— Да, это мой почерк.
— Продолжайте.
— Больше мне нечего сказать. На следующий день я приказал сняться с якоря, провел корабль по реке к морю и дальше на базу.
— У вас есть вопросы, господин прокурор?
— Вы знали капитана Мандера? — спросил прокурор.
— Он не был с нами на борту «Генерала дю Негрие». Вместе с лордом Пивброком он ожидал экспедицию в Фонги.
— Знали вы его или нет? Короткая пауза.
— Да… знал.
— Почему вы назвали его подлецом, узнав, что он не дал показаний в вашу пользу?
— Отказываюсь отвечать на этот вопрос.
— У вас есть основания быть уверенным, что с вами говорил именно Мандер?
— Да, но говорить о них я не буду.
— Узнали бы вы голос капитана Мандера, услышав его теперь?
— Не знаю.
— Короче говоря, вы узнали его не по голосу, а потому, что он сказал что-то, о чем знали только он и вы?
— Да. Но показаний об этом я давать не буду!
— Можете сесть. — Обвиняемый сел на свое место. — Для дачи свидетельских показаний вызывается капитан Мандер.
В зал вошел «капитан». Любопытная личность. Немного полноват и почти непрерывно моргает глазами.
— Капитан Мандер?
— Так точно… полагаю, что так.
— Вы были ранены в голову?
— Так точно.
— Вы помните обстоятельства, при которых это произошло?
— Нет, не помню…
— Но вам известно, что вы — капитан Мандер?
— Полностью даже в этом не уверен… Понимаете… — он прикоснулся рукой к голове.
— Вы знаете обвиняемого? Он посмотрел на Ламетра.
— Не помню.
— Вы ничего не помните?… Он потер лоб…
— Вижу только какую-то прогалину… Кто-то берет меня за плечо, держит за руку… угрожает… Но и это смутно…
Ламетр удивленно приподнимается с места.
— Обвиняемый, сядьте!
Шум в зале. Все чувствуют, что сейчас последует что-то необычайно важное.
— Напрягите память… С кем вы были на этой прогалине? Вы представляете себе его лицо?
— Совсем туманно.
— Передайте свое субъективное впечатление.
— Вы хотите… чтобы я… суб… Как вы сказали?
— Попробуйте передать свое субъективное впечатление. Свидетель сглатывает слюну.
— Прошу прощения… я был ранен в голову…
С места неожиданно поднимается прокурор, последние две минуты негромко разговаривавший с кем-то.
— Мне только что сообщили, что сегодня ночью произошло совершенно неожиданное событие. Полиция, основываясь на полученной информации, арестовала человека, которого я прошу вызвать для допроса. Это Федор Квастич, бывший судовой врач. Несколько лет назад решением суда по одному из уголовных дел ему пожизненно запрещено заниматься врачебной практикой.
— Не возражаю, — говорит председатель. — Капитана Мандера прошу занять свое место.
Входит доктор Квастич. Высокий седой мужчина с заспанными глазами, личность, хорошо известная «дну» Орана. Рядом с ним полицейский.
— Ваше имя?
— Федор Квастич.
— Год и место рождения?
— 1886 — ой, Рига.
Установив эти данные, председатель обращается к полицейскому:
— Почему вы задержали этого человека, инспектор?
— Перед рассветом кто-то позвонил по телефону в центральное управление и сообщил, что настоящим виновником в деле Ламетра является хорошо известный полиции Федор Квастич. Говоривший не назвал себя, а упомянул лишь, что хочет отомстить обманувшему его когда-то Квастичу.
Мы, как правило, не оставляем без внимания подобные сообщения, потому что не раз уже такое сведение счетов отдавало в руки полиции людей, совершивших не раскрытые ею преступления. Квастич играет на пианино в разных кабаках, а в наших картотеках числится как закоренелый контрабандист и торговец наркотиками. Мы немедленно доставили его в управление. Тем временем удалось установить, что в то время, как в Сенегале было совершено это преступление, русского в Оране не было.
— Где вы находились в те дни, когда было совершено преступление?
— В Гамбии…
— Откуда вы знаете, когда оно было совершено? — резко перебивает его председатель. — Эта деталь не сообщалась журналистам и не упоминалась ни в каких отчетах.
— Я… — запинаясь, отвечает свидетель, — я слыхал…
— От кого?
— Я… уже… не помню…
— Говорите правду! Ведь уже завтра нам сообщат из Гамбии, были ли вы там в действительности.
— Был… только проездом.
— Откуда и куда? Молчание.
— Вы знакомы со страной фонги?
— Ну… я бывал там… Знаком.
В это время «капитан» медленно поднялся со свидетельской скамьи и, растерянно наморщив лоб, уставился на отвечавшего.
Увидев его, Квастич испуганно отступил на шаг назад.
— Вы знаете капитана? — быстро задал вопрос председатель, заметивший смущение свидетеля.
Газеты писали об этом так:
«…Квастич в ужасе отшатнулся, а капитан Мандер с выражением удивления на лице подходил все ближе к нему… В зале наступила мертвая тишина, нервы у всех были напряжены, лишь обвиняемый, Ламетр, вел себя несколько загадочно. Он то и дело привставал, словно желая что-то сказать, хватался за голову и нервно поглядывал по сторонам. Каждый чувствовал, что наступает решающий момент всего дела…»
— Свидетель, кажется, вспомнил о чем-то? — спросил председатель у «капитана».
— Да… но… не знаю… Словно бы мы где-то вдвоем…
— Вы были этим летом в Сенегале? — обратился к Ква-стичу председатель. — Гамбия лежит недалеко оттуда…
— Не помню… Впрочем, возможно… Однако…
— Фолтер! — резко вскрикнул вдруг «капитан». — Фолтер… — пробормотал он через несколько секунд уже снова неуверенным тоном.
Председатель начал быстро перелистывать страницы протоколов.
— В одном из протоколов сказано: «В первой радиограмме от экспедиции, принятой еще покойным радистом, упоминалось о некоем Фолтере, шедшем впереди нее по поручению вождя Мимбини. Фолтер утверждал будто бы, что он — англичанин, и находится в стране Фонги как наблюдатель и друг вождя.» Это показания самого Ламетра.
Обвиняемый встал. Заговорил он, запинаясь, с каким-то странным выражением лица.
— Да, это так… но мне кажется… тут что-то…
— Так было сказано в радиограмме? — председатель с силой хлопнул по протоколу.
— Так. И они просили проверить эти данные.
— Вы сделали это?
— Я был арестован в тот же день, когда мы вернулись на базу.
— Можете сесть.
— Но я хотел бы…
— Позже. — Председатель обратился к свидетелю: — Что вы скажете на это?
Свидетель, заикаясь, ответил:
— Да, это я был Фолтером… Я не хотел говорить об этом, потому что боялся навлечь на себя подозрения.
— Вы были посланы англичанами для наблюдения за экспедицией?
— Нет.
— Но шли впереди экспедиции?
— Да.
— А затем присоединились к ней?
— Мимбини… послал… я торговал с ними…
— Господи… если бы только я вспомнил… — сейчас уже заметно нервным тоном сказал «капитан». — Фолтер! Мы где-то… стояли вместе… Пальмы… палатка и провода…
— Вы знаете господина капитана? — спросил у Квастича председатель.
— 3 — знаю…
— Вы стояли когда-нибудь рядом с ним на какой-нибудь прогалине в джунглях?
— Да… господин капитан относился ко мне очень дружески… из-за моего красивого голоса… и… я пел ему… английские солдатские песенки…
— Как ваше настоящее имя?
— Квастич.
«Капитан», весь дрожа, сделал шаг вперед. Зал замер. Лишь обвиняемый ерзал на своем месте так, что председатель вынужден был сделать ему замечание.
— Я пел ему… — пробормотал Квастич, — я пел ему: «Baby-baby, I love you…»
И тут — то разразилась драма!
— Мерзавец! — крикнул «капитан» и бросился к Квастичу. Одной рукой он схватил его за горло, а другой ударил в лицо так, что только гул пошел.
Понадобилось четверо солдат, чтобы оторвать его. В зале стоял невероятный гам. Председатель стучал по столу, кричал, а затем поднялся с места. Однако прокурору удалось перекричать шум:
— Господин председатель, я предлагаю не прерывать заседания! Свидетель сейчас все вспомнит!
Наступила тишина. Прокурор продолжал:
— Нельзя упустить момент, когда к тяжело раненному свидетелю, судя по всему, возвращается память…
— Постарайтесь успокоиться, — дружелюбно сказал председатель капитану «Мандеру». — Вы что-то вспомнили?
— Да, — взволнованно ответил тот. — Радиостанция находилась в моей палатке! Он как раз пел… этот… этот человек… и вошел кто-то… это был мой друг… как же его звали?…
— Пивброк, — подсказал судья.
— Пивброк! Да, именно так… и он сказал, чтобы я передал радиограмму на корабль… Мы попали в трудное положение… заблудились в глубине тропического леса…
— Что еще он сказал?
— Сказал, чтобы я… не вешал нос… Да… так… а когда мы вновь остались вдвоем с этим человеком… я повернулся к передатчику… а он ударил меня по голове…
Тяжело дыша, он умолк.
— Федор Квастич! Что вы скажете в ответ на это? Будете отрицать?
— Я прошу… — пролепетал он. — Я все скажу… Ламетр невиновен.
— Мне кажется… — взволнованно вскочил с места обвиняемый. — Здесь какая-то…
— Сядьте и не вмешивайтесь, пока вам не дадут слова… Квастич! Как следует понимать ваше последнее заявление?
— Господин председатель… пока я надеялся выйти сухим из этого дела, я не собирался приходить на помощь капитану Ламетру, хоть совесть иногда и мучила меня. Сейчас мне уже все равно не отвертеться, и я не хочу, чтобы из-за меня страдал невинный человек.
— Рассказывайте. Господин капитан, вы в силах корректировать его показания?
— Что… что я должен делать? — испуганно спросил Чурбан.
— Я вижу, что вы не совсем еще оправились?
— Прошу прощения… у меня ранение в голову…
— Пожалуйста, можете сесть, если вам нехорошо. Федор Квастич, рассказывайте обо всем, не упуская малейших деталей.
— Один иностранный агент, с которым я встретился в июне в Гамбии…
— Его имя?
— Мериме… возможно, это псевдоним. Он дал мне десять тысяч франков и обещал еще сорок тысяч, если я справлюсь с заданием. По его указанию я отправился к племени фонги и затем присоединился к экспедиции. Там я, выполняя приказ Мериме, подружился с капитаном Мандером. На одной из стоянок, в месте, известном под названием «Слоновья прогалина»…
— Слоновья прогалина!… — воскликнул «капитан» тоном человека, которому удалось наконец что-то вспомнить. — Да! Так оно и было… это то самое место…
— Продолжайте показания!
— В палатке я оглушил капитана, а затем установил радиосвязь с «Генералом дю Негрие».
— Что вы передали им?
— Примерно так. «Экспедиция уже в Фонги… все в порядке… Присутствие канонерки вызывает беспокойство у туземцев, возвращайтесь, капитан Мандер.»
Обвиняемый стоял с ошарашенным видом, разинув рот. Казалось, что по временам он с трудом удерживается от смеха… Сошел с ума?
В этом не было ничего удивительного… Невинный человек, чуть было не приговоренный к смерти!
— После этого, — продолжал Квастич, — я дал знак выстрелом из пистолета, из чащи выбежал Мериме и его люди, и прежде, чем кто-нибудь успел даже подумать об обороне, все были схвачены и связаны.
— Кем были люди этого бандита? Европейцы или туземцы?
— Ну… гм… по большей части… негры…
— Из племени Фонги?
— Нет… эти были совсем другими… такими… их привел с собою Мериме. Откуда, я не знаю.
— Что было после этого?
— Негры остались с пленными, а мы сели в ожидавший нас неподалеку небольшой спортивный гидроплан и утром были уже в Гамбии. Оттуда я возвратился в Оран.
Квастич был просто великолепен. Такое и в кино не часто увидишь. Альфонс всего один-единственный раз рассказал ему тогда, на рассвете, в чем состоит его задание, но выложил пианист все, что можно было извлечь из рассказа мадемуазель Рубан, с блеском. Причем так запинаясь, так стараясь увильнуть от ответа на опасные вопросы, как это делал бы и настоящий преступник. Правда, если исключить данное дело, он им обычно и был. Я уже упоминал, что бог не обидел меня разумом, но с Квастичем и мне нелегко было бы тягаться. У него все было продумано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26