Демона там не оказалось – судя по всему, он забился в нору и зализывал раны, – и я вновь сосредоточил свое внимание на членах основной команды.
Сейчас они действуют самостоятельно. Мне нет нужды вмешиваться. Особенно это касается Марии-Елены и Григория. Я запустил эти волчки, они завертелись, и от меня больше не требуется ни усилий, ни даже присутствия.
Как быстро они движутся к цели! Создается впечатление, будто они знают о грядущем конце света и намеренно приближают его приход.
26
В половине одиннадцатого утра раздался сигнал автоматической сушилки, и Мария-Елена отнесла простыни наверх и выглянула из окна спальни. Серый «плимут» по-прежнему торчал на противоположной стороне Уилтон-роуд, двумя домами правее. Вчера он стоял чуть дальше, а позавчера – у второго дома слева. И каждый раз – носом к жилищу Марии-Елены.
Неужели ее считают дурой? Или нарочно лезут на глаза, чтобы запугать ее? Какая ирония судьбы – порвать с диссидентами и тут же подвергнуться давлению со стороны властей – ФБР, полиции штата, кто бы там ни был, – которые добиваются от нее того, что она уже сделала сама, поддавшись отчаянию.
Автомобили очень редко останавливались на этой кривой пригородной улочке у самой окраины Стокбриджа, штат Массачусетс, и всякая приезжая машина неизбежно привлекала внимание. В салоне автомобиля постоянно находился один и тот же наблюдатель, женщина, курившая сигарету за сигаретой. Неужели они думают, что Мария-Елена не сообразит, в чем тут дело? Неброскую серую машину с вызывающими (хотя и безобидными) наклейками на бампере: «Я люблю Землю» и «Спасем китов!» – едва ли можно считать хорошей маскировкой, особенно в таком месте.
Заправив кровати – теперь они с Джеком спали в разных комнатах, – Мария-Елена вступила в сердитую мысленную перепалку с женщиной, сидевшей в «плимуте», однако на сей раз гневные выпады в адрес шпионки не принесли ожидаемого облегчения. Ее страстные обличительные речи, обращенные к сильным мира сего, алчным и жестоким толстосумам, еще ни разу не возымели того действия, на которое она рассчитывала, но хотя бы разгоняли черную хандру Марии-Елены. На сей раз ее отповедь не помогла добиться даже этой скромной цели.
Хуже всего было то, что Марии-Елене и самой надо было обратиться к властям со своими горестями, но она никак не могла заставить себя сделать это. Хотя и была совершенно уверена, что Андрас похитил ее прошлое.
Андрас Геррмуил, назвавшийся продюсером звукозаписи, надавал Марии-Елене кучу обещаний и тут же исчез, прихватив с собой все ее пластинки, плакаты, фотографии и газетные вырезки.
Около двух месяцев назад зазвонил телефон, и в трубке раздался восторженный баритон:
– Мария-Елена? Я имею в виду – та самая Мария-Елена?
«Неужели даже здесь, в этой стране?..» – изумленно подумала она. Мысль об этом была приятной, но Мария-Елена по привычке ответила:
– Простите, но я не понимаю, о чем вы говорите.
– Это вы! Я узнал ваш голос! – Собеседник перешел на бразильскую разновидность португальского. – Когда вы пели, я был еще молод и жил в Бразилии. И был самым верным вашим поклонником, ездил за вами, где бы вы ни гастролировали.
– Извините, – сказала Мария-Елена, невольно переходя на португальский, – но вы ошиблись…
– Нет, не ошибся. Вы помните, сколько раз выступали в Белене?
Белен – небольшой город на севере Бразилии.
– Что? Нет, я не… – отозвалась Мария-Елена.
– Трижды! – торжествующе заявил собеседник. – И каждый раз я приезжал туда, хотя жил в Сан-Паулу… Мария-Елена, помните ли вы свой альбом «Жизнь в Сан-Паулу»? Это моя любимая пластинка! Я от нее просто без ума!
– Прошу вас, не надо…
– Извините, я, кажется, увлекся, – продолжал напирать голос. – Меня зовут Андрас Геррмуил, я работаю в студии «Гемисферик рекордз» на должности продюсера А и Эр. Хотите – верьте, хотите – нет, но я звоню исключительно по делу.
Произнесенные на английский лад буквы «А» и «Эр» привлекли внимание Марии-Елены.
– Как вы сказали? – переспросила она. – Что значит «А и Эр»?
– Артисты и репертуар, – ответил он по-английски и вновь перешел на португальский: – Это значит, что я участвую в подборе выпускаемого материала. Не уверен, что вы знаете о фирме «Гемисферик», но…
– Впервые слышу.
– Мы распространяем в Соединенных Штатах музыку народов всех Америк – канадскую, мексиканскую, центрально– и южноамериканскую. Мы были бы искренне рады иметь в своем списке Марию-Елену…
– Нет-нет, прошу вас…
– Мы не можем допустить, чтобы о вас забыли! Когда вы выступали на сцене, с вами могла сравниться только Элис Регина!
Элис Регина была ярчайшей звездой бразильской эстрады – до тех пор, пока не покончила с собой.
– Что вы, разве я могла сравниться с… – заспорила Мария-Елена, заливаясь краской.
– Итак, вы признаете, что вы – это вы! Мария-Елена, позвольте навестить вас!
Мария-Елена не смогла отказать, и он приехал, черноволосый миловидный мужчина лет тридцати пяти. Он принялся флиртовать с ней, впрочем, не выходя из рамок приличий. Он расписал яркими красками картину возрождения ее певческой карьеры в этой сухой холодной стране и сунул Марии-Елене свою визитную карточку, получив взамен две картонные коробки, в которых хранились свидетельства ее былой славы.
Андрас уехал, пообещав вскоре позвонить и прислать контракт, и несколько недель Мария-Елена жила в счастливом сне, мечтая о грядущем успехе. Неужели это возможно? Неужели она снова будет петь? Мария-Елена жалела, что не оставила себе хотя бы одну пластинку, чтобы освежить в памяти собственный голос. Сможет ли она взять и запеть? Сможет ли покорить холодных, бесстрастных жителей Северной Америки?
Андрас все молчал, а почта не спешила доставить долгожданный контракт. Мария-Елена потеряла покой и сон, но не решалась позвонить. Она должна ждать. В делах часто случаются проволочки.
Вчера она все же достала карточку и набрала указанный на ней номер в Нью-Йорке. Записанный на пленку голос сообщил, что номер не обслуживается. В справочной службе Нью-Йорка Марии-Елене сказали, что в городе нет фирмы под названием «Гемисферик рекордз».
Ох, Андрас! Что ты натворил и зачем? Неужели ты – заурядный бессердечный фанат? Неужели ты приехал ко мне только за сувениром?
Можно научиться жить без надежды. Но обрести надежду, выстрадать веру в возвращение светлой мечты и вновь потерять ее – это невыносимо. Ночью Мария-Елена лежала одна в своей постели, без сна, и скрипя зубами терзалась самыми черными мыслями.
А наутро, словно желая усугубить ее мучения, вновь появилась женщина-соглядатай в серой машине.
К одиннадцати утра Мария-Елена покончила с домашними делами, и уже ничто не могло отвлечь ее от мрачных раздумий. Ненавистный дом обихаживал сам себя. В этом ему помогали бесчисленные устройства, призванные облегчать труд хозяйки. Конечно, они требовали определенного внимания, но позволяли сберечь массу времени. И что прикажете делать с этим свободным временем?
Спускаясь по лестнице, Мария-Елена решительно повернулась спиной к гостиной и стоявшему там телевизору. Бесконечные дневные телесериалы завлекали зрителя дурманом жгучих страстей и великого вздора, тесно переплетавшихся в каждой сцене; герои непрерывно беспокоились и волновались – точно так же, как когда-то Мария-Елена, которая мечтала и впредь беспокоиться и волноваться, но была лишена такой возможности. Однако причиной беспокойства и волнений героев сериалов неизменно оказывалась сущая чепуха. В их выдуманных судьбах ни разу не случалось невзгод, присущих настоящему миру, потому-то они и были столь привлекательны – зритель становился непременным участником событий, ежедневно наблюдая за ярко раскрашенными марионетками и перекладывая на них груз собственных переживаний. Сплошное удовольствие, никаких страданий. Законный наркотик, ничуть не менее действенный, чем запрещенные препараты.
Гордость Марии-Елены не давала ей обращаться к наркотикам в любом виде.
Повернувшись спиной к гостиной, Мария-Елена без всякой цели побрела в столовую. В этом замечательном аккуратном доме была столовая, ухоженная, начищенная до блеска и никогда не использовавшаяся по назначению. Когда они с Джеком обедали вдвоем – а это бывало нечасто, – им хватало кухонного стола.
Мария-Елена вошла в столовую и остановилась, не зная, куда еще пойти и что сделать. Кончики ее пальцев коснулись блестящей поверхности стола из красного дерева. Чем занять остаток дня?
Мария-Елена подумала о Григории Басманове, но она уже была у него позавчера. Она рассказывала ему – с такой надеждой! – об Андрасе Геррмуиле и «Гемисферик рекордз», которые открыли ей столь лучезарные виды на будущее. Как радовался Григорий ее успеху! И каково было бы Марии-Елене огорчить его нынешними печальными новостями?
Была и другая причина. Мария-Елена боялась превратить дружбу с Григорием в подобие телесериала, в котором она выплескивала бы эмоции, не подвергая свой разум мучительным испытаниям.
Дни, когда она не ездила через весь западный Массачусетс в Нью-Йорк к Григорию, казались Марии-Елене ужасающе пустыми. В чем цель ее жизни? Посмотрев в окно столовой, за которым простиралась Уилтон-роуд, Мария-Елена увидела на зеркальном стекле едва заметные косые черточки от дождевых капель, словно Господь встряхнул только что вымытой бородой. Дождь. В такую погоду поездка на машине была бы более трудной, а сидение дома сулило еще большую тоску, чем обычно.
Мария-Елена шагнула вперед, чтобы взглянуть на небо и определить, долго ли продлится дождь, и с испугом увидела серый «плимут», который свернул на подъездную дорожку ее дома, приблизился вплотную и остановился.
«Сейчас меня арестуют», – подумала Мария-Елена, не в силах подавить странное чувство предвкушения захватывающих событий и возможных перемен, и с легким сердцем отправилась к входной двери.
Звонка долго не было; Мария-Елена тем временем стояла в шаге от двери, пытаясь согнать с лица выражение любопытства и скрыть от самой себя нетерпение. Что она тянет, эта женщина из «плимута»?
«Динг-донг». Звук показался ей очень громким, поскольку звонок был установлен так, чтобы его было слышно в самых дальних уголках большого дома, а Мария-Елена стояла прямо под ним. Она вздрогнула, хотя и ожидала звонка, потом шагнула вперед и открыла дверь, готовясь встретить испытание спокойно, с достоинством, без причитаний.
Сначала она подумала, что лицо женщины намокло от дождя, но дождь едва накрапывал, а щеки гостьи буквально заливала вода, смывая тушь с ресниц. Ее лицо было искажено волнением. Слезы! Приготовившаяся к аресту, Мария-Елена растерялась. Неужели гостья так ненавидит свою работу, что даже расплакалась?
– Миссис Остон?
– Да.
– Меня зовут Кейт Монро. Я хочу поговорить с вами.
– О чем?
– О Джоне.
Это имя не значило для Марии-Елены ровным счетом ничего. Может быть, кто-нибудь из антиядерного комитета?
– О каком Джоне? – спросила она.
– О вашем супруге! – воскликнула женщина. – Может, вы уже забыли о том, что у вас есть муж?
– О Господи, – только и смогла произнести Мария-Елена, отступая в сторону. – Входите же, входите.
Они устроились в гостиной; Мария-Елена уселась на мягкий диван, Кейт выбрала неудобное кресло с деревянными подлокотниками. Ей было около тридцати, она была склонна к полноте и носила множество напяленных один на другой предметов одежды кричаще-ярких цветов, делавших ее похожей на хиппи из «Сна в зимнюю ночь». Ее светлые коротко подстриженные пепельные волосы были растрепаны и неухожены. Круглое лицо женщины могло бы показаться миловидным, если бы не отекло и не раскраснелось от слез, время от времени сбегавших по ее пухлым щекам.
Мария-Елена протянула ей салфетки, и за время разговора Кейт Монро умудрилась растерзать и вымочить целую упаковку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Сейчас они действуют самостоятельно. Мне нет нужды вмешиваться. Особенно это касается Марии-Елены и Григория. Я запустил эти волчки, они завертелись, и от меня больше не требуется ни усилий, ни даже присутствия.
Как быстро они движутся к цели! Создается впечатление, будто они знают о грядущем конце света и намеренно приближают его приход.
26
В половине одиннадцатого утра раздался сигнал автоматической сушилки, и Мария-Елена отнесла простыни наверх и выглянула из окна спальни. Серый «плимут» по-прежнему торчал на противоположной стороне Уилтон-роуд, двумя домами правее. Вчера он стоял чуть дальше, а позавчера – у второго дома слева. И каждый раз – носом к жилищу Марии-Елены.
Неужели ее считают дурой? Или нарочно лезут на глаза, чтобы запугать ее? Какая ирония судьбы – порвать с диссидентами и тут же подвергнуться давлению со стороны властей – ФБР, полиции штата, кто бы там ни был, – которые добиваются от нее того, что она уже сделала сама, поддавшись отчаянию.
Автомобили очень редко останавливались на этой кривой пригородной улочке у самой окраины Стокбриджа, штат Массачусетс, и всякая приезжая машина неизбежно привлекала внимание. В салоне автомобиля постоянно находился один и тот же наблюдатель, женщина, курившая сигарету за сигаретой. Неужели они думают, что Мария-Елена не сообразит, в чем тут дело? Неброскую серую машину с вызывающими (хотя и безобидными) наклейками на бампере: «Я люблю Землю» и «Спасем китов!» – едва ли можно считать хорошей маскировкой, особенно в таком месте.
Заправив кровати – теперь они с Джеком спали в разных комнатах, – Мария-Елена вступила в сердитую мысленную перепалку с женщиной, сидевшей в «плимуте», однако на сей раз гневные выпады в адрес шпионки не принесли ожидаемого облегчения. Ее страстные обличительные речи, обращенные к сильным мира сего, алчным и жестоким толстосумам, еще ни разу не возымели того действия, на которое она рассчитывала, но хотя бы разгоняли черную хандру Марии-Елены. На сей раз ее отповедь не помогла добиться даже этой скромной цели.
Хуже всего было то, что Марии-Елене и самой надо было обратиться к властям со своими горестями, но она никак не могла заставить себя сделать это. Хотя и была совершенно уверена, что Андрас похитил ее прошлое.
Андрас Геррмуил, назвавшийся продюсером звукозаписи, надавал Марии-Елене кучу обещаний и тут же исчез, прихватив с собой все ее пластинки, плакаты, фотографии и газетные вырезки.
Около двух месяцев назад зазвонил телефон, и в трубке раздался восторженный баритон:
– Мария-Елена? Я имею в виду – та самая Мария-Елена?
«Неужели даже здесь, в этой стране?..» – изумленно подумала она. Мысль об этом была приятной, но Мария-Елена по привычке ответила:
– Простите, но я не понимаю, о чем вы говорите.
– Это вы! Я узнал ваш голос! – Собеседник перешел на бразильскую разновидность португальского. – Когда вы пели, я был еще молод и жил в Бразилии. И был самым верным вашим поклонником, ездил за вами, где бы вы ни гастролировали.
– Извините, – сказала Мария-Елена, невольно переходя на португальский, – но вы ошиблись…
– Нет, не ошибся. Вы помните, сколько раз выступали в Белене?
Белен – небольшой город на севере Бразилии.
– Что? Нет, я не… – отозвалась Мария-Елена.
– Трижды! – торжествующе заявил собеседник. – И каждый раз я приезжал туда, хотя жил в Сан-Паулу… Мария-Елена, помните ли вы свой альбом «Жизнь в Сан-Паулу»? Это моя любимая пластинка! Я от нее просто без ума!
– Прошу вас, не надо…
– Извините, я, кажется, увлекся, – продолжал напирать голос. – Меня зовут Андрас Геррмуил, я работаю в студии «Гемисферик рекордз» на должности продюсера А и Эр. Хотите – верьте, хотите – нет, но я звоню исключительно по делу.
Произнесенные на английский лад буквы «А» и «Эр» привлекли внимание Марии-Елены.
– Как вы сказали? – переспросила она. – Что значит «А и Эр»?
– Артисты и репертуар, – ответил он по-английски и вновь перешел на португальский: – Это значит, что я участвую в подборе выпускаемого материала. Не уверен, что вы знаете о фирме «Гемисферик», но…
– Впервые слышу.
– Мы распространяем в Соединенных Штатах музыку народов всех Америк – канадскую, мексиканскую, центрально– и южноамериканскую. Мы были бы искренне рады иметь в своем списке Марию-Елену…
– Нет-нет, прошу вас…
– Мы не можем допустить, чтобы о вас забыли! Когда вы выступали на сцене, с вами могла сравниться только Элис Регина!
Элис Регина была ярчайшей звездой бразильской эстрады – до тех пор, пока не покончила с собой.
– Что вы, разве я могла сравниться с… – заспорила Мария-Елена, заливаясь краской.
– Итак, вы признаете, что вы – это вы! Мария-Елена, позвольте навестить вас!
Мария-Елена не смогла отказать, и он приехал, черноволосый миловидный мужчина лет тридцати пяти. Он принялся флиртовать с ней, впрочем, не выходя из рамок приличий. Он расписал яркими красками картину возрождения ее певческой карьеры в этой сухой холодной стране и сунул Марии-Елене свою визитную карточку, получив взамен две картонные коробки, в которых хранились свидетельства ее былой славы.
Андрас уехал, пообещав вскоре позвонить и прислать контракт, и несколько недель Мария-Елена жила в счастливом сне, мечтая о грядущем успехе. Неужели это возможно? Неужели она снова будет петь? Мария-Елена жалела, что не оставила себе хотя бы одну пластинку, чтобы освежить в памяти собственный голос. Сможет ли она взять и запеть? Сможет ли покорить холодных, бесстрастных жителей Северной Америки?
Андрас все молчал, а почта не спешила доставить долгожданный контракт. Мария-Елена потеряла покой и сон, но не решалась позвонить. Она должна ждать. В делах часто случаются проволочки.
Вчера она все же достала карточку и набрала указанный на ней номер в Нью-Йорке. Записанный на пленку голос сообщил, что номер не обслуживается. В справочной службе Нью-Йорка Марии-Елене сказали, что в городе нет фирмы под названием «Гемисферик рекордз».
Ох, Андрас! Что ты натворил и зачем? Неужели ты – заурядный бессердечный фанат? Неужели ты приехал ко мне только за сувениром?
Можно научиться жить без надежды. Но обрести надежду, выстрадать веру в возвращение светлой мечты и вновь потерять ее – это невыносимо. Ночью Мария-Елена лежала одна в своей постели, без сна, и скрипя зубами терзалась самыми черными мыслями.
А наутро, словно желая усугубить ее мучения, вновь появилась женщина-соглядатай в серой машине.
К одиннадцати утра Мария-Елена покончила с домашними делами, и уже ничто не могло отвлечь ее от мрачных раздумий. Ненавистный дом обихаживал сам себя. В этом ему помогали бесчисленные устройства, призванные облегчать труд хозяйки. Конечно, они требовали определенного внимания, но позволяли сберечь массу времени. И что прикажете делать с этим свободным временем?
Спускаясь по лестнице, Мария-Елена решительно повернулась спиной к гостиной и стоявшему там телевизору. Бесконечные дневные телесериалы завлекали зрителя дурманом жгучих страстей и великого вздора, тесно переплетавшихся в каждой сцене; герои непрерывно беспокоились и волновались – точно так же, как когда-то Мария-Елена, которая мечтала и впредь беспокоиться и волноваться, но была лишена такой возможности. Однако причиной беспокойства и волнений героев сериалов неизменно оказывалась сущая чепуха. В их выдуманных судьбах ни разу не случалось невзгод, присущих настоящему миру, потому-то они и были столь привлекательны – зритель становился непременным участником событий, ежедневно наблюдая за ярко раскрашенными марионетками и перекладывая на них груз собственных переживаний. Сплошное удовольствие, никаких страданий. Законный наркотик, ничуть не менее действенный, чем запрещенные препараты.
Гордость Марии-Елены не давала ей обращаться к наркотикам в любом виде.
Повернувшись спиной к гостиной, Мария-Елена без всякой цели побрела в столовую. В этом замечательном аккуратном доме была столовая, ухоженная, начищенная до блеска и никогда не использовавшаяся по назначению. Когда они с Джеком обедали вдвоем – а это бывало нечасто, – им хватало кухонного стола.
Мария-Елена вошла в столовую и остановилась, не зная, куда еще пойти и что сделать. Кончики ее пальцев коснулись блестящей поверхности стола из красного дерева. Чем занять остаток дня?
Мария-Елена подумала о Григории Басманове, но она уже была у него позавчера. Она рассказывала ему – с такой надеждой! – об Андрасе Геррмуиле и «Гемисферик рекордз», которые открыли ей столь лучезарные виды на будущее. Как радовался Григорий ее успеху! И каково было бы Марии-Елене огорчить его нынешними печальными новостями?
Была и другая причина. Мария-Елена боялась превратить дружбу с Григорием в подобие телесериала, в котором она выплескивала бы эмоции, не подвергая свой разум мучительным испытаниям.
Дни, когда она не ездила через весь западный Массачусетс в Нью-Йорк к Григорию, казались Марии-Елене ужасающе пустыми. В чем цель ее жизни? Посмотрев в окно столовой, за которым простиралась Уилтон-роуд, Мария-Елена увидела на зеркальном стекле едва заметные косые черточки от дождевых капель, словно Господь встряхнул только что вымытой бородой. Дождь. В такую погоду поездка на машине была бы более трудной, а сидение дома сулило еще большую тоску, чем обычно.
Мария-Елена шагнула вперед, чтобы взглянуть на небо и определить, долго ли продлится дождь, и с испугом увидела серый «плимут», который свернул на подъездную дорожку ее дома, приблизился вплотную и остановился.
«Сейчас меня арестуют», – подумала Мария-Елена, не в силах подавить странное чувство предвкушения захватывающих событий и возможных перемен, и с легким сердцем отправилась к входной двери.
Звонка долго не было; Мария-Елена тем временем стояла в шаге от двери, пытаясь согнать с лица выражение любопытства и скрыть от самой себя нетерпение. Что она тянет, эта женщина из «плимута»?
«Динг-донг». Звук показался ей очень громким, поскольку звонок был установлен так, чтобы его было слышно в самых дальних уголках большого дома, а Мария-Елена стояла прямо под ним. Она вздрогнула, хотя и ожидала звонка, потом шагнула вперед и открыла дверь, готовясь встретить испытание спокойно, с достоинством, без причитаний.
Сначала она подумала, что лицо женщины намокло от дождя, но дождь едва накрапывал, а щеки гостьи буквально заливала вода, смывая тушь с ресниц. Ее лицо было искажено волнением. Слезы! Приготовившаяся к аресту, Мария-Елена растерялась. Неужели гостья так ненавидит свою работу, что даже расплакалась?
– Миссис Остон?
– Да.
– Меня зовут Кейт Монро. Я хочу поговорить с вами.
– О чем?
– О Джоне.
Это имя не значило для Марии-Елены ровным счетом ничего. Может быть, кто-нибудь из антиядерного комитета?
– О каком Джоне? – спросила она.
– О вашем супруге! – воскликнула женщина. – Может, вы уже забыли о том, что у вас есть муж?
– О Господи, – только и смогла произнести Мария-Елена, отступая в сторону. – Входите же, входите.
Они устроились в гостиной; Мария-Елена уселась на мягкий диван, Кейт выбрала неудобное кресло с деревянными подлокотниками. Ей было около тридцати, она была склонна к полноте и носила множество напяленных один на другой предметов одежды кричаще-ярких цветов, делавших ее похожей на хиппи из «Сна в зимнюю ночь». Ее светлые коротко подстриженные пепельные волосы были растрепаны и неухожены. Круглое лицо женщины могло бы показаться миловидным, если бы не отекло и не раскраснелось от слез, время от времени сбегавших по ее пухлым щекам.
Мария-Елена протянула ей салфетки, и за время разговора Кейт Монро умудрилась растерзать и вымочить целую упаковку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52