Вы создаете обедненную, искусственную среду обитания, чтобы не было искушений пойти на компромисс с совестью, не было соблазна соблазниться, не было моральных проблем, которые и решить невозможно, и не решить невозможно. Но там, где нет противоречий, нет и эволюции, нет движения вперед! И что же, обедняя собственную мораль, вы считаете себя выше нашей? Скажите теперь, в чем вы со мной не согласны?
- Наоборот, любезный Дмитрий, я с вами совершенно согласен, - отец Мерхесидек взялся левой рукой за большой крест, висевший поверх его рясы, и стал его задумчиво рассматривать, приобретя при этом какой-то очень мирской вид. - Но только я оцениваю эту ситуацию несколько иначе. Да, в монастырях жизнь беднее, а потому и соблазнов нарушить заповеди почти нет. Хотя опять-таки как посмотреть. Смирение плоти - не менее тяжкий поступок, чем поиски путей для ее удовлетворения. Вы это считаете уходом от проблем, а я - их высшим разрешением Ну, сами посудите, если вы не можете излечить какую-то болезнь, тот же СПИД, к примеру, то не разумнее ли заняться профилактикой, чем понапрасну рисковать своей жизнью, а потом еще весь ее остаток искать пути исцеления? Мы признаем, что человек слаб, так зачем же ввергать его в соблазн? Не лучше ли стать выше этого соблазна, преодолеть его в себе и жить так, что он не сможет проникнуть ни в дверь, ни в окно?
- Да, в ваших словах есть доля истины, - согласился Дмитрий.
- Ну, мы, кажется, достаточно задержали отца Мерхесидека… - воспользовавшись паузой, сказал Погорелов.
- Был очень рад познакомиться, - отозвался
Дмитрий, вставая с места.
- Да благословит вас Господь! - улыбнулся своей хитрой улыбкой отец Мерхесидек, тоже вставая и крестя своих гостей.
Когда они выходили из дома, то вновь увидели Анну, но на этот раз уже Дмитрий смущенно отвел глаза. «А ведь она даже не могла обозвать меня болваном», - подумал он про себя.
Глава 4.
РОМАНТИЧЕСКОЕ ЗНАКОМСТВО В СКИТУ
- Ну что, теперь в скит? - бодро поинтересовался Погорелов, когда они вышли за ворота монастыря.
- А далеко он находится? - довольно вяло спросил Дмитрий, его мучило самое настоящее похмелье, тем более что день был очень погожий и начинало явно припекать. - Честно говоря, я бы предпочел пивную.
- Как хотите. Но в пивной вы еще не раз побываете, а в таком историческом месте вряд ли. Да тут и пройти-то всего километр, причем лесом.
- Ну что ж, пойдем.
Пока они двигались по утоптанной дорожке, ведущей через хороший сосновый лес, Погорелов увлеченно рассказывал историю пустыни и скита, а Дмитрий рассеянно кивал, мысленно представляя банку холодного немецкого пива, которую вполне можно было купить в самом Козсльске, если бы только позаботиться об этом заранее. Из сведений, сообщенных Погореловым, он запомнил лишь то, что в 1724 году по повелению петровского Синода монастырь был закрыт и возродился лишь в 1820 году стараниями братьев Путиловых, один из которых стал его настоятелем, а другой - скитоначальником.
- Да что это такое - скит? - наконец, слегка заинтересовавшись, спросил он. - Это какое-то тайное убежище или что?
- Сейчас сами увидите, тем более что мы уже пришли. Вон там, справа, Пафнутьевский источник со святой водой. Вода, кстати, исключительно вкусная и чистая.
- Ох, лучше бы это был пивной ларек!
Однако Дмитрий напрасно жаловался - скит стоил того, чтобы его посмотреть. Фактически это был тот же монастырь в миниатюре - он так же был обнесен невысокой каменной оградой, покрытой белой известью, а внутри этой ограды разместилось нечто вроде небольшого поселка из продолговатых одноэтажных домиков - келий, в одной из которых и жил Амвросий, как пояснил Погорелов.
- А теперь кто живет? - с удивлением спросил Дмитрий, увидев, как из одного такого домика вышла статная молодица в одном купальнике и принялась раскладывать подушки на заборе.
- Обычные люди, я в одной семье даже футбол в прошлом году смотрел, чемпионат Европы. В 1927 году скит был закрыт и вместо монахов сюда поселили обычных людей. У них даже есть почтовый адрес - Оитино, Пионерская улица.
- Пионерская?
- Ну, теперь не знаю, может уже и Патриаршая.
- Занятно.
Кроме таких домов, в центре скита высилась небольшая деревянная часовня, а за ней, немного поодаль друг от друга, два двухэтажных особняка: в одном музей Толстого, в другом - Достоевского. В самом углу скита был вырыт небольшой живописный пруд, на берегу которого сидел рыболов в соломенной шляпе и с удочкой.
Вход в музей Достоевского им открыла подвижная и словоохотливая старушка, явно обрадованная случайным посетителям. Впрочем, несмотря на всю ее готовность рассказывать и показывать, смотреть было особенно нечего - письмо Достоевского, его трость, диван и стол из какой-то дворянской усадьбы, несколько старых литографий и схем. Быстро обойдя оба зала на первом этаже («На втором этаже вообще нет никакой экспозиции», - сказала смотрительница), Дмитрий заскучал. А когда он узнал, что сам Достоевский никогда и не жил в этом доме, а «Братьев Карамазовых» начал писать в гостинице, которая находилась снаружи монастыря, со стороны реки, и была разрушена во время последней войны, то совсем разочаровался и, оставив Погорелова беседовать со смотрительницей, вышел на крыльцо.
«Интересно было бы завести любовницу в таком месте, - закуривая и выпуская дым в голубое небо, лениво подумал он, - насколько же романтичнее заниматься любовью в скиту… Фу, черт, какие дурацкие мысли, а все потому, что похмелье замучило… Где там этот чертов Погорелов, пора наконец за пивом». Он уже повернулся было, чтобы войти в дом, как вдруг его внимание привлек звонкий детский крик. Дмитрий застыл на месте, потому что прямо по зеленой, неутоптанной траве скита, непонятно откуда появившись, не спеша, шли в его сторону девочка лет пяти и стройная молодая женщина не старше двадцатипяти лет, причем обе были одеты в белые платья.
- Что за прелестное виденье, - сквозь зубы пробормотал он и вновь присел на перила веранды.
Девочка радостно прыгала и теребила мать, которая улыбалась и что-то ей говорила. Чем ближе они подходили, тем более внимательным становился взгляд Дмитрия - женщина была замечательно красива. Ее кожа, покрытая ровным, светло-шоколадным загаром, чудесно гармонировала с распущенными каштановыми волосами. Ослепительно белое платье застегнуто на пуговицы и стянуто в талии поясом, а удивительно пикантные ноги, ставшие от загара блестяще-лаковыми, обуты в белые туфли на высоких каблуках, более предназначенные для танцев, чем для хождения по траве. Когда она подошла совсем близко, Дмитрий прямо-таки ощутил исходящий от нее аромат бодрости и здоровья, увидев, как подол этого отглаженного и накрахмаленного платья, расстегнутый внизу на две пуговицы, легко скользит по упругим, лаковым ногам, обнажая стройные колени. От легкого аромата ее духов кружилась голова и неудержимо тянуло прикоснуться к этой спелой и свежей упругости. Поднимаясь по деревянным ступеням и проходя мимо взволнованного Дмитрия, она внимательно насмешливо взглянула на него умело накрашенными глазами и, наклонившись к дочери, сказала:
- Подожди меня на улице, Даша, а я пойду поговорю с Марьей Петровной.
- Хорошо, - кивнула дочь, а мать, сопровождаемая восторженным взором Дмитрия, простучала каблуками по веранде и скрылась в доме. Почти сразу же после ее ухода девочка приблизилась к Дмитрию и доверительным тоном, как старому другу - так могут обращаться только дети, - сказала:
- Вы там ходите поосторожнее, а то у нас бык на всех бросается.
- Какой бык? - не понял тот.
- Бык из колхозного стада. Оно сейчас на речке пасется. Знаете, какой страшный!
- Да уж, представляю себе… Зато какая у тебя мама красивая! Вы откуда взялись-то?
- А мы здесь живем. А моя мама работает экскурсоводом в музее.
- Постой, постой, а кто же тогда Марья Петровна?
- А она смотрительница. А вы что здесь делаете? - у девчонки была очень симпатичная загорелая мордашка и такая забавная манера растягивать гласные, начиная каждое предложение с буквы А, что Дмитрий невольно стал ее передразнивать.
- А я пришел осмотреть музей. А где вы с мамой живете?
- А здесь, в скиту - вон в том доме, - и она помахала загорелой ручкой куда-то влево от входа, - там еще старец Амвросий жил, вот!
- Здорово. Это твой папа, да?
- Нет, что вы, - засмеялась девочка, - это святой.
- А где же твой папа?
- А у нас нет папы, мы с мамой одни. Дмитрий почувствовал облегчение и, почти развеселившись, спросил:
- А где же он?
- Не знаю. Мама с ним в разводе.
- Понятно. Значит, тебя Даша зовут, а маму?
- Света.
В этот момент мать вновь появилась на крыльце и девочка бросилась к ней, забавно карабкаясь по ступенькам:
- Мама, мама, а этот дядя сказал, что ты красивая.
Светлана насмешливо оглянулась на «дядю», отчего тот несколько смутился, и сказала:
- Вот как! А больше он тебе ничего не говорил?
- Нет, только спросил, где наш папа.
- Ух, какой любопытный дядя… А ты бы ему сказала: много будете знать…
- Скоро состаритесь, - быстро закончила девочка и хлопнула в ладоши.
Дмитрий чувствовал, что его начинает разбирать смех, тем более что Светлана задавала свои вопросы непередаваемо ироничным тоном. Он понимал, что уже пора вступить в разговор самому, но молодая женщина опередила его;
- Кстати, а вы из Москвы?
- Да, - кивнул он, - а что, очень заметно?
- Я же экскурсовод, если вам Даша еще не сказала , и уже научилась распознавать москвичей. На экскурсию пришли?
- В общем, да.
- Хотите дом осмотреть?
- Да я там уже был.
- Не понравилось?
- Черт его знает… - Дмитрий состроил неопределенную гримасу.
- Ну вот, чертыхаетесь в святом месте.
- Извините, - и оба засмеялись.
- Да ладно. Даша, пошли домой обедать. Дмитрий тут же спустился с веранды н оказался,, рядом с ними.
- Позвольте, я вас провожу. Светлана внимательно, но и лукаво взглянула на него.
- Да нам, собственно, и идти никуда не надо, мы живем вон в том доме, где была келья Амвросия.
- Я знаю.
- Ох, Дашка, все ухе разболтала, - она шутливо дернула дочь за руку, и они не спеша пошли по лужайке, в обход часовни. Дмитрий напрочь забыл об оставленном в музее Погорелове, пока Светлана сама не напомнила ему об этом.
- А это не ваш там приятель Марью Петровну развлекает?
- Это мой бывший научный руководитель. Кстати, позвольте представиться
- кандидат социологических наук Дмитрий Князев.
- Светлана.
- И это я знаю.
- Какой вы, однако, быстрый. Даша, прекрати меня теребить. А в Козельск вы что приехали - социологическое исследование проводить?
- Нет, в гости к этому приятелю. А исследование | я проводил на одном из калужских заводов…
- Ну и как вам Оптина пустынь? .
- Великолепно. Никогда не думал, что встречу! здесь самую красивую женщину в своей жизни, - они обменялись взглядами, в ее глазах было что-то неуловимое, но позволяющее ему продолжить. - Вы действительно настолько красивы, что на вас, как на солнце, тяжело смотреть слишком долго, - он шутливо помахал ладонью перед глазами, - ослепляете.
- Это вы намекаете на то, что со мной лучше встречаться вечером?
Это не он, это она намекала, и Дмитрий внутренне напрягся, чувствуя, что наступил решающий момент, тем более что они уже подошли к палисаднику и Даша открывала калитку.
- Кстати, о вечере…
- Даша, иди домой, я сейчас приду.
Девочка взбежала на крыльцо и уже в дверях обернулась и лукаво помахала Дмитрию, который улыбнулся и кивнул.
- Мы могли бы встретиться вечером?
- Но я не смогу никуда пойти - мне не с кем оставить Дашу.
- А вы уложите ее спать, я приду сюда и мы где-нибудь погуляем.
Она внимательно посмотрела на него, отчего он слегка смутился, хотя и чувствовал, что она уже соглашается, не может не согласиться.
- А вы будете себя хорошо вести? Меньше всего он ожидал этого вопроса, но тут же понял его смысл и, усмехнувшись, ответил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
- Наоборот, любезный Дмитрий, я с вами совершенно согласен, - отец Мерхесидек взялся левой рукой за большой крест, висевший поверх его рясы, и стал его задумчиво рассматривать, приобретя при этом какой-то очень мирской вид. - Но только я оцениваю эту ситуацию несколько иначе. Да, в монастырях жизнь беднее, а потому и соблазнов нарушить заповеди почти нет. Хотя опять-таки как посмотреть. Смирение плоти - не менее тяжкий поступок, чем поиски путей для ее удовлетворения. Вы это считаете уходом от проблем, а я - их высшим разрешением Ну, сами посудите, если вы не можете излечить какую-то болезнь, тот же СПИД, к примеру, то не разумнее ли заняться профилактикой, чем понапрасну рисковать своей жизнью, а потом еще весь ее остаток искать пути исцеления? Мы признаем, что человек слаб, так зачем же ввергать его в соблазн? Не лучше ли стать выше этого соблазна, преодолеть его в себе и жить так, что он не сможет проникнуть ни в дверь, ни в окно?
- Да, в ваших словах есть доля истины, - согласился Дмитрий.
- Ну, мы, кажется, достаточно задержали отца Мерхесидека… - воспользовавшись паузой, сказал Погорелов.
- Был очень рад познакомиться, - отозвался
Дмитрий, вставая с места.
- Да благословит вас Господь! - улыбнулся своей хитрой улыбкой отец Мерхесидек, тоже вставая и крестя своих гостей.
Когда они выходили из дома, то вновь увидели Анну, но на этот раз уже Дмитрий смущенно отвел глаза. «А ведь она даже не могла обозвать меня болваном», - подумал он про себя.
Глава 4.
РОМАНТИЧЕСКОЕ ЗНАКОМСТВО В СКИТУ
- Ну что, теперь в скит? - бодро поинтересовался Погорелов, когда они вышли за ворота монастыря.
- А далеко он находится? - довольно вяло спросил Дмитрий, его мучило самое настоящее похмелье, тем более что день был очень погожий и начинало явно припекать. - Честно говоря, я бы предпочел пивную.
- Как хотите. Но в пивной вы еще не раз побываете, а в таком историческом месте вряд ли. Да тут и пройти-то всего километр, причем лесом.
- Ну что ж, пойдем.
Пока они двигались по утоптанной дорожке, ведущей через хороший сосновый лес, Погорелов увлеченно рассказывал историю пустыни и скита, а Дмитрий рассеянно кивал, мысленно представляя банку холодного немецкого пива, которую вполне можно было купить в самом Козсльске, если бы только позаботиться об этом заранее. Из сведений, сообщенных Погореловым, он запомнил лишь то, что в 1724 году по повелению петровского Синода монастырь был закрыт и возродился лишь в 1820 году стараниями братьев Путиловых, один из которых стал его настоятелем, а другой - скитоначальником.
- Да что это такое - скит? - наконец, слегка заинтересовавшись, спросил он. - Это какое-то тайное убежище или что?
- Сейчас сами увидите, тем более что мы уже пришли. Вон там, справа, Пафнутьевский источник со святой водой. Вода, кстати, исключительно вкусная и чистая.
- Ох, лучше бы это был пивной ларек!
Однако Дмитрий напрасно жаловался - скит стоил того, чтобы его посмотреть. Фактически это был тот же монастырь в миниатюре - он так же был обнесен невысокой каменной оградой, покрытой белой известью, а внутри этой ограды разместилось нечто вроде небольшого поселка из продолговатых одноэтажных домиков - келий, в одной из которых и жил Амвросий, как пояснил Погорелов.
- А теперь кто живет? - с удивлением спросил Дмитрий, увидев, как из одного такого домика вышла статная молодица в одном купальнике и принялась раскладывать подушки на заборе.
- Обычные люди, я в одной семье даже футбол в прошлом году смотрел, чемпионат Европы. В 1927 году скит был закрыт и вместо монахов сюда поселили обычных людей. У них даже есть почтовый адрес - Оитино, Пионерская улица.
- Пионерская?
- Ну, теперь не знаю, может уже и Патриаршая.
- Занятно.
Кроме таких домов, в центре скита высилась небольшая деревянная часовня, а за ней, немного поодаль друг от друга, два двухэтажных особняка: в одном музей Толстого, в другом - Достоевского. В самом углу скита был вырыт небольшой живописный пруд, на берегу которого сидел рыболов в соломенной шляпе и с удочкой.
Вход в музей Достоевского им открыла подвижная и словоохотливая старушка, явно обрадованная случайным посетителям. Впрочем, несмотря на всю ее готовность рассказывать и показывать, смотреть было особенно нечего - письмо Достоевского, его трость, диван и стол из какой-то дворянской усадьбы, несколько старых литографий и схем. Быстро обойдя оба зала на первом этаже («На втором этаже вообще нет никакой экспозиции», - сказала смотрительница), Дмитрий заскучал. А когда он узнал, что сам Достоевский никогда и не жил в этом доме, а «Братьев Карамазовых» начал писать в гостинице, которая находилась снаружи монастыря, со стороны реки, и была разрушена во время последней войны, то совсем разочаровался и, оставив Погорелова беседовать со смотрительницей, вышел на крыльцо.
«Интересно было бы завести любовницу в таком месте, - закуривая и выпуская дым в голубое небо, лениво подумал он, - насколько же романтичнее заниматься любовью в скиту… Фу, черт, какие дурацкие мысли, а все потому, что похмелье замучило… Где там этот чертов Погорелов, пора наконец за пивом». Он уже повернулся было, чтобы войти в дом, как вдруг его внимание привлек звонкий детский крик. Дмитрий застыл на месте, потому что прямо по зеленой, неутоптанной траве скита, непонятно откуда появившись, не спеша, шли в его сторону девочка лет пяти и стройная молодая женщина не старше двадцатипяти лет, причем обе были одеты в белые платья.
- Что за прелестное виденье, - сквозь зубы пробормотал он и вновь присел на перила веранды.
Девочка радостно прыгала и теребила мать, которая улыбалась и что-то ей говорила. Чем ближе они подходили, тем более внимательным становился взгляд Дмитрия - женщина была замечательно красива. Ее кожа, покрытая ровным, светло-шоколадным загаром, чудесно гармонировала с распущенными каштановыми волосами. Ослепительно белое платье застегнуто на пуговицы и стянуто в талии поясом, а удивительно пикантные ноги, ставшие от загара блестяще-лаковыми, обуты в белые туфли на высоких каблуках, более предназначенные для танцев, чем для хождения по траве. Когда она подошла совсем близко, Дмитрий прямо-таки ощутил исходящий от нее аромат бодрости и здоровья, увидев, как подол этого отглаженного и накрахмаленного платья, расстегнутый внизу на две пуговицы, легко скользит по упругим, лаковым ногам, обнажая стройные колени. От легкого аромата ее духов кружилась голова и неудержимо тянуло прикоснуться к этой спелой и свежей упругости. Поднимаясь по деревянным ступеням и проходя мимо взволнованного Дмитрия, она внимательно насмешливо взглянула на него умело накрашенными глазами и, наклонившись к дочери, сказала:
- Подожди меня на улице, Даша, а я пойду поговорю с Марьей Петровной.
- Хорошо, - кивнула дочь, а мать, сопровождаемая восторженным взором Дмитрия, простучала каблуками по веранде и скрылась в доме. Почти сразу же после ее ухода девочка приблизилась к Дмитрию и доверительным тоном, как старому другу - так могут обращаться только дети, - сказала:
- Вы там ходите поосторожнее, а то у нас бык на всех бросается.
- Какой бык? - не понял тот.
- Бык из колхозного стада. Оно сейчас на речке пасется. Знаете, какой страшный!
- Да уж, представляю себе… Зато какая у тебя мама красивая! Вы откуда взялись-то?
- А мы здесь живем. А моя мама работает экскурсоводом в музее.
- Постой, постой, а кто же тогда Марья Петровна?
- А она смотрительница. А вы что здесь делаете? - у девчонки была очень симпатичная загорелая мордашка и такая забавная манера растягивать гласные, начиная каждое предложение с буквы А, что Дмитрий невольно стал ее передразнивать.
- А я пришел осмотреть музей. А где вы с мамой живете?
- А здесь, в скиту - вон в том доме, - и она помахала загорелой ручкой куда-то влево от входа, - там еще старец Амвросий жил, вот!
- Здорово. Это твой папа, да?
- Нет, что вы, - засмеялась девочка, - это святой.
- А где же твой папа?
- А у нас нет папы, мы с мамой одни. Дмитрий почувствовал облегчение и, почти развеселившись, спросил:
- А где же он?
- Не знаю. Мама с ним в разводе.
- Понятно. Значит, тебя Даша зовут, а маму?
- Света.
В этот момент мать вновь появилась на крыльце и девочка бросилась к ней, забавно карабкаясь по ступенькам:
- Мама, мама, а этот дядя сказал, что ты красивая.
Светлана насмешливо оглянулась на «дядю», отчего тот несколько смутился, и сказала:
- Вот как! А больше он тебе ничего не говорил?
- Нет, только спросил, где наш папа.
- Ух, какой любопытный дядя… А ты бы ему сказала: много будете знать…
- Скоро состаритесь, - быстро закончила девочка и хлопнула в ладоши.
Дмитрий чувствовал, что его начинает разбирать смех, тем более что Светлана задавала свои вопросы непередаваемо ироничным тоном. Он понимал, что уже пора вступить в разговор самому, но молодая женщина опередила его;
- Кстати, а вы из Москвы?
- Да, - кивнул он, - а что, очень заметно?
- Я же экскурсовод, если вам Даша еще не сказала , и уже научилась распознавать москвичей. На экскурсию пришли?
- В общем, да.
- Хотите дом осмотреть?
- Да я там уже был.
- Не понравилось?
- Черт его знает… - Дмитрий состроил неопределенную гримасу.
- Ну вот, чертыхаетесь в святом месте.
- Извините, - и оба засмеялись.
- Да ладно. Даша, пошли домой обедать. Дмитрий тут же спустился с веранды н оказался,, рядом с ними.
- Позвольте, я вас провожу. Светлана внимательно, но и лукаво взглянула на него.
- Да нам, собственно, и идти никуда не надо, мы живем вон в том доме, где была келья Амвросия.
- Я знаю.
- Ох, Дашка, все ухе разболтала, - она шутливо дернула дочь за руку, и они не спеша пошли по лужайке, в обход часовни. Дмитрий напрочь забыл об оставленном в музее Погорелове, пока Светлана сама не напомнила ему об этом.
- А это не ваш там приятель Марью Петровну развлекает?
- Это мой бывший научный руководитель. Кстати, позвольте представиться
- кандидат социологических наук Дмитрий Князев.
- Светлана.
- И это я знаю.
- Какой вы, однако, быстрый. Даша, прекрати меня теребить. А в Козельск вы что приехали - социологическое исследование проводить?
- Нет, в гости к этому приятелю. А исследование | я проводил на одном из калужских заводов…
- Ну и как вам Оптина пустынь? .
- Великолепно. Никогда не думал, что встречу! здесь самую красивую женщину в своей жизни, - они обменялись взглядами, в ее глазах было что-то неуловимое, но позволяющее ему продолжить. - Вы действительно настолько красивы, что на вас, как на солнце, тяжело смотреть слишком долго, - он шутливо помахал ладонью перед глазами, - ослепляете.
- Это вы намекаете на то, что со мной лучше встречаться вечером?
Это не он, это она намекала, и Дмитрий внутренне напрягся, чувствуя, что наступил решающий момент, тем более что они уже подошли к палисаднику и Даша открывала калитку.
- Кстати, о вечере…
- Даша, иди домой, я сейчас приду.
Девочка взбежала на крыльцо и уже в дверях обернулась и лукаво помахала Дмитрию, который улыбнулся и кивнул.
- Мы могли бы встретиться вечером?
- Но я не смогу никуда пойти - мне не с кем оставить Дашу.
- А вы уложите ее спать, я приду сюда и мы где-нибудь погуляем.
Она внимательно посмотрела на него, отчего он слегка смутился, хотя и чувствовал, что она уже соглашается, не может не согласиться.
- А вы будете себя хорошо вести? Меньше всего он ожидал этого вопроса, но тут же понял его смысл и, усмехнувшись, ответил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17