В комнате стоит вонь, которой я, как ты знаешь, не переношу.
У него был очень необычный голос: такой высокий, что был бы неприятным, если бы не его богатые модуляции. И громкость его была едва достаточной для того, чтобы слышать то, что он говорит, не напрягаясь. Ее несколько раз перевозили с места на место, и всегда с завязанными глазами. Соответственно, дезориентация была даже более полной, чем темнота, окружающая ее.
- Где я? - спросила Марианна. В отличие от Джейка, она не говорила по-японски. Только немного на кантонском диалекте китайского языка.
- Вы сегодня ели? Вас вообще хорошо кормят?
- Отвечаю "да" на оба вопроса, - откликнулась она. - Но у меня плохой аппетит. - После небольшой паузы: - Я чувствую себя, как крыса в подполье.
- Не понял.
- Я давно уже не вижу белого света.
- Сожалею.
Вспышка, подобная тысячи солнц, и Марианна вскинула руки, закрывая глаза. Она слышала, как он отходит от двери. Сквозь прищуренные веки она видела только изгиб собственной руки, которой прикрылась от резкого света. Сотни вопросов вертелись в ее голове, но она но могла задать ни одного из них, пока не сможет видеть нормально. Не видя собеседника, она чувствовала себя ужасно беспомощной.
- Необходимо соблюдать полную секретность, - объяснил Ничирен. - Отсюда все эти перемещения, комнаты без окон. Слишком была велика опасность.
- Была? А сейчас?
- И сейчас тоже.
Что он делает? Все звуки прекратились.
- Где я нахожусь? - опять спросила она.
- В Токио, - ответил он голосом без всякого выражения. - Более точный адрес вам ни к чему.
Она почувствовала, что он подошел к ней ближе.
- Я начинаю сожалеть, что послушалась вас.
- Не понимаю, о чем вы, - он говорил на грамматически правильном английском языке, но с сильным акцентом. - Вы живы. И фу находится в надежном месте. Вам не о чем беспокоиться.
- Меня целыми днями держат в кромешной тьме, ничего не объясняя! крикнула она запальчиво. - Как мне не беспокоиться?
- Честно говоря, я об этом как-то не подумал, - сказал он несколько озадаченным тоном. - Но уверяю вас, что все это делается, чтобы спасти вас от ваших же врагов.
- А что если вы мне говорите неправду?
- Я вам ни в чем не солгал, вы и сами видели. Все это чистая правда.
- Я уже не знаю, где она, эта правда! - пробурчала она.
- Плакать будете?
Она вскинула голову. Глаза ее уже привыкли к свету.
- Вы думаете, я доставлю вам такое удовольствие?
- Мне казалось, что именно это делают все женщины, находясь в состоянии, подобному вашему. - Он был одет в темно-серый хлопчатобумажный костюм превосходного покроя. Накрахмаленный белоснежный воротничок рубашки врезался в его стройную шею. Черные волосы были необычайно густы, и он зачесал их назад, так что его широкий лоб был весь открыт. Узкий подбородок делал его лицо почти треугольным, как у кота. Из всех мужчин, которых знала Марианна, только у Джейка были не менее замечательные глаза. То, что она увидела в их прозрачной глубине, испугало ее, хотя она ни за что не призналась бы в этом даже себе. Он выглядел очень аккуратным и подтянутым. Было очевидно, что этот человек в прекрасной форме.
Несмотря на страх, который она к нему испытывала а может быть, именно благодаря ему, - она почувствовала, как гнев закипает в ее груди.
- Идиот! - взвизгнула она.
И тут она заметила его руки. Ребра ладоней представляли собой сплошную мозоль, пожелтевшую, как старинная слоновая кость. Полным контрастом к ним выглядели пальцы, такие длинные и изящные, что любая женщина могла бы позавидовать.
Ничирен разглядывал ее с потрясающим спокойствием.
- Мы должны уехать, - сказал он немного погодя.
- Уехать? - переспросила она. - Куда?
- Из Токио, - ответил он, будто давая ей исчерпывающее объяснение.
Джейку больше ничего не оставалось делать, как ждать. Он прошел несколько кварталов и, наконец, увидел магазин канцелярских принадлежностей. Там он купил себе небольшой блокнот и шариковую ручку. Неподалеку нашел и науанорен. Отодвинув рукой бисерный занавес, зашел внутрь и уселся за столик в углу. Неподалеку двое стариков потягивали пивко и вдумчиво играли в го, в игру, аналогичную китайской вэй ци. Время для ленча уже прошло, а для обеда еще не наступило, и поэтому в харчевне больше никого не было.
Джейк заказал для себя китайского пива "Кирин" и жареную рыбу с хрустящей соленой корочкой. В середине трапезы попросил принести еще одну кружку. Старики играли, по-видимому, уже давно, потому что между ходами делали большие паузы.
Джейк вынул купленную записную книжку и ручку и начал набрасывать по памяти контуры дома Микио Комото. Покинув его, он походил вокруг, так что имел приблизительное представление о его размерах и более точное - о его конфигурации. Затем он нарисовал коридоры и комнаты, которые он проходил, когда его проводили в комнату хозяина через боковую дверь и выводили наружу через парадную. Немного подумав, он обозначил функции каждой из комнат. Затем стал строить предположения насчет остальной части дома.
Это была не такая уж невыполнимая задача, какой она могла показаться с первого взгляда. Традиционные японские дома строятся по стандартной схеме. Жилого пространства там вечно не хватает, и даже очень богатые дельцы вынуждены ограничивать свои потребности. Полезная площадь каждой из комнат измеряется в татами, и поэтому в японском доме не может быть необычной формы комнат, их планировка всегда более или менее одинакова. Кроме того, коридоры и комнаты переходят одна в другую в строгом порядке. Таким образом, учитывая эти принципы, можно предположить определенный набор комнат в любом японском жилище, если знаешь его внешние контуры.
Еще одним фактором в пользу Джейка было то, что он знал, где находится комната Микио Комото. Очевидно, что во всем этом крыле будут только его комнаты. Никаких женских помещений, кроме что разве комнаты уборщицы, здесь быть не могло. Так что интерес для Джейка представляло только это крыло.
Закончив свой чертеж, он некоторое время задумчиво глядел на него. Стоит ли затевать все это дело? Что если в доме Комото нет ничего про Ничирена? Но, с другой стороны, если один раз здесь узнали кое-что про него, то почему бы не узнать еще раз?
Так что нет смысла морочить себе голову пустыми рассуждениями. Надо идти и выяснять все на месте. Он встал из-за стола, расплатился. Выходя из харчевни, взглянул на ситуацию, складывающуюся на доске у стариков за соседним столиком. Он сразу же заметил дорогу к победе, которой они не видели. Эх, если бы в реальной жизни так же просто было все определить!
На улице все еще было светло. Он шел по тротуару, пока не увидел нужную вывеску. Зашел в этот магазин, потом - в следующий. Из каждого он вышел с покупками. В конце квартала был кинотеатр. Снова на экране старый фильм о последнем великом мастере японской татуировки. Джейк заинтересовался, зашел в зал. Тот мастер сделал открытие, что женская кожа лучше принимает узор, который он наносит своими иглами, если женщина в этот момент, когда он это делает, занимается с кем-то любовью. Ну и ну!
А впрочем, в этом что-то есть! Конечно, выдумка, но - впечатляет, Фо Саан как-то говорил ему, что искусство существует ради эмоций, которые оно пробуждает в зрителе. Оно ничего не утверждает, ничего не оспаривает. Его власть заключается в том, что оно действует подспудно. Но власть эта могуча, как морская стихия, и искусство по праву должно считаться одним из Властителей Бездн. Когда Джейк спросил, почему бы не включить искусство в программу его обучения, раз оно имеет такое значение, Фо Саан ответил: "Оно есть суть твоего обучения".
Джейк далеко не сразу понял смысл сказанного его учителем. Оно и понятно: учение происходит за счет увеличения знаний бесконечно малыми дозами. Знание должно выкристаллизоваться, постижение смысла усвоенного - вот в чем видел Фо Саан назначение образования.
Однажды утром он сказал:
- Учатся не глазами, не ушами, не носом и не кончиками пальцев. И даже не с помощью ума, как некоторые самоуверенные люди полагают. Иди под уклон. - Он указал рукой вперед. - Иди и не останавливайся.
Джейк так и сделал. Туман вокруг был таким густым, что он скоро потерял ориентировку, твердая земля под его босыми ногами скоро превратилась в растрескавшуюся глину, потом в сухую траву и наконец, по мере того, как уклон увеличивался, - в песок. Сначала песок был грубым, смешанным с землей, потом стал мягче.
Он вздрогнул, почувствовав под ногами воду, прежде чем оказался в ней. он поднял глаза и увидел, что все впереди тонет в опаловой мгле - ни неба, ни облаков, ни солнца. Он оглянулся назад и не увидел ни признака земли, один сплошной туман.
Он позвал Фо Саана, сначала нерешительно, затем, сложив руки рупором, погромче. Голос его звучал странно глухо, заставив его вспомнить кошмарные сны, когда пытаешься закричать, но лишь шелест шепота срывается с твоих губ.
Он стоял по икры в воде со странным ощущением, что почти все его органы атрофированы. Поскольку слух, зрение, обоняние были ненадежны, он сконцентрировался на осязании. Но скоро понял, что не может даже точно сказать, как далеко от берега он ушел, потому что вдруг, к своему великому изумлению, почувствовал, что вода ему стала уже почти по пояс. Неужели он так далеко зашел? До этого самого момента он был убежден, что сделал вперед не больше двух шагов. По-видимому, начался прилив. Но если это так, то почему он не ощущает, как его сносит приливной волной?
Паника охватила его. Лишенный всех органов чувств, он почувствовал себя потерянным в полном смысле этого слова, он попытался успокоиться, прибегнув к доводам разума, но обнаружил, что и ум его замкнулся, не получая впечатлений от внешнего мира. Мыслительные способности его тоже подвели. Теперь он совершенно не знал, что делать.
В отчаянии он стал звать Фо Саана.
И замолчал, испуганный странными призвуками, появившимися в его собственном голосе. Тишина, которая за этим последовала, напутала его еще больше. Он заметался, пытаясь повернуть назад к берегу, но идти стало очень трудно: прилив вымывал из-под него дно, и впечатление было такое, что его засасывают зыбучие пески.
Вода стала ему по грудь, затем - по шею. Когда он почувствовал, что волны плещут ему в лицо, он закричал изо всех сил.
- Учиться надо не с помощью глаз, - услышал он голос, звучащий над самым его ухом, - потому что ты не можешь доверять тому, что видишь.
- Фо Саан! - закричал Джейк. - Где ты?
- Учиться надо не с помощью уха, - продолжал голос, - потому что ты не можешь доверять тому, что слышишь.
- Фо Саан! Я тону!
- Учиться надо не с помощью кожи или слизистой оболочки носа, потому что ты не можешь доверять тому, что осязаешь и обоняешь. Поэтому не пытайся думать!
- Во имя милостивого Будды, Фо Саан!
- Ба-маак!21
Какой пульс? Джейк закашлялся, и жгуче-соленая вода пошла у него из носа. Глаза резало от морской соли. Прилив сжимал его в своих объятиях, и он задыхался. Я умираю, - подумал он.
- Ба-маак!
Он ушел под воду, будто какое-то морское чудовище опутало ему ноги своими щупальцами. В отчаянии он взбрыкнул ногами, стараясь не выпустить воздух из легких. Прилив крутил его как щепку. В глазах темно. Постепенно усиливающийся шум в ушах кажется мертвым безмолвием. Он оказался в странном мире, враждебном жизни. Его жизни.
И в этот страшный миг он почувствовал грань между жизнью и смертью. Будто он повис между двух громадных существ. У них не было физического облика, но он чувствовал их психологическое присутствие. Свет и тьма. Он знал, с какой стороны доносится тот страшный шум. Он не хотел слиться с тьмой, и он бежал от нее.
Ба-маак! Он его почувствовал, этот пульс!
И не органами чувств, и не разумом. А сердцем единым. Подвешенный во вздыбленной, первозданной тьме, он отказался от поведения, основанного на разуме, отдавшись во власть чувств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
У него был очень необычный голос: такой высокий, что был бы неприятным, если бы не его богатые модуляции. И громкость его была едва достаточной для того, чтобы слышать то, что он говорит, не напрягаясь. Ее несколько раз перевозили с места на место, и всегда с завязанными глазами. Соответственно, дезориентация была даже более полной, чем темнота, окружающая ее.
- Где я? - спросила Марианна. В отличие от Джейка, она не говорила по-японски. Только немного на кантонском диалекте китайского языка.
- Вы сегодня ели? Вас вообще хорошо кормят?
- Отвечаю "да" на оба вопроса, - откликнулась она. - Но у меня плохой аппетит. - После небольшой паузы: - Я чувствую себя, как крыса в подполье.
- Не понял.
- Я давно уже не вижу белого света.
- Сожалею.
Вспышка, подобная тысячи солнц, и Марианна вскинула руки, закрывая глаза. Она слышала, как он отходит от двери. Сквозь прищуренные веки она видела только изгиб собственной руки, которой прикрылась от резкого света. Сотни вопросов вертелись в ее голове, но она но могла задать ни одного из них, пока не сможет видеть нормально. Не видя собеседника, она чувствовала себя ужасно беспомощной.
- Необходимо соблюдать полную секретность, - объяснил Ничирен. - Отсюда все эти перемещения, комнаты без окон. Слишком была велика опасность.
- Была? А сейчас?
- И сейчас тоже.
Что он делает? Все звуки прекратились.
- Где я нахожусь? - опять спросила она.
- В Токио, - ответил он голосом без всякого выражения. - Более точный адрес вам ни к чему.
Она почувствовала, что он подошел к ней ближе.
- Я начинаю сожалеть, что послушалась вас.
- Не понимаю, о чем вы, - он говорил на грамматически правильном английском языке, но с сильным акцентом. - Вы живы. И фу находится в надежном месте. Вам не о чем беспокоиться.
- Меня целыми днями держат в кромешной тьме, ничего не объясняя! крикнула она запальчиво. - Как мне не беспокоиться?
- Честно говоря, я об этом как-то не подумал, - сказал он несколько озадаченным тоном. - Но уверяю вас, что все это делается, чтобы спасти вас от ваших же врагов.
- А что если вы мне говорите неправду?
- Я вам ни в чем не солгал, вы и сами видели. Все это чистая правда.
- Я уже не знаю, где она, эта правда! - пробурчала она.
- Плакать будете?
Она вскинула голову. Глаза ее уже привыкли к свету.
- Вы думаете, я доставлю вам такое удовольствие?
- Мне казалось, что именно это делают все женщины, находясь в состоянии, подобному вашему. - Он был одет в темно-серый хлопчатобумажный костюм превосходного покроя. Накрахмаленный белоснежный воротничок рубашки врезался в его стройную шею. Черные волосы были необычайно густы, и он зачесал их назад, так что его широкий лоб был весь открыт. Узкий подбородок делал его лицо почти треугольным, как у кота. Из всех мужчин, которых знала Марианна, только у Джейка были не менее замечательные глаза. То, что она увидела в их прозрачной глубине, испугало ее, хотя она ни за что не призналась бы в этом даже себе. Он выглядел очень аккуратным и подтянутым. Было очевидно, что этот человек в прекрасной форме.
Несмотря на страх, который она к нему испытывала а может быть, именно благодаря ему, - она почувствовала, как гнев закипает в ее груди.
- Идиот! - взвизгнула она.
И тут она заметила его руки. Ребра ладоней представляли собой сплошную мозоль, пожелтевшую, как старинная слоновая кость. Полным контрастом к ним выглядели пальцы, такие длинные и изящные, что любая женщина могла бы позавидовать.
Ничирен разглядывал ее с потрясающим спокойствием.
- Мы должны уехать, - сказал он немного погодя.
- Уехать? - переспросила она. - Куда?
- Из Токио, - ответил он, будто давая ей исчерпывающее объяснение.
Джейку больше ничего не оставалось делать, как ждать. Он прошел несколько кварталов и, наконец, увидел магазин канцелярских принадлежностей. Там он купил себе небольшой блокнот и шариковую ручку. Неподалеку нашел и науанорен. Отодвинув рукой бисерный занавес, зашел внутрь и уселся за столик в углу. Неподалеку двое стариков потягивали пивко и вдумчиво играли в го, в игру, аналогичную китайской вэй ци. Время для ленча уже прошло, а для обеда еще не наступило, и поэтому в харчевне больше никого не было.
Джейк заказал для себя китайского пива "Кирин" и жареную рыбу с хрустящей соленой корочкой. В середине трапезы попросил принести еще одну кружку. Старики играли, по-видимому, уже давно, потому что между ходами делали большие паузы.
Джейк вынул купленную записную книжку и ручку и начал набрасывать по памяти контуры дома Микио Комото. Покинув его, он походил вокруг, так что имел приблизительное представление о его размерах и более точное - о его конфигурации. Затем он нарисовал коридоры и комнаты, которые он проходил, когда его проводили в комнату хозяина через боковую дверь и выводили наружу через парадную. Немного подумав, он обозначил функции каждой из комнат. Затем стал строить предположения насчет остальной части дома.
Это была не такая уж невыполнимая задача, какой она могла показаться с первого взгляда. Традиционные японские дома строятся по стандартной схеме. Жилого пространства там вечно не хватает, и даже очень богатые дельцы вынуждены ограничивать свои потребности. Полезная площадь каждой из комнат измеряется в татами, и поэтому в японском доме не может быть необычной формы комнат, их планировка всегда более или менее одинакова. Кроме того, коридоры и комнаты переходят одна в другую в строгом порядке. Таким образом, учитывая эти принципы, можно предположить определенный набор комнат в любом японском жилище, если знаешь его внешние контуры.
Еще одним фактором в пользу Джейка было то, что он знал, где находится комната Микио Комото. Очевидно, что во всем этом крыле будут только его комнаты. Никаких женских помещений, кроме что разве комнаты уборщицы, здесь быть не могло. Так что интерес для Джейка представляло только это крыло.
Закончив свой чертеж, он некоторое время задумчиво глядел на него. Стоит ли затевать все это дело? Что если в доме Комото нет ничего про Ничирена? Но, с другой стороны, если один раз здесь узнали кое-что про него, то почему бы не узнать еще раз?
Так что нет смысла морочить себе голову пустыми рассуждениями. Надо идти и выяснять все на месте. Он встал из-за стола, расплатился. Выходя из харчевни, взглянул на ситуацию, складывающуюся на доске у стариков за соседним столиком. Он сразу же заметил дорогу к победе, которой они не видели. Эх, если бы в реальной жизни так же просто было все определить!
На улице все еще было светло. Он шел по тротуару, пока не увидел нужную вывеску. Зашел в этот магазин, потом - в следующий. Из каждого он вышел с покупками. В конце квартала был кинотеатр. Снова на экране старый фильм о последнем великом мастере японской татуировки. Джейк заинтересовался, зашел в зал. Тот мастер сделал открытие, что женская кожа лучше принимает узор, который он наносит своими иглами, если женщина в этот момент, когда он это делает, занимается с кем-то любовью. Ну и ну!
А впрочем, в этом что-то есть! Конечно, выдумка, но - впечатляет, Фо Саан как-то говорил ему, что искусство существует ради эмоций, которые оно пробуждает в зрителе. Оно ничего не утверждает, ничего не оспаривает. Его власть заключается в том, что оно действует подспудно. Но власть эта могуча, как морская стихия, и искусство по праву должно считаться одним из Властителей Бездн. Когда Джейк спросил, почему бы не включить искусство в программу его обучения, раз оно имеет такое значение, Фо Саан ответил: "Оно есть суть твоего обучения".
Джейк далеко не сразу понял смысл сказанного его учителем. Оно и понятно: учение происходит за счет увеличения знаний бесконечно малыми дозами. Знание должно выкристаллизоваться, постижение смысла усвоенного - вот в чем видел Фо Саан назначение образования.
Однажды утром он сказал:
- Учатся не глазами, не ушами, не носом и не кончиками пальцев. И даже не с помощью ума, как некоторые самоуверенные люди полагают. Иди под уклон. - Он указал рукой вперед. - Иди и не останавливайся.
Джейк так и сделал. Туман вокруг был таким густым, что он скоро потерял ориентировку, твердая земля под его босыми ногами скоро превратилась в растрескавшуюся глину, потом в сухую траву и наконец, по мере того, как уклон увеличивался, - в песок. Сначала песок был грубым, смешанным с землей, потом стал мягче.
Он вздрогнул, почувствовав под ногами воду, прежде чем оказался в ней. он поднял глаза и увидел, что все впереди тонет в опаловой мгле - ни неба, ни облаков, ни солнца. Он оглянулся назад и не увидел ни признака земли, один сплошной туман.
Он позвал Фо Саана, сначала нерешительно, затем, сложив руки рупором, погромче. Голос его звучал странно глухо, заставив его вспомнить кошмарные сны, когда пытаешься закричать, но лишь шелест шепота срывается с твоих губ.
Он стоял по икры в воде со странным ощущением, что почти все его органы атрофированы. Поскольку слух, зрение, обоняние были ненадежны, он сконцентрировался на осязании. Но скоро понял, что не может даже точно сказать, как далеко от берега он ушел, потому что вдруг, к своему великому изумлению, почувствовал, что вода ему стала уже почти по пояс. Неужели он так далеко зашел? До этого самого момента он был убежден, что сделал вперед не больше двух шагов. По-видимому, начался прилив. Но если это так, то почему он не ощущает, как его сносит приливной волной?
Паника охватила его. Лишенный всех органов чувств, он почувствовал себя потерянным в полном смысле этого слова, он попытался успокоиться, прибегнув к доводам разума, но обнаружил, что и ум его замкнулся, не получая впечатлений от внешнего мира. Мыслительные способности его тоже подвели. Теперь он совершенно не знал, что делать.
В отчаянии он стал звать Фо Саана.
И замолчал, испуганный странными призвуками, появившимися в его собственном голосе. Тишина, которая за этим последовала, напутала его еще больше. Он заметался, пытаясь повернуть назад к берегу, но идти стало очень трудно: прилив вымывал из-под него дно, и впечатление было такое, что его засасывают зыбучие пески.
Вода стала ему по грудь, затем - по шею. Когда он почувствовал, что волны плещут ему в лицо, он закричал изо всех сил.
- Учиться надо не с помощью глаз, - услышал он голос, звучащий над самым его ухом, - потому что ты не можешь доверять тому, что видишь.
- Фо Саан! - закричал Джейк. - Где ты?
- Учиться надо не с помощью уха, - продолжал голос, - потому что ты не можешь доверять тому, что слышишь.
- Фо Саан! Я тону!
- Учиться надо не с помощью кожи или слизистой оболочки носа, потому что ты не можешь доверять тому, что осязаешь и обоняешь. Поэтому не пытайся думать!
- Во имя милостивого Будды, Фо Саан!
- Ба-маак!21
Какой пульс? Джейк закашлялся, и жгуче-соленая вода пошла у него из носа. Глаза резало от морской соли. Прилив сжимал его в своих объятиях, и он задыхался. Я умираю, - подумал он.
- Ба-маак!
Он ушел под воду, будто какое-то морское чудовище опутало ему ноги своими щупальцами. В отчаянии он взбрыкнул ногами, стараясь не выпустить воздух из легких. Прилив крутил его как щепку. В глазах темно. Постепенно усиливающийся шум в ушах кажется мертвым безмолвием. Он оказался в странном мире, враждебном жизни. Его жизни.
И в этот страшный миг он почувствовал грань между жизнью и смертью. Будто он повис между двух громадных существ. У них не было физического облика, но он чувствовал их психологическое присутствие. Свет и тьма. Он знал, с какой стороны доносится тот страшный шум. Он не хотел слиться с тьмой, и он бежал от нее.
Ба-маак! Он его почувствовал, этот пульс!
И не органами чувств, и не разумом. А сердцем единым. Подвешенный во вздыбленной, первозданной тьме, он отказался от поведения, основанного на разуме, отдавшись во власть чувств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105