Наплету журналистам, как мы с тобой сотрудничаем, как ты делал все возможное, чтобы права моего клиента были соблюдены, как искренне мы с доктором Беком помогаем и будем помогать тебе в расследовании.
Фейн молчал.
– Как я уже сказала, Лэнс, я могу либо вытащить тебя, либо утопить.
– А что взамен?
– Ты снимаешь обвинение в нападении на полицейского и сопротивлении при аресте.
– Невозможно.
Эстер широким жестом указала на дверь:
– Тогда пока. С удовольствием увижу тебя на страницах скандальной хроники.
Плечи Фейна едва заметно дрогнули.
– Если я соглашусь, твой Бек будет с нами сотрудничать? Согласится ответить на все вопросы?
– Ради Бога, Лэнс, не торгуйся. Не в том ты положении. Я предлагаю сделку – ты либо принимаешь мои условия, либо имеешь дело с прессой. Выбор за тобой. Время пошло. Тик-так! – Эстер покачала туда-сюда указательным пальцем.
Фейн посмотрел на Димонте. Тот яростно жевал зубочистку. Крински положил телефонную трубку и кивнул Фейну. Фейн, в свою очередь, кивнул Кримштейн.
– Давай обговорим детали.
38
Я проснулся, поднял голову и едва не закричал.
Казалось, все мышцы сорваны напрочь, тело болело в таких местах, о существовании которых я и не подозревал. Я хотел соскочить с кровати. Мысль оказалась дурацкой. Невероятно дурацкой. «Не торопись!» – вот девиз сегодняшнего утра.
Больше всего досталось ногам. Неудивительно: несмотря на мое вчерашнее бегство, я отнюдь не спортсмен. Попытаюсь перекатиться на бок... Точки, на которые давил вчера таинственный азиат, заныли так, будто там содрали свежие швы. Сейчас бы проглотить пару таблеток обезболивающего, да нельзя – мне нужна свежая голова.
Я посмотрел на часы. Шесть утра. Пора звонить Кримштейн. Она ответила сразу же.
– Все в порядке. Вы свободны.
Я почувствовал лишь слабое облегчение.
– Что собираетесь делать? – спросила Эстер.
Интересный вопрос.
– Пока не знаю.
– Подождите секундочку.
Я услышал в отдалении еще один голос.
– Вас просит Шона.
В трубке зашуршало, потом послышался голос Шоны:
– Нам надо встретиться.
Хотя Шона никогда не страдала излишней сентиментальностью и было бы глупо дожидаться от нее любезностей или поздравлений, я удивился тому, как напряженно, а может, даже испуганно она говорила.
– Что случилось?
– Не по телефону.
– Я буду у тебя через час.
– Я не рассказывала Линде об... этом. Ну, ты понял.
– Возможно, сейчас пора, – ответил я.
– Угу, – пробормотала она. Затем с непривычной ласковостью добавила: – Бек, я тебя люблю.
– И я тебя тоже.
Хватаясь за мебель и передвигаясь от предмета к предмету, я наполовину дополз, наполовину доковылял до душа и стоял под упругими струями, пока не кончилась горячая вода. Помогло не очень.
Тириз раздобыл для меня сиреневый спортивный костюм. Я с трудом удержался, чтобы не попросить у него большую золотую медаль.
– И куда вы двинете? – спросил он.
– Пока что к сестре.
– А потом?
– На работу, наверное.
Тириз покачал головой.
– Что такое? – спросил я.
– Вы наступили на хвост каким-то плохим парням, док.
– Ага. Я и сам догадался.
– Тот качок, Брюс Ли, вас в покое не оставит.
Я обдумал его слова. Судя по всему, он прав. Я не могу просто пойти домой и сидеть там, пока Элизабет снова меня не найдет. Во-первых, я сам хочу действовать, долгое ожидание теперь не входит в распорядок дня доктора Бека. Во-вторых, типы из фургона вряд ли обо мне забыли и едва ли позволят весело шагать своей дорогой.
– Я вас прикрою, док. С Брутусом. Пока все не кончится.
Я чуть не произнес что-то бодрое типа: «Я не могу позволить тебе рисковать» или «У тебя собственные дела», но, подумав, решил, что если ребята не пойдут защищать меня, то просто вернутся к торговле наркотиками. Тириз хотел помочь: потому что нуждался во мне, а я, скажем честно, нуждался в его помощи. Бессмысленно предупреждать его об опасности – в таких вещах он разбирался получше. Поэтому я ограничился кивком.
* * *
Карлсон дождался звонка из Национального центра баллистического анализа даже раньше, чем предполагал.
– Я сделала, что ты просил, – сказала Донна.
– И как результат?
– Слыхал когда-нибудь про ИБИС?
– Да, немного.
Он знал, что ИБИС расшифровывается как «интеграционная баллистическая идентификационная система», новая компьютерная программа, которую центр использовал, чтобы исследовать идентичность пули и гильзы.
– Теперь даже не нужна сама пуля, – рассказывала Донна. – Достаточно прислать нам фотографии. Мы оцифруем их и проверим все, что нужно, прямо на экране.
– И?
– Ты был прав, Ник. Подошло.
Карлсон разъединился и набрал другой номер. Когда кто-то взял трубку, Карлсон спросил:
– Где доктор Бек?
39
Брутус ждал около машины.
– Доброе утро, – сказал я.
Брутус не сказал ничего. Интересно, он вообще разговаривает? Я скользнул на заднее сиденье, рядом, ухмыляясь, уселся Тириз. Вчера вечером мой добровольный «адъютант» убил человека. Конечно, парень сделал это, спасая мне жизнь, но, судя по его поведению, он даже не помнит, что нажал на курок. Я, как никто, должен был понимать, как Тириз дошел до жизни такой. Я не понимал. Я вообще слабоват по части моральных принципов и, когда что-то случается, просто стараюсь осознать ситуацию и сделать свой собственный выбор. Элизабет была более принципиальна в таких вопросах, она обладала своеобразным моральным компасом и, несомненно, ужаснулась бы гибели человека. И не важно, что этот человек пытался похитить, изувечить и даже убить меня. А может быть, важно. Я уже ни в чем не уверен. Горькая правда в том, что я далеко не все знал о своей жене. А она, в свою очередь, обо мне.
В университете меня учили, что делать подобный выбор неэтично. Правила просты: первым получает помощь наиболее тяжелый больной. Независимо от того, кто он и что натворил. Ему хуже всех – ты лечишь его первым. Прекрасная теория, я понимаю ее необходимость. Только вот если в больницу доставят, с одной стороны, моего племянника Марка с резаной раной, а с другой – напавшего на него серийного педофила с пулей в голове? Я сделаю выбор, и, думаю, никто не сомневается, каким он будет.
Можно спорить, что тут я ступаю на скользкую почву. Согласен, хотя в жизни подобные ситуации случаются чаше, чем кажется. Проблема в том, что когда вы делаете выбор, его эхо влияет на всю дальнейшую жизнь, и не только теоретически: непредсказуемые последствия любого поступка не просто уродуют вашу душу, они могут сокрушить всю вашу жизнь.
– Вроде все тихо, док.
– Похоже на то, – отозвался я.
Брутус высадил меня возле дома Шоны и Линды на Риверсайд-драйв.
– Мы будем за углом, – сказал Тириз. – Если что – звоните.
– Хорошо.
– Пистолет при вас?
– Да.
Тириз положил руку мне на плечо.
– Тут либо вы, либо они, док, – сказал он. – Держите палец не спусковом крючке.
Какой уж тут выбор...
Я вылез из машины. Вокруг гуляли мамаши и няньки, толкая перед собой суперсовременные детские коляски, которые складывались и раскладывались, поднимались и опускались, наклонялись под нужным углом вперед и назад, играли музыку и, кроме ребенка, а то и двух, вмещали еще памперсы, салфетки, печенье фирмы «Гербер», коробочки с соком (для детей постарше), запасную одежду, бутылочки и даже аптечки. Все это я знал не понаслышке (работая с неимущими вовсе не обязательно отказываться от вызовов в богатые районы), и после испытаний, выпавших на мою долю за последние дни, меня странно успокаивала столь идиллическая картина. А также тот факт, что она может спокойно сосуществовать рядом с тем ужасом, через который мне пришлось пройти.
Я подошел к дому. Линда и Шона уже спешили навстречу. Первой успела Линда – подбежала и обвила меня руками. Я обнял ее в ответ. Удивительно приятное ощущение.
– Как ты? – спросила сестра.
– Прекрасно, – ответил я.
Все мои заверения не помешали ей снова и снова в различных вариациях повторять этот вопрос. Шона остановилась в нескольких шагах от нас, вытирая слезы. Я поймал ее взгляд через плечо Линды и улыбнулся.
Объятия и поцелуи продолжились в лифте. Шона вела себя сдержаннее, чем обычно. Сторонний наблюдатель приписал бы это тактичности, желанию дать брату и сестре без помех проявить свои чувства. Сторонний наблюдатель не знал Шону. Шона всегда оставалась собой, в любых обстоятельствах. Она бывала резкой, требовательной, забавной, сердечной, искренней, верной и преданной. Она никогда не притворялась и не носила масок. Если бы вы искали полную противоположность понятию «нежная фиалка», вам не пришлось бы долго выбирать. Шона была такой, какая она есть. Даже прямой удар в лицо не заставил бы ее отступить.
Я внутренне напрягся.
Когда мы вошли в квартиру, Линда и Шона обменялись многозначительными взглядами. Рука Линды соскользнула с моего плеча.
– Шона хочет сначала поговорить с тобой наедине, – сказала сестра. – Я буду на кухне. Сделать тебе сандвич?
– Да, спасибо, – сказал я.
Линда поцеловала и обняла меня еще раз, как будто хотела увериться, что вот он я – живой, из плоти и крови, а потом вышла из комнаты. Я взглянул на Шону. Она по-прежнему держала дистанцию. Я развел руки, будто спрашивая: «Ну?»
– Почему ты сбежал? – спросила Шона.
– Получил еще одно сообщение.
– По тому адресу, на «Бигфуте»?
– Да.
– Почему оно пришло так поздно?
– Потому что было зашифровано. Я не сразу сообразил.
– Как зашифровано?
Я рассказал про Бэтледи и «Тинейджеров-секспуделей».
– Так вот зачем ты использовал компьютер «Кинко»? Ты разгадал шифр, гуляя с Хлоей?
– Точно.
– И что было в том сообщении?
Я не мог понять, почему Шона расспрашивает меня так подробно. Человек она, как я уже говорил, открытый, детали обычно лишь путают ее, отвлекают от главного.
– Элизабет хотела, чтобы мы встретились в парке на Вашингтон-сквер вчера, в пять часов вечера. Предупредила, что за мной могут следить. И приписала, что, несмотря ни на что, любит меня.
– И поэтому ты бежал? Чтобы не пропустить встречу?
Я кивнул.
– Эстер сказала, что под залог меня освободят не раньше полуночи.
– Ты попал в парк в назначенное время?
– Да.
Шона качнулась ко мне.
– И что?
– Она не появилась.
– И несмотря на это, ты убежден, что сообщения были именно от Элизабет?
– У меня нет других объяснений.
В ответ на мои слова Шона улыбнулась.
– Что? – спросил я.
– Ты помнишь мою подругу Венди Петино?
– Модель, – сказал я. – Глупая как пробка.
Шону явно насмешило мое определение.
– Как-то, – продолжила она, – Венди взяла меня с собой на обед к ее знакомому, «гуру-экстрасенсу». Клялась, будто он умеет читать мысли, предсказывать будущее и тому подобное. В тот момент гуру помогал ей общаться с погибшей матерью – та покончила с собой, когда Венди было всего-навсего шесть.
Я слушал Шону молча, не задавая лишних вопросов, так как знал: она никогда не говорит зря и рано или поздно все объяснится.
– И вот мы пообедали и перешли к кофе. Гуру – по-моему, его звали Омей – поглядел на меня блестящими пронзительными глазами, знаешь, как они обычно смотрят, и сказал, что чувствует – он так и сказал: «Чувствую» – мой скептицизм и предлагает высказать все, что у меня на уме. Ну, ты меня знаешь, я сказала ему, что он – мешок с дерьмом и выкачивает из бедной Венди последние деньги. Омей не рассердился, что разозлило меня еще больше, и протянул маленький кусочек картона, размером с визитную карточку, попросив написать что-нибудь, что знаю только я: какую-то дату, чьи-то инициалы, все, что угодно. Я проверила карточку, она была пуста, но я все-таки решила использовать свою собственную. Ясновидец не возражал. Я достала визитку, Омей предложил ручку, однако я опять отказалась и взяла свою – боялась, что у него она с каким-нибудь секретом. Он снова согласился. Я написала твое имя. Просто:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Фейн молчал.
– Как я уже сказала, Лэнс, я могу либо вытащить тебя, либо утопить.
– А что взамен?
– Ты снимаешь обвинение в нападении на полицейского и сопротивлении при аресте.
– Невозможно.
Эстер широким жестом указала на дверь:
– Тогда пока. С удовольствием увижу тебя на страницах скандальной хроники.
Плечи Фейна едва заметно дрогнули.
– Если я соглашусь, твой Бек будет с нами сотрудничать? Согласится ответить на все вопросы?
– Ради Бога, Лэнс, не торгуйся. Не в том ты положении. Я предлагаю сделку – ты либо принимаешь мои условия, либо имеешь дело с прессой. Выбор за тобой. Время пошло. Тик-так! – Эстер покачала туда-сюда указательным пальцем.
Фейн посмотрел на Димонте. Тот яростно жевал зубочистку. Крински положил телефонную трубку и кивнул Фейну. Фейн, в свою очередь, кивнул Кримштейн.
– Давай обговорим детали.
38
Я проснулся, поднял голову и едва не закричал.
Казалось, все мышцы сорваны напрочь, тело болело в таких местах, о существовании которых я и не подозревал. Я хотел соскочить с кровати. Мысль оказалась дурацкой. Невероятно дурацкой. «Не торопись!» – вот девиз сегодняшнего утра.
Больше всего досталось ногам. Неудивительно: несмотря на мое вчерашнее бегство, я отнюдь не спортсмен. Попытаюсь перекатиться на бок... Точки, на которые давил вчера таинственный азиат, заныли так, будто там содрали свежие швы. Сейчас бы проглотить пару таблеток обезболивающего, да нельзя – мне нужна свежая голова.
Я посмотрел на часы. Шесть утра. Пора звонить Кримштейн. Она ответила сразу же.
– Все в порядке. Вы свободны.
Я почувствовал лишь слабое облегчение.
– Что собираетесь делать? – спросила Эстер.
Интересный вопрос.
– Пока не знаю.
– Подождите секундочку.
Я услышал в отдалении еще один голос.
– Вас просит Шона.
В трубке зашуршало, потом послышался голос Шоны:
– Нам надо встретиться.
Хотя Шона никогда не страдала излишней сентиментальностью и было бы глупо дожидаться от нее любезностей или поздравлений, я удивился тому, как напряженно, а может, даже испуганно она говорила.
– Что случилось?
– Не по телефону.
– Я буду у тебя через час.
– Я не рассказывала Линде об... этом. Ну, ты понял.
– Возможно, сейчас пора, – ответил я.
– Угу, – пробормотала она. Затем с непривычной ласковостью добавила: – Бек, я тебя люблю.
– И я тебя тоже.
Хватаясь за мебель и передвигаясь от предмета к предмету, я наполовину дополз, наполовину доковылял до душа и стоял под упругими струями, пока не кончилась горячая вода. Помогло не очень.
Тириз раздобыл для меня сиреневый спортивный костюм. Я с трудом удержался, чтобы не попросить у него большую золотую медаль.
– И куда вы двинете? – спросил он.
– Пока что к сестре.
– А потом?
– На работу, наверное.
Тириз покачал головой.
– Что такое? – спросил я.
– Вы наступили на хвост каким-то плохим парням, док.
– Ага. Я и сам догадался.
– Тот качок, Брюс Ли, вас в покое не оставит.
Я обдумал его слова. Судя по всему, он прав. Я не могу просто пойти домой и сидеть там, пока Элизабет снова меня не найдет. Во-первых, я сам хочу действовать, долгое ожидание теперь не входит в распорядок дня доктора Бека. Во-вторых, типы из фургона вряд ли обо мне забыли и едва ли позволят весело шагать своей дорогой.
– Я вас прикрою, док. С Брутусом. Пока все не кончится.
Я чуть не произнес что-то бодрое типа: «Я не могу позволить тебе рисковать» или «У тебя собственные дела», но, подумав, решил, что если ребята не пойдут защищать меня, то просто вернутся к торговле наркотиками. Тириз хотел помочь: потому что нуждался во мне, а я, скажем честно, нуждался в его помощи. Бессмысленно предупреждать его об опасности – в таких вещах он разбирался получше. Поэтому я ограничился кивком.
* * *
Карлсон дождался звонка из Национального центра баллистического анализа даже раньше, чем предполагал.
– Я сделала, что ты просил, – сказала Донна.
– И как результат?
– Слыхал когда-нибудь про ИБИС?
– Да, немного.
Он знал, что ИБИС расшифровывается как «интеграционная баллистическая идентификационная система», новая компьютерная программа, которую центр использовал, чтобы исследовать идентичность пули и гильзы.
– Теперь даже не нужна сама пуля, – рассказывала Донна. – Достаточно прислать нам фотографии. Мы оцифруем их и проверим все, что нужно, прямо на экране.
– И?
– Ты был прав, Ник. Подошло.
Карлсон разъединился и набрал другой номер. Когда кто-то взял трубку, Карлсон спросил:
– Где доктор Бек?
39
Брутус ждал около машины.
– Доброе утро, – сказал я.
Брутус не сказал ничего. Интересно, он вообще разговаривает? Я скользнул на заднее сиденье, рядом, ухмыляясь, уселся Тириз. Вчера вечером мой добровольный «адъютант» убил человека. Конечно, парень сделал это, спасая мне жизнь, но, судя по его поведению, он даже не помнит, что нажал на курок. Я, как никто, должен был понимать, как Тириз дошел до жизни такой. Я не понимал. Я вообще слабоват по части моральных принципов и, когда что-то случается, просто стараюсь осознать ситуацию и сделать свой собственный выбор. Элизабет была более принципиальна в таких вопросах, она обладала своеобразным моральным компасом и, несомненно, ужаснулась бы гибели человека. И не важно, что этот человек пытался похитить, изувечить и даже убить меня. А может быть, важно. Я уже ни в чем не уверен. Горькая правда в том, что я далеко не все знал о своей жене. А она, в свою очередь, обо мне.
В университете меня учили, что делать подобный выбор неэтично. Правила просты: первым получает помощь наиболее тяжелый больной. Независимо от того, кто он и что натворил. Ему хуже всех – ты лечишь его первым. Прекрасная теория, я понимаю ее необходимость. Только вот если в больницу доставят, с одной стороны, моего племянника Марка с резаной раной, а с другой – напавшего на него серийного педофила с пулей в голове? Я сделаю выбор, и, думаю, никто не сомневается, каким он будет.
Можно спорить, что тут я ступаю на скользкую почву. Согласен, хотя в жизни подобные ситуации случаются чаше, чем кажется. Проблема в том, что когда вы делаете выбор, его эхо влияет на всю дальнейшую жизнь, и не только теоретически: непредсказуемые последствия любого поступка не просто уродуют вашу душу, они могут сокрушить всю вашу жизнь.
– Вроде все тихо, док.
– Похоже на то, – отозвался я.
Брутус высадил меня возле дома Шоны и Линды на Риверсайд-драйв.
– Мы будем за углом, – сказал Тириз. – Если что – звоните.
– Хорошо.
– Пистолет при вас?
– Да.
Тириз положил руку мне на плечо.
– Тут либо вы, либо они, док, – сказал он. – Держите палец не спусковом крючке.
Какой уж тут выбор...
Я вылез из машины. Вокруг гуляли мамаши и няньки, толкая перед собой суперсовременные детские коляски, которые складывались и раскладывались, поднимались и опускались, наклонялись под нужным углом вперед и назад, играли музыку и, кроме ребенка, а то и двух, вмещали еще памперсы, салфетки, печенье фирмы «Гербер», коробочки с соком (для детей постарше), запасную одежду, бутылочки и даже аптечки. Все это я знал не понаслышке (работая с неимущими вовсе не обязательно отказываться от вызовов в богатые районы), и после испытаний, выпавших на мою долю за последние дни, меня странно успокаивала столь идиллическая картина. А также тот факт, что она может спокойно сосуществовать рядом с тем ужасом, через который мне пришлось пройти.
Я подошел к дому. Линда и Шона уже спешили навстречу. Первой успела Линда – подбежала и обвила меня руками. Я обнял ее в ответ. Удивительно приятное ощущение.
– Как ты? – спросила сестра.
– Прекрасно, – ответил я.
Все мои заверения не помешали ей снова и снова в различных вариациях повторять этот вопрос. Шона остановилась в нескольких шагах от нас, вытирая слезы. Я поймал ее взгляд через плечо Линды и улыбнулся.
Объятия и поцелуи продолжились в лифте. Шона вела себя сдержаннее, чем обычно. Сторонний наблюдатель приписал бы это тактичности, желанию дать брату и сестре без помех проявить свои чувства. Сторонний наблюдатель не знал Шону. Шона всегда оставалась собой, в любых обстоятельствах. Она бывала резкой, требовательной, забавной, сердечной, искренней, верной и преданной. Она никогда не притворялась и не носила масок. Если бы вы искали полную противоположность понятию «нежная фиалка», вам не пришлось бы долго выбирать. Шона была такой, какая она есть. Даже прямой удар в лицо не заставил бы ее отступить.
Я внутренне напрягся.
Когда мы вошли в квартиру, Линда и Шона обменялись многозначительными взглядами. Рука Линды соскользнула с моего плеча.
– Шона хочет сначала поговорить с тобой наедине, – сказала сестра. – Я буду на кухне. Сделать тебе сандвич?
– Да, спасибо, – сказал я.
Линда поцеловала и обняла меня еще раз, как будто хотела увериться, что вот он я – живой, из плоти и крови, а потом вышла из комнаты. Я взглянул на Шону. Она по-прежнему держала дистанцию. Я развел руки, будто спрашивая: «Ну?»
– Почему ты сбежал? – спросила Шона.
– Получил еще одно сообщение.
– По тому адресу, на «Бигфуте»?
– Да.
– Почему оно пришло так поздно?
– Потому что было зашифровано. Я не сразу сообразил.
– Как зашифровано?
Я рассказал про Бэтледи и «Тинейджеров-секспуделей».
– Так вот зачем ты использовал компьютер «Кинко»? Ты разгадал шифр, гуляя с Хлоей?
– Точно.
– И что было в том сообщении?
Я не мог понять, почему Шона расспрашивает меня так подробно. Человек она, как я уже говорил, открытый, детали обычно лишь путают ее, отвлекают от главного.
– Элизабет хотела, чтобы мы встретились в парке на Вашингтон-сквер вчера, в пять часов вечера. Предупредила, что за мной могут следить. И приписала, что, несмотря ни на что, любит меня.
– И поэтому ты бежал? Чтобы не пропустить встречу?
Я кивнул.
– Эстер сказала, что под залог меня освободят не раньше полуночи.
– Ты попал в парк в назначенное время?
– Да.
Шона качнулась ко мне.
– И что?
– Она не появилась.
– И несмотря на это, ты убежден, что сообщения были именно от Элизабет?
– У меня нет других объяснений.
В ответ на мои слова Шона улыбнулась.
– Что? – спросил я.
– Ты помнишь мою подругу Венди Петино?
– Модель, – сказал я. – Глупая как пробка.
Шону явно насмешило мое определение.
– Как-то, – продолжила она, – Венди взяла меня с собой на обед к ее знакомому, «гуру-экстрасенсу». Клялась, будто он умеет читать мысли, предсказывать будущее и тому подобное. В тот момент гуру помогал ей общаться с погибшей матерью – та покончила с собой, когда Венди было всего-навсего шесть.
Я слушал Шону молча, не задавая лишних вопросов, так как знал: она никогда не говорит зря и рано или поздно все объяснится.
– И вот мы пообедали и перешли к кофе. Гуру – по-моему, его звали Омей – поглядел на меня блестящими пронзительными глазами, знаешь, как они обычно смотрят, и сказал, что чувствует – он так и сказал: «Чувствую» – мой скептицизм и предлагает высказать все, что у меня на уме. Ну, ты меня знаешь, я сказала ему, что он – мешок с дерьмом и выкачивает из бедной Венди последние деньги. Омей не рассердился, что разозлило меня еще больше, и протянул маленький кусочек картона, размером с визитную карточку, попросив написать что-нибудь, что знаю только я: какую-то дату, чьи-то инициалы, все, что угодно. Я проверила карточку, она была пуста, но я все-таки решила использовать свою собственную. Ясновидец не возражал. Я достала визитку, Омей предложил ручку, однако я опять отказалась и взяла свою – боялась, что у него она с каким-нибудь секретом. Он снова согласился. Я написала твое имя. Просто:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40