— Кого же она действительно любила? Ведь был же кто-то, кого она любила по-настоящему? — спросил Фрезер.
— Я думаю, по-настоящему она не любила никого, — задумчиво ответил Альфонс.
В этом мой друг ошибался. Мне кажется, что на мне немного обожглась и графиня…
К рассвету мы были неподалеку от канонерской лодки — там, откуда начинался наш путь.
— Слава богу, мы не опоздали, — сказал капитан. — Первые выстрелы еще не раздались. В любом случае атака начнется с обстрела корабельной артиллерией джунглей, где концентрируются негры.
— Я знаю, когда это произойдет, — неожиданно проговорил Турок.
— Откуда?
— Графиня беседовала с Хиггинсом, и тот сказал ей, что атака начнется, когда оранское радио передаст сигнал «En avant».
— Выдать военную тайну!… За одно это Хиггинс заслуживает расстрела!
— Он сказал еще, что сигнал будет передан, когда прибудут дополнительные подкрепления из Сахары. Это и будет означать «En avant».
Орудийный выстрел. Нам приказывали остановиться. Через минуту мы увидели, как от корабля отвалил катер и направился к нам.
Мы были под стражей на борту «Генерала дю Негрие».
Нас поместили в каюте с голыми металлическими стенами. С нами был и Фрезер. Прошло с полчаса, пока дверь каюты наконец открылась и вошел маркиз де Сюрен. Он оглядел нас.
— Значит, решили, спасая свои шкуры, вернуться из джунглей, — сказал он. — Но вам и здесь, кроме пули, ждать нечего! Предатели!
Ламетр выступил вперед.
— Мы выполнили свою задачу, ваше превосходительство. Мы вернулись, чтобы помешать кровопролитию и передать преступников в руки правосудия!
Маркиз удивленно посмотрел на него.
— О чем вы говорите?
— Вот это, — Ламетр показал на Фрезера, — один из членов исчезнувшей экспедиции. Племя фонги ни в чем не повинно.
— Рассказывайте.
Он ни единым словом не прервал рассказ капитана, только изредка обводя нас странным, растерянным взглядом. Лицо его то бледнело, то краснело. Затем он прошелся, подходя то к одному, то к другому из нас.
— Отчаянные парни… Такого еще… гм…
— Ваше превосходительство, — закончил за него Ламетр. — То, что сделали эти люди, может служить примером героизма и верности.
Губернатор долго сидел задумавшись, а потом глубоко вздохнул.
— Что ж… если так… значит, Рубан все-таки прав. — Он снова оглядел нас. — Добавлю еще одно: вы — настоящие мужчины. — Он пожал всем нам по очереди руки. — Однако я и сейчас еще не понимаю, как обстояло дело с радиограммой! Ламетр! Вы действительно ее приняли?
— Да. Здесь рассказано обо всем. Пожалуйста. — Он отдал маркизу признание графини.
— Где эта женщина?
— Стала жертвой несчастного случая.
Маркиз еще раз оглядел нас долгим, испытующим взглядом, но ничего не сказал. Я уже говорил, что ума этому человеку не занимать. Затем он внимательно прочел переданные ему листки. Ноздри его вздрагивали, широкая грудь то опускалась, то поднималась. Кончив читать, он снял трубку телефона.
— Капитан Малотт! Немедленно арестуйте лейтенанта Хиггинса. За измену родине. Приказ я сейчас пришлю.
Он нервным движением вытащил из кармана ручку. Великолепная вещь! Чистое золото с отделкой из эмали и большим, чистым, кроваво-красным рубином на конце. Он быстро набросал несколько слов и нажал кнопку звонка. Вбежал матрос.
— Передайте капитану Малотту.
Арестовать Хиггинса, однако, так и не удалось. Откуда-то издалека послышался выстрел.
Предатель пустил себе пулю в лоб.
— Пойдемте, — сказал губернатор. Мы вошли в радиорубку.
— Вот оно, — после недолгого осмотра сказал де Сюрен. В стенке рубки, в самом углу, было небольшое отверстие, вроде мышиной норы. Чтобы открыть его, нужно было только вывинтить один болт. Хиггинс, живший в соседней каюте, установил там микрофон, который через это отверстие можно было подсоединить к динамику радиостанции. Затем он вызвал сонного Ламетра, получившего небольшую дозу опиума в коньяке, сказав, что с ним хочет связаться по радио экспедиция. Хиггинс говорил из своей каюты, а в радиорубке звучал его измененный прижатым к губам платком голос. Ламетр же был уверен, что говорит капитан Мандер.
Мы вернулись в каюту де Сюрена.
— Этого я не мог себе представить, — сказал Ламетр.
— Вот тут вы, Ламетр, и совершили ошибку, — ответил губернатор. — На следующий день вы должны были потребовать от Мандера подтверждение.
— Ваше превосходительство, несколько мерзавцев могут обмануть любого честного человека.
— Человеку свойственно ошибаться, — заметил и я, опять-таки исключительно к месту.
Губернатор засмеялся:
— Вы преданы капитану. То, что ему удалось добиться этого, большая заслуга, но она не перечеркивает сделанное им упущение. А теперь отдыхайте. Ламетр займет каюту Хиггинса.
Мы остались одни.
— Что это значит? — спросил Альфонс.
— Мне возвращена воинская честь, но не звание… — мрачно ответил Ламетр. — Его превосходительство считает, что причина всего случившегося в допущенной мною ошибке. К сожалению, он — великолепный солдат, никогда не допускавший промахов и потому так строго относящийся к ошибкам других… Но честь моя все же спасена, ребята… Спасибо… Он расцеловал каждого из нас, но лицо у него было все же печальным.
— По-моему, — сказал Хопкинс, когда Ламетр вышел, — надо добиться, чтобы ему вернули звание.
— Вся беда в том, — заметил Альфонс, — что губернатор никогда еще не допускал ошибок.
Мы долго еще совещались.
В штаб командования была отправлена длинная радиограмма, в которой сообщалось о сенсационном повороте событий. Теперь сигнал «En avant» уже не понадобится.
— Лишь в том случае, — сказал Ламетр, — если эта война была задумана только как возмездие туземцам. Если Рубан все-таки смещен, наступление против фонги начнется несмотря ни на что…
— Сколько крови? Напрасной, ненужной…
— Сейчас я уверен, что губернатор тоже не хочет этого, — подумав, сказал капитан. — Он — храбрый солдат, который требовал лишь расплаты за будто бы совершенное фонги преступление…
К вечеру дождь вновь сменился жарким ветром с юга. Пятидесятиградусная жара высасывала из земли воду и превращала ее в густой туман, отдававший зловонием болот. Такого сирокко мне еще не приходилось видеть… Ветер с юга дул не переставая, болели глаза, кровь стучала в ушах, кости ломило так, будто человека растягивали на дыбе.
Де Сюрен, сидя на диване в своей каюте, курил сигару и слушал Чурбана. Несмотря на головную боль, губернатор был в восторге от рассказа о его удивительной воинской карьере…
— Слушай… ты — исключительно симпатичный парень… Можешь курить… Черт возьми, где же мои сигары?
Сигар найти не удалось — Хопкинс потом еще не один месяц каждое воскресенье выкуривал по одной из них.
— Ладно… выпей немного виски… Хопкинс выпил.
— Жуткий сегодня вечер, сынок… — проговорил губернатор.
— Выше голову, ваше превосходительство. Губернатор засмеялся и вытер покрытый потом лоб.
— А теперь отправляйся и отдыхай. Виски тебе выдадут.
И он быстро набросал записку ручкой с рубином на конце. Теперь Хопкинсу был обеспечен щедрый рацион виски и сигар.
Губернатор не мог уснуть. Он уже четыре или пять раз выходил из каюты, но желтый, зловонный туман плотно окутал судно… Отовсюду капала вода… В жаркую ночь такие медленно стекающие, крупные капли оседающего тумана хуже любого ливня…
На опустевшей палубе слышались только шаги часового. Тут могут выдержать только железные люди. Человека разрывают изнутри припадки ярости… Бывают и случаи амока…
Тот, кто пережил подобную ночь на берегах Западной Африки, никогда ее не забудет…
Вот заскрипела якорная цепь… Потом раздались шаги первого помощника…
Это была дурная ночь для адмирала. В те редкие минуты, когда он засыпал, его мучили странные сновидения… Он выпил виски и встал, чтобы пройтись… Но голова закружилась, и он снова присел на койку…
Зазвонил телефон.
Отяжелевшей рукой адмирал поднял трубку. На душе стало невыносимо тяжело… Так… Железный каток войны остановить не удалось.
Словно сквозь сон, до него доносился глухой, немного взволнованный голос:
— Получена радиограмма, принята в ноль часов пять минут.
— Слушаю.
— «От штаба главного командования. Командиру „Генерала дю Негрие“. En avant… En avant… En avant…» Повторить?
— He надо… Немедленно передайте частям на берегу: «Боевая тревога, быть в полной готовности к наступлению, патрули выслать немедленно, полковнику Бове через десять минут прибыть ко мне на судно.» Ясно?
— Вас понял. Повторяю…
Положив трубку, адмирал поднялся и вышел на мостик. Туман и тишина… Сейчас он был уже спокоен и тверд. Голова болела, и в висках продолжало стучать, но теперь, когда пришел приказ, нужно стряхнуть влияние сирокко.
Итак, «En avant»… огонь и кровь зальют всю страну… Ради чего, ради чего…
Словно тяжкий груз опустился на сердце… Падали капли, откуда-то издали доносился звук редких шагов…
Приказ есть приказ. Надо действовать!
Суровым голосом он проговорил несколько слов в переговорную трубку, потом в другую… Послышались крики команды, звук рожков… Тревога!…
Через несколько мгновений экипаж был уже на местах. Защитные чехлы были сняты с орудий. Желтый туман начал рассеиваться, и в лунном свете стали видны белые сонные пальмы на африканском берегу.
Тишина и спокойствие… А через несколько минут загремят разрывы снарядов…
Орудийная башня почти неслышно поворачивалась. Стволы пушек начали приподниматься.
Рядом с капитанским мостиком, достаточно громко — так, что губернатору слышно было каждое слово — разговаривали двое: я и Чурбан Хопкинс.
— А я говорю, что любой может ошибиться! Точно! Обмануть можно любого.
— Вот и врешь! Господин губернатор связался бы еще раз с капитаном Мандером. Он убедился бы, что разговаривал действительно с ним… Нельзя действовать на основании одного только разговора… Позвонить или передать радиограмму может любой.
— Проверить, конечно, надо было, — совсем уже громко сказал Чурбан.
От орудий донеслось:
— Направление четыреста… прицел двенадцать…
— Отставить! — раздался голос губернатора.
Все застыли на месте. Де Сюрен нервно схватил трубку телефона.
— Радиорубка?… Прочитайте все радиограммы, полученные в течение ночи!
— Этой ночью ни одной радиограммы получено не было…
Еще мгновенье… Адмирал сбежал с мостика и остановился перед нами почти вплотную, лицом к лицу.
Мы стояли, вытянувшись в струнку. Неприятные секунды.
— Не знаю, что с вами и делать. То ли арестовать, то ли наградить… Это же кто-то из вас звонил мне!
Потом он хрипло рассмеялся, схватил меня двумя пальцами за нос и пару раз дернул его из стороны в сторону.
— Что за парни… честное слово… Эй! Передать, что учение отменяется!…
И он вернулся к себе в каюту.
Когда на заседании суда председатель задал вопрос: «Считает ли ваше превосходительство, что капитан Ламетр допустил нарушение служебного долга, не проверив, что радиограмма была действительно послана капитаном Мандером?», губернатор ответил: «Предположение, что говорит не Мандер, было настолько невероятным, что любой — в том числе и я — счел бы всякую проверку излишней».
Капитан, разумеется, был оправдан, а за героизм, проявленный им при спасении экспедиции и предотвращении никому не нужного кровопролития, представлен к высокой награде. Однако самой высшей наградой ему была ставшая, наконец, его женой, Люси де ла Рубан.
Мы с Альфонсом были с честью демобилизованы из легиона. Как миллионеры. Ведь двадцать пять процентов от стоимости алмазов стали нашими как награда за переданный государству рудник. Капитан отказался от своей доли, и мы передали ее Турецкому Султану. Документ об этом каждый из нас подписал с удовольствием. Первым — Чурбан.
— Вот здесь, пожалуйста, — показал адвокат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26