встречались меловые скалы, под одной из них, возле входа в пещеру, он увидел трех сидящих мужчин, которые плели корзины из лоз. Это были папаша Корбю и два его сынка. Внимательное наблюдение за ними и некоторые подозрительные детали дали Раулю основание предполагать, что эти личности — браконьеры и проходимцы с самой дурной репутацией — были связаны с шайкой Жозефины и оказывали ей различного рода услуги. Подобные люди у графини были повсюду, именно они предоставляли в ее распоряжение гостиницы, постоялые дворы, сараи, лачуги, даже пещеры.
Чтобы получше наблюдать за этими грязными типами, Рауль взобрался на скалу, затем спустился к берегу и по горной тропке сверху пробрался к самому входу в пещеру.
Два дня и две ночи он провел, следя за семейством Корбю, и, наконец, пришел к убеждению, что вдова Русслен спрятана здесь. Но как ее освободить? Хотя бы увидеть ее?
Рауль перебрал и отверг несколько вариантов спасения несчастной. Утром третьего дня он заметил, что яхта «Беспечная» спустилась по Сене и бросила якорь вблизи скал. В пять часов вечера с яхты спустили сходни, по ним сошли двое. Рауль узнал Жозефину Бальзамо и Леонара. Они остановились возле пещеры и заговорили с папашей Корбю так, словно были незнакомы и встретились совершенно случайно. На дороге никого не было. Жозефина осталась снаружи, Леонар исчез в недрах пещеры.
«Сейчас начнется новый допрос, — подумал Рауль д'Андрези. — Чертовски обидно, что я не могу на нем присутствовать!»
Он продолжал следить за Жозефиной, чье лицо было почти полностью скрыто полями большой, нарочито вульгарной соломенной шляпы.
Время шло, и Рауль спрашивал себя, чем же все это может кончиться, как вдруг он услышал приглушенные стоны и крики, доносившиеся из глубины пещеры. Они были так отчетливы, словно люди находились где-то рядом. Рауль изменил положение, присмотрелся и все понял. Выступ утеса, нависший над небольшой впадиной, был завален сорвавшимися со скалы камнями, между которыми с трудом можно было различить кирпичную кладку, слегка выглядывающую из-под слоя почвы и сплетенных корней. Это были остатки печной трубы. По ней и достигали слуха Рауля звуки из глубины пещеры.
Еще два душераздирающих крика… А что же Жозефина Бальзамо? Она по-прежнему стояла невдалеке от входа. Рауль хотел бы надеяться, что с этого места ей ничего не было слышно. Однако доносились ли до нее стоны или нет, все равно она участвовала в гнусном деле, и Рауль содрогнулся от отвращения. Пусть она не присутствовала при пытках, разве это уменьшало ее вину?
Рауль принялся осторожно разбирать кирпичи. Когда эта работа была завершена, стоны прекратились. Вместо них послышались неразборчивые слова. Рауль вновь стал освобождать отверстие дымохода.
Теперь довольно отчетливо доносилось два голоса: один принадлежал Леонару, другой — без сомнения, вдове Русслен. Несчастная еле дышала:
— Да-да, я обещала, но… погодите, я не могу говорить, — лепетала она. — Я так измучена… Пощадите меня, мой добрый господин! Я не могу припомнить… Это было так давно. Двадцать четыре года прошло!
— Хватит болтать, — прорычал Леонар.
— Это было как раз во время войны с Пруссией, — едва слышно произнесла старая женщина. — Пруссаки подступали к Руану, где мы тогда жили… Мой бедный муж, он был возчиком… К нему обратились двое… Раньше мы их никогда не видели… Они хотели бежать из города, куда-нибудь в глухую сельскую местность… У них была поклажа. Они посулили хорошие деньги, настаивали. В то время у нас была только одна лошадка, да и та хворая… Километрах в десяти от Руана она пала. А те господа прямо-таки тряслись от страха, ведь пруссаки могли нагрянуть в любую минуту… И тут появляется этот человек из Руана, мой муж знал его, это был секретарь кардинала де Бонншоза, Жобером его звали… И те двое господ просили, чтоб он им лошадь свою продал. Огромные деньги давали, молили, уговаривали. А тот уперся. А те-то бросились на него, как бешеные. И избили до смерти. Страшное дело! Видать, случайно убили, они того не хотели. А потом кабриолет обшарили, ларец там какой-то нашли. Лошадь впрягли в телегу моего мужа, а Жобер остался на дороге помирать.
— Он умер там же? — спросил Леонар.
— Да, только муж этого не знал. Все вышло наружу позже… когда он вернулся в Руан.
— Он не сообщил полиции?
— Да, конечно, по совести ему следовало бы так и сделать, — промолвила вдова Русслен. — Да вот только…
— Да вот только те господа заплатили ему за молчание, — хмыкнул Леонар. — В ларце были драгоценности, и они отдали твоему муженьку часть украденного.
— Да… Да… — простонала старуха. — Там были кольца… Семь колец… Но он молчал совсем не потому. Бедняжка сильно болел. Он умер вскоре того, как вернулся домой.
— А ларец?
— Он остался у мужа в телеге. Муж привез его вместе с семью кольцами. Я тоже никому про это не говорила… Это было так давно. И потом, я так боялась неприятностей… Лучше было помалкивать. Вместе с дочкой мы переехали в Лильбонн, и только когда Брижит поступила в театр, я отдала ей кольца. А сама я к ним и не притрагивалась. Вот и все, мой добрый господин… Не спрашивайте меня больше…
Леонар снова ухмыльнулся:
— Черта с два! Выкладывай главное!
— Больше я ничего не знаю! — испуганно сказала вдова.
— То, что ты тут наговорила, — это все пустяки. Мне нужно все до конца!
— Но что же?
— Рассказывай о буквах, которые были нацарапаны внутри ларца.
— Буквы? Они стерлись, их никак нельзя было разобрать.
— Допустим, я в это поверил. Но тогда мы возвращаемся к тому, с чего начали. Отвечай, где ларец?
— Я уже говорила… У меня его взяли… Накануне того вечера, когда вы пришли за мной в Лильбонн с той дамой под вуалью.
— Кто взял ларец?
— Какой-то человек.
— Что за человек?
— Он случайно заметил ларец, ему понравилось, и я ему отдала…
— Имя этого человека! Назови — и я от тебя отстану.
— Я не могу сказать… Этот человек сделал мне столько добра… Нет, не могу!
— Что ж, придется все начать сначала…
Вдову Русслен охватил ужас:
— Ах, нет, нет! Умоляю вас, мой добрый господин, не надо! — она издала вопль муки и отчаяния: — О, палач, что ты делаешь с моей бедной рукой?!
— Говори! Ну же, будешь говорить?
— Да… Я скажу… — голос несчастной был совсем слаб, она едва не лишилась чувств.
Леонар продолжал что-то выпытывать, женщина отвечала чуть слышно. Рауль мог разобрать лишь обрывки фраз: «Да… На старом маяке… Потом… Нет… Не могу… О, как я хочу умереть!… Делайте со мной что хотите… Правда…»
Она замолкла. Леонар проворчал:
— Ну что ты будешь делать с этой старой дурой? Надеюсь, она не отдала богу душу. Даю тебе еще десять минут, старуха, — будешь говорить?
Он вышел из пещеры к графине Калиостро, очевидно, чтобы сообщить ей о результатах допроса и получить новые указания. Он что-то возбужденно рассказывал Жозефине, та внимательно слушала. Негодяи! Рауль ненавидел их обоих. Стенания вдовы Русслен потрясли его, он дрожал от гнева и жаждал вступить в новую схватку. Но, как всегда в подобных случаях, он решил действовать не ранее, чем все детали плана выстроятся в его голове в единое целое.
Он посмотрел на своих врагов — они стояли далеко. Рауль полез в дымоход — загрохотали, падая, обломки кирпичей. Черт возьми, они могут услышать! Нет, никто не подошел на шум.
В пещере было совершенно темно. Когда его глаза привыкли к мраку, он различил чьи-то безумно горящие глаза, глядящие на него в упор, и смертельно бледное изможденное лицо. Несчастная не была связана, палачи не потрудились всунуть ей в рот кляп, да и к чему эти предосторожности? Жертва была так слаба и подавлена, что о побеге не могло идти и речи. Рауль склонился над ней и произнес:
— Не пугайтесь! Я спас вашу дочь Брижит, надеюсь, смогу и вам помочь.
Он взвалил старую женщину себе на плечи, подошел к входу, тихонько приоткрыл дверь. Леонар и Жозефина продолжали свою беседу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30