Но стань же на минуту взрослой, Кларисса… Допустим, твой отец — действительно заговорщик. Он арестован, приговорен к казни, и вдруг являюсь я и спасаю его. Разве после этого он посмеет мне отказать?
— Он уступит и так, дорогой!
— Нет, никогда!
— Но ведь у тебя тоже есть звучное имя — Рауль д'Андрези!
— Д'Андрези — это девичья фамилия моей матери, которая вернулась к ней, только когда она овдовела. На этом настояла родня, считавшая ее брак с моим отцом трагической ошибкой.
— Но почему? — Это неожиданное признание ошеломило Клариссу.
— Почему? Да потому, что мой отец был для них всего лишь жалким плебеем. Кроме всего прочего, он был очень беден и служил преподавателем… но преподавателем чего? Гимнастики, фехтования и бокса!
— Как же тебя зовут на самом деле?
— Мое имя весьма банально, моя бедняжка: Арсен Люпен…
— Арсен Люпен?…
— Да, звучит совсем не блестяще. Ты не находишь, что лучше было бы изменить его?
Кларисса выглядела сраженной. Как бы его ни звали — для нее это не имело ни малейшего значения. Но барон… Частица «де» в его глазах была непременной принадлежностью будущего зятя. Все же Кларисса пролепетала:
— Тебе не следует отказываться от фамилии отца. В том, что он был скромным учителем фехтования, нет ничего постыдного.
— Ну, конечно! — он рассмеялся с какой-то вызывающей дерзостью. — Клянусь тебе, я прекрасно усвоил его уроки бокса. Быть может, у моей матери были причины отказаться от этого превосходного человека, но это касается ее одной и никого больше.
И он в новом порыве страсти сжал в объятиях Клариссу, потом отстранился и продолжал:
— Смейся же, моя девочка, смейся, ведь это так забавно! Арсен Люпен или Рауль д'Андрези — какая разница? Главное — добиться успеха в жизни! И я его добьюсь! Рауль д'Андрези станет генералом, профессором или послом, даже если Арсен Люпен окажется неудачником. Так установлено, предрешено, предназначено судьбою. Стальные мускулы и отлично устроенная голова! Хочешь, я пройдусь на руках? Или пронесу тебя, высоко подняв над головой? А хочешь, я сниму с тебя часы так, что ты нипочем не заметишь? Но что за вздор я несу… Лучше я наизусть почитаю тебе Гомера на древнегреческом и Мильтона на английском… Боже, как прекрасна жизнь! Рауль д'Андрези, Арсен Люпен — две маски, два лица одной и той же статуи. Верь, меня ждет слава — солнце живых!
Рауль замолк. Могло показаться, что ему стало неловко от собственного порыва. Он обвел маленькую тихую комнатку взволнованным взглядом: он нарушил покой этого жилища и чистую совесть девушки… Но тотчас — один из причудливых и неожиданных поворотов настроения, составляющих очарование его натуры, — он опустился перед Клариссой на колени, заговорил очень серьезно:
— Прости меня. Я поступил дурно, когда пришел сюда, я виноват… Увы, добро и зло равно притягивают меня. Помоги мне, Кларисса, избрать верный путь и прости, если я ошибусь.
Она прижала его лицо к своей груди и зашептала страстно:
— Мне не за что тебя прощать, любимый, потому что ты ни в чем не виноват передо мною. Я счастлива. Быть может, ты заставишь меня страдать, но я с радостью приму и эту боль, ведь я люблю тебя! Вот, послушай: возьми мою фотографию и всегда поступай так, чтобы не краснеть, взглянув на нее. А я буду всегда такой, как сейчас, твоей возлюбленной и супругой. Я люблю тебя, Рауль!
Она поцеловала его в лоб, а он, уже смеясь, говорил:
— Ты посвятила меня в рыцари, дорогая, и вооружила для охраны своей чести. Отныне я непобедим и готов повергнуть в прах всех врагов. Трепещите, мои противники! Я выхожу на сцену!
План Рауля — оставим пока в тени имя Арсена Люпена, в то время совершенно безвестное, громкую славу ему только предстояло обрести — итак, план Рауля был очень прост. Среди деревьев возвышалась низкая башня, вся укрытая зарослями плюща. Рауль не сомневался, что собрание, созванное бароном на четыре часа дня, будет проходить в большом зале башни, где барон обыкновенно принимал арендаторов. Рауль заметил, что в полуразрушенной стене осталось отверстие от старого окна. Именно этим отверстием он и решил воспользоваться. Для ловкого молодого человека не составляло большого труда взобраться по выщербленным камням.
Карабкаясь по толстой стене, увитой огромным плющом, он поднялся до оконного проема, который был так глубок, что в нем свободно можно было лечь во весь рост. Вот таким образом, замаскировав голову листвою, никем не замеченный, он остался на высоте пяти метров ждать назначенного часа. Из своего укрытия Раулю был виден весь зал, обставленный двумя десятками кресел, громадным столом и длинной скамьей, наподобие церковной. Рауль не ошибся в расчетах: через сорок минут в сопровождении одного из своих друзей в зал вошел барон Годфруа д'Этиг. У аристократа была мускулатура ярмарочного силача и кирпичного цвета лицо, обрамленное буйной рыжей бородой, острые стальные глаза излучали зловещую энергию. Его спутник, двоюродный брат барона Оскар де Бенто производил впечатление типичного нормандского дворянчика, с грубыми чертами лица и вульгарными манерами. Оба казались очень возбужденными.
— Вскоре к нам присоединятся Вопальер, Рольвиль и д'Опгар. К четырем прибудут Боманьян, а с ним герцог д'Арколь и де Бри… Мы откроем главные ворота… для нее, если, конечно, удастся ее захватить.
— Сомневаюсь, — пробурчал Бенто.
— Напрасно. Она заказала экипаж, и экипаж будет подан вовремя. Она сядет. Д'Ормон выступит в роли кучера, он и привезет ее сюда. Ру д'Этьер по дороге вскочит на подножку экипажа. Все продумано!
Они подошли к окну, в котором, весь обратившись в слух, замер Рауль.
— А что потом? — понизил голос Бенто.
— Потом я все объясню нашим друзьям, расскажу об этой женщине…
— И ты рассчитываешь, что сможешь добиться у них согласия на смертную казнь?
— Дадут они согласие или нет — финал будет тем же. Смертной казни требует Боманьян — можем ли мы ему отказать?
— Ах, этот человек всех нас погубит! — вздохнул Бенто.
Барон д'Этиг пожал плечами:
— Чтобы уничтожить женщину, подобную ей, нужен такой человек, как он… Ты приготовил все, что нужно?
— Да. На берегу спрятаны две лодки. У той, что поменьше, дно продырявлено, она затонет самое большее через десять минут после отплытия.
— Ты позаботился о камне?
— Да, отличный, обточенный волнами валун, в него продета цепь с кольцом.
Оба замолчали. Ни одно из произнесенных ими слов не ускользнуло от чуткого слуха Рауля д'Андрези.
«Будь прокляты все тайны королей, — подумал он. — Клянусь, я не променял бы эту плющевую ложу на целую империю! Что за славные оригиналы — они говорят о предстоящем убийстве, словно о смене воротничков!» Но более всего удивлял его барон Годфруа д'Этиг. Не чудо ли, что отцом нежной и страстной Клариссы был этот угрюмый тип?! Какие низкие мотивы руководили им — гнев, алчность, жажда мести, врожденная жестокость? Он был похож на палача, готовящегося к своей кровавой работе. Всполохи пламени зловещим светом озаряли багровое лицо и рыжую бороду барона.
Явилось еще трое приглашенных. Рауль не раз видел их в замке д'Этиг. Они сели спиной к окнам, через которые проникал в залу свет, и лица их оставались в тени. Ровно в четыре часа пришли еще двое. Один из них, уже немолодой, с военной выправкой, но затянутый в редингот, с небольшой бородкой, как у Наполеона III, застыл на пороге. При виде его все присутствующие встали, и Рауль догадался, что именно этот человек был автором письма без подписи, тем, кого все ждали и кого барон назвал Боманьяном.
Несмотря на то, что у Боманьяна не было титула или хотя бы частицы «де», его встретили как признанного главу, с почтительностью, вполне подобающей его облику и властным манерам. Гладко выбритое лицо, горящий взгляд, весь его суровый и аскетический вид, простое темное одеяние говорили о мрачноватом величии служителя Церкви. Обратившись к присутствующим, он попросил всех сесть и представил своего спутника:
— Герцог д'Арколь… Вам известно, что он один из наших, но обстоятельства сложились так, что он был вынужден пребывать вдали от нашей обители. Сегодня его свидетельство будет нам необходимо, ибо именно он в 1870 году встречал на своем пути дьявольское отродье, ныне угрожающее всем нам.
Сделав несложный подсчет, Рауль испытал разочарование: «дьявольскому отродью», наверное, лет под пятьдесят, ведь ее встреча с герцогом д'Арколь состоялась двадцать четыре года тому назад!
Тем временем герцог занял место среди присутствующих, а Боманьян отвел в сторону Годфруа д'Этига. Барон отдал конверт, в котором, без сомнения, находилось опасное письмо. Между ними произошел тихий, но быстрый разговор, который Боманьян прервал повелительным жестом:
«Вопрос решен, приговор вынесен. Ее утопят — дело только за палачом», — сказал сам себе Рауль.
Боманьян прошел к задним рядам у самой стены, но прежде чем сесть, произнес небольшую речь:
— Друзья мои, вам ведомо, сколь тяжек и ответствен час суда, нами назначенного. Единство и согласие приведут нас к поставленной цели. Интересы нашего кружка неотделимы от интересов страны и религии. Слишком много зависит от успеха наших действий. Некоторое время тому назад наши планы были расстроены дерзостью и непримиримой враждебностью этой женщины, которая, как и мы, прикоснулась к роковой тайне. Если бы она преуспела и смогла проникнуть в тайну раньше нас, это означало бы полный провал всех наших усилий. Она или мы! Третьего не дано. Пусть же бой, в который мы вступили, решится нашей победой!
Боманьян сел, оперевшись обеими руками на подлокотники кресла и устало сгорбив спину.
Минуты потекли в безмолвии. Все внимание этих людей было обращено на звук, который должен послышаться издалека и послужить сигналом к действию. Они с нетерпением ожидали, когда же появится противник. Но вот барон д'Этиг сделал знак указательным пальцем — донесся глухой шум приближающегося к замку экипажа.
— Это моя карета, — промолвил барон. — Да, но там ли сейчас она?
Барон подошел к двери. Шум приближался, вот экипаж остановился у ворот замка. Возница помахал рукой, и барон воскликнул с торжеством:
— Победа! Она в наших руках!
Д'Ормон живо соскочил с козел, Ру д'Этьер выпрыгнул из экипажа. С помощью барона они подхватили женщину, чьи руки и ноги были связаны, а голова окутана газовым шарфом, и понесли ее к длинной скамье, стоящей в самом центре зала.
— Все шло как по маслу, — докладывал д'Ормон. — Выйдя из поезда, она сразу села в наш экипаж. Она не успела даже вздрогнуть, как ей заткнули рот.
— Снимите шарф, — распорядился барон. — Впрочем, можно освободить ее и от пут.
Д'Ормон открыл лицо пленницы — раздались удивленные возгласы, и Рауль, с высоты своего наблюдательного пункта, не смог сдержать восклицания при виде столь блистательной женской красоты и молодости. Но все возгласы и шепот были покрыты громким криком, вырвавшимся у герцога д'Арколя. Он нетвердыми шагами приблизился к несчастной с искаженным лицом, округлившимися глазами.
— Да, это она, она! Я узнал ее! Боже, какой ужас!
— В чем дело? Что случилось? Объясните…
Герцог с трудом произнес:
— Она выглядит точно так же, как и двадцать четыре года тому назад.
Женщина сидела, сложив руки на коленях и храня совершенное спокойствие. Шляпка ее, видимо, слетела в момент нападения, и волосы спадали на плечи пушистой волной, слегка завиваясь на висках. Лицо было изумительно прекрасно, черты его одухотворялись необычайной выразительностью и утонченной чувственностью. Узкий подбородок, точеные скулы, удивительный разрез глаз и тяжелые веки делали ее похожей на женские портреты Леонардо да Винчи, чье великое мастерство могло передать очарование улыбки — неявной, чуть угадываемой и от того еще более волнующей, смущающей сердца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— Он уступит и так, дорогой!
— Нет, никогда!
— Но ведь у тебя тоже есть звучное имя — Рауль д'Андрези!
— Д'Андрези — это девичья фамилия моей матери, которая вернулась к ней, только когда она овдовела. На этом настояла родня, считавшая ее брак с моим отцом трагической ошибкой.
— Но почему? — Это неожиданное признание ошеломило Клариссу.
— Почему? Да потому, что мой отец был для них всего лишь жалким плебеем. Кроме всего прочего, он был очень беден и служил преподавателем… но преподавателем чего? Гимнастики, фехтования и бокса!
— Как же тебя зовут на самом деле?
— Мое имя весьма банально, моя бедняжка: Арсен Люпен…
— Арсен Люпен?…
— Да, звучит совсем не блестяще. Ты не находишь, что лучше было бы изменить его?
Кларисса выглядела сраженной. Как бы его ни звали — для нее это не имело ни малейшего значения. Но барон… Частица «де» в его глазах была непременной принадлежностью будущего зятя. Все же Кларисса пролепетала:
— Тебе не следует отказываться от фамилии отца. В том, что он был скромным учителем фехтования, нет ничего постыдного.
— Ну, конечно! — он рассмеялся с какой-то вызывающей дерзостью. — Клянусь тебе, я прекрасно усвоил его уроки бокса. Быть может, у моей матери были причины отказаться от этого превосходного человека, но это касается ее одной и никого больше.
И он в новом порыве страсти сжал в объятиях Клариссу, потом отстранился и продолжал:
— Смейся же, моя девочка, смейся, ведь это так забавно! Арсен Люпен или Рауль д'Андрези — какая разница? Главное — добиться успеха в жизни! И я его добьюсь! Рауль д'Андрези станет генералом, профессором или послом, даже если Арсен Люпен окажется неудачником. Так установлено, предрешено, предназначено судьбою. Стальные мускулы и отлично устроенная голова! Хочешь, я пройдусь на руках? Или пронесу тебя, высоко подняв над головой? А хочешь, я сниму с тебя часы так, что ты нипочем не заметишь? Но что за вздор я несу… Лучше я наизусть почитаю тебе Гомера на древнегреческом и Мильтона на английском… Боже, как прекрасна жизнь! Рауль д'Андрези, Арсен Люпен — две маски, два лица одной и той же статуи. Верь, меня ждет слава — солнце живых!
Рауль замолк. Могло показаться, что ему стало неловко от собственного порыва. Он обвел маленькую тихую комнатку взволнованным взглядом: он нарушил покой этого жилища и чистую совесть девушки… Но тотчас — один из причудливых и неожиданных поворотов настроения, составляющих очарование его натуры, — он опустился перед Клариссой на колени, заговорил очень серьезно:
— Прости меня. Я поступил дурно, когда пришел сюда, я виноват… Увы, добро и зло равно притягивают меня. Помоги мне, Кларисса, избрать верный путь и прости, если я ошибусь.
Она прижала его лицо к своей груди и зашептала страстно:
— Мне не за что тебя прощать, любимый, потому что ты ни в чем не виноват передо мною. Я счастлива. Быть может, ты заставишь меня страдать, но я с радостью приму и эту боль, ведь я люблю тебя! Вот, послушай: возьми мою фотографию и всегда поступай так, чтобы не краснеть, взглянув на нее. А я буду всегда такой, как сейчас, твоей возлюбленной и супругой. Я люблю тебя, Рауль!
Она поцеловала его в лоб, а он, уже смеясь, говорил:
— Ты посвятила меня в рыцари, дорогая, и вооружила для охраны своей чести. Отныне я непобедим и готов повергнуть в прах всех врагов. Трепещите, мои противники! Я выхожу на сцену!
План Рауля — оставим пока в тени имя Арсена Люпена, в то время совершенно безвестное, громкую славу ему только предстояло обрести — итак, план Рауля был очень прост. Среди деревьев возвышалась низкая башня, вся укрытая зарослями плюща. Рауль не сомневался, что собрание, созванное бароном на четыре часа дня, будет проходить в большом зале башни, где барон обыкновенно принимал арендаторов. Рауль заметил, что в полуразрушенной стене осталось отверстие от старого окна. Именно этим отверстием он и решил воспользоваться. Для ловкого молодого человека не составляло большого труда взобраться по выщербленным камням.
Карабкаясь по толстой стене, увитой огромным плющом, он поднялся до оконного проема, который был так глубок, что в нем свободно можно было лечь во весь рост. Вот таким образом, замаскировав голову листвою, никем не замеченный, он остался на высоте пяти метров ждать назначенного часа. Из своего укрытия Раулю был виден весь зал, обставленный двумя десятками кресел, громадным столом и длинной скамьей, наподобие церковной. Рауль не ошибся в расчетах: через сорок минут в сопровождении одного из своих друзей в зал вошел барон Годфруа д'Этиг. У аристократа была мускулатура ярмарочного силача и кирпичного цвета лицо, обрамленное буйной рыжей бородой, острые стальные глаза излучали зловещую энергию. Его спутник, двоюродный брат барона Оскар де Бенто производил впечатление типичного нормандского дворянчика, с грубыми чертами лица и вульгарными манерами. Оба казались очень возбужденными.
— Вскоре к нам присоединятся Вопальер, Рольвиль и д'Опгар. К четырем прибудут Боманьян, а с ним герцог д'Арколь и де Бри… Мы откроем главные ворота… для нее, если, конечно, удастся ее захватить.
— Сомневаюсь, — пробурчал Бенто.
— Напрасно. Она заказала экипаж, и экипаж будет подан вовремя. Она сядет. Д'Ормон выступит в роли кучера, он и привезет ее сюда. Ру д'Этьер по дороге вскочит на подножку экипажа. Все продумано!
Они подошли к окну, в котором, весь обратившись в слух, замер Рауль.
— А что потом? — понизил голос Бенто.
— Потом я все объясню нашим друзьям, расскажу об этой женщине…
— И ты рассчитываешь, что сможешь добиться у них согласия на смертную казнь?
— Дадут они согласие или нет — финал будет тем же. Смертной казни требует Боманьян — можем ли мы ему отказать?
— Ах, этот человек всех нас погубит! — вздохнул Бенто.
Барон д'Этиг пожал плечами:
— Чтобы уничтожить женщину, подобную ей, нужен такой человек, как он… Ты приготовил все, что нужно?
— Да. На берегу спрятаны две лодки. У той, что поменьше, дно продырявлено, она затонет самое большее через десять минут после отплытия.
— Ты позаботился о камне?
— Да, отличный, обточенный волнами валун, в него продета цепь с кольцом.
Оба замолчали. Ни одно из произнесенных ими слов не ускользнуло от чуткого слуха Рауля д'Андрези.
«Будь прокляты все тайны королей, — подумал он. — Клянусь, я не променял бы эту плющевую ложу на целую империю! Что за славные оригиналы — они говорят о предстоящем убийстве, словно о смене воротничков!» Но более всего удивлял его барон Годфруа д'Этиг. Не чудо ли, что отцом нежной и страстной Клариссы был этот угрюмый тип?! Какие низкие мотивы руководили им — гнев, алчность, жажда мести, врожденная жестокость? Он был похож на палача, готовящегося к своей кровавой работе. Всполохи пламени зловещим светом озаряли багровое лицо и рыжую бороду барона.
Явилось еще трое приглашенных. Рауль не раз видел их в замке д'Этиг. Они сели спиной к окнам, через которые проникал в залу свет, и лица их оставались в тени. Ровно в четыре часа пришли еще двое. Один из них, уже немолодой, с военной выправкой, но затянутый в редингот, с небольшой бородкой, как у Наполеона III, застыл на пороге. При виде его все присутствующие встали, и Рауль догадался, что именно этот человек был автором письма без подписи, тем, кого все ждали и кого барон назвал Боманьяном.
Несмотря на то, что у Боманьяна не было титула или хотя бы частицы «де», его встретили как признанного главу, с почтительностью, вполне подобающей его облику и властным манерам. Гладко выбритое лицо, горящий взгляд, весь его суровый и аскетический вид, простое темное одеяние говорили о мрачноватом величии служителя Церкви. Обратившись к присутствующим, он попросил всех сесть и представил своего спутника:
— Герцог д'Арколь… Вам известно, что он один из наших, но обстоятельства сложились так, что он был вынужден пребывать вдали от нашей обители. Сегодня его свидетельство будет нам необходимо, ибо именно он в 1870 году встречал на своем пути дьявольское отродье, ныне угрожающее всем нам.
Сделав несложный подсчет, Рауль испытал разочарование: «дьявольскому отродью», наверное, лет под пятьдесят, ведь ее встреча с герцогом д'Арколь состоялась двадцать четыре года тому назад!
Тем временем герцог занял место среди присутствующих, а Боманьян отвел в сторону Годфруа д'Этига. Барон отдал конверт, в котором, без сомнения, находилось опасное письмо. Между ними произошел тихий, но быстрый разговор, который Боманьян прервал повелительным жестом:
«Вопрос решен, приговор вынесен. Ее утопят — дело только за палачом», — сказал сам себе Рауль.
Боманьян прошел к задним рядам у самой стены, но прежде чем сесть, произнес небольшую речь:
— Друзья мои, вам ведомо, сколь тяжек и ответствен час суда, нами назначенного. Единство и согласие приведут нас к поставленной цели. Интересы нашего кружка неотделимы от интересов страны и религии. Слишком много зависит от успеха наших действий. Некоторое время тому назад наши планы были расстроены дерзостью и непримиримой враждебностью этой женщины, которая, как и мы, прикоснулась к роковой тайне. Если бы она преуспела и смогла проникнуть в тайну раньше нас, это означало бы полный провал всех наших усилий. Она или мы! Третьего не дано. Пусть же бой, в который мы вступили, решится нашей победой!
Боманьян сел, оперевшись обеими руками на подлокотники кресла и устало сгорбив спину.
Минуты потекли в безмолвии. Все внимание этих людей было обращено на звук, который должен послышаться издалека и послужить сигналом к действию. Они с нетерпением ожидали, когда же появится противник. Но вот барон д'Этиг сделал знак указательным пальцем — донесся глухой шум приближающегося к замку экипажа.
— Это моя карета, — промолвил барон. — Да, но там ли сейчас она?
Барон подошел к двери. Шум приближался, вот экипаж остановился у ворот замка. Возница помахал рукой, и барон воскликнул с торжеством:
— Победа! Она в наших руках!
Д'Ормон живо соскочил с козел, Ру д'Этьер выпрыгнул из экипажа. С помощью барона они подхватили женщину, чьи руки и ноги были связаны, а голова окутана газовым шарфом, и понесли ее к длинной скамье, стоящей в самом центре зала.
— Все шло как по маслу, — докладывал д'Ормон. — Выйдя из поезда, она сразу села в наш экипаж. Она не успела даже вздрогнуть, как ей заткнули рот.
— Снимите шарф, — распорядился барон. — Впрочем, можно освободить ее и от пут.
Д'Ормон открыл лицо пленницы — раздались удивленные возгласы, и Рауль, с высоты своего наблюдательного пункта, не смог сдержать восклицания при виде столь блистательной женской красоты и молодости. Но все возгласы и шепот были покрыты громким криком, вырвавшимся у герцога д'Арколя. Он нетвердыми шагами приблизился к несчастной с искаженным лицом, округлившимися глазами.
— Да, это она, она! Я узнал ее! Боже, какой ужас!
— В чем дело? Что случилось? Объясните…
Герцог с трудом произнес:
— Она выглядит точно так же, как и двадцать четыре года тому назад.
Женщина сидела, сложив руки на коленях и храня совершенное спокойствие. Шляпка ее, видимо, слетела в момент нападения, и волосы спадали на плечи пушистой волной, слегка завиваясь на висках. Лицо было изумительно прекрасно, черты его одухотворялись необычайной выразительностью и утонченной чувственностью. Узкий подбородок, точеные скулы, удивительный разрез глаз и тяжелые веки делали ее похожей на женские портреты Леонардо да Винчи, чье великое мастерство могло передать очарование улыбки — неявной, чуть угадываемой и от того еще более волнующей, смущающей сердца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30