Более того – они не нашли ни единого документа, на котором стояло бы имя Оке Ларстама. Ни одной фотографии. Они осмотрели чердак, подвал. Подвал был пуст. Валландер обратил внимание, что там даже пыли не было. На чердаке стоял старый сундук. Они вскрыли его – там не было ничего, кроме сломанных фарфоровых безделушек. В конце концов он собрал всю группу в кухне – только Нюберг с помощниками остались в гостиной заканчивать техническую работу.
– Никогда в жизни не встречал ничего подобного, – сказал Валландер. – Человека по имени Оке Ларстам, похоже, просто нет. Ни одна бумажка не подтверждает его существования. И все же мы знаем, что он есть.
– Может быть, у него есть другая квартира? – предположил Мартинссон.
– У него может быть десять квартир, – сказал Валландер. – И пятнадцать дач. Но как их найти?
– А может, он все собрал и уехал? – сказал Ханссон. – Понял, что мы подошли слишком близко, и удрал?
– Непохоже, что это – результат разовой генеральной уборки. Похоже, он так и жил. В комнате со звукоизоляцией. Но разумеется, твоя версия тоже не исключается. Мне бы очень хотелось, чтобы ты оказался прав. Но ты не хуже меня знаешь, что это маловероятно.
На столе перед ними лежал тот самый листок в клетку.
– Может быть, мы неправильно это истолковали? – спросила Анн-Бритт.
– Что написано – то написано. К тому же Нюберг утверждает, что написано совсем недавно. Он якобы определил это по следу карандаша на бумаге.
– А зачем он это написал?
Валландер насторожился. Мартинссон попал в точку.
– Ты нащупал главное, – сказал он. – Этот листик – единственная личная бумага, которую мы нашли. И что это значит? Давайте исходить из того, что я прав. Что он был тут, когда мы с Нюбергом возились с замком. Незакрытая задняя дверь… Поспешный уход, даже побег.
– И забыл взять только эту бумажку?
– Одно из возможных объяснений. – Он обращался теперь только к Мартинссону, как будто в комнате никого не было. – Или, скорее, первое, что приходит в голову. Не уверен, что оно верно.
– А как еще это можно объяснить?
– Он написал это для нас.
Никто не понял, что он имеет в виду. Он и сам прекрасно осознавал шаткость своих доводов.
– Что мы знаем об Оке Ларстаме? Он умеет добывать информацию. Вламываться в чужие тайны. Я не утверждаю, что у него есть доступ к материалам следствия. Но он не только умеет добывать информацию, он еще и умеет ею пользоваться. Умеет делать выводы и предвидеть развитие событий. Допустим, он рассматривал возможность того, что мы его найдем. Что мы нападем на его след. Очень вероятно, что это так и есть – особенно после того, как я упустил его в баре в Копенгагене. Он не исключает такую возможность и подготавливает отступление. И оставляет нам привет в виде этой бумажки. Он совершенно уверен, что в этом доме, где никаких других бумаг вообще нет, мы ее обязательно найдем.
– Зачем? – спросил Мартинссон. – С какой целью?
– Он нас дразнит. Это не так уж необычно – многим психам доставляет удовольствие дразнить полицию. Думаю, он ликовал после Копенгагена. Подумать только – снимки Луизы опубликованы во всех газетах, а он как ни в чем не бывало появляется в общественных местах и безо всякого труда натягивает полиции нос.
– Очень и очень странно, – задумчиво произнес Мартинссон. – Странно то, что мы находим эту записку в тот самый день, когда он собирается совершить новое убийство.
– Он не мог знать, что мы появимся именно сегодня…
Валландер услышал свои слова словно со стороны, и ему пришлось признать, что звучат они крайне неубедительно.
– Все равно, – сказал он. – Мы должны отнестись к этому очень серьезно. Может быть, он не блефует и все так и есть – он даст о себе знать именно сегодня. Мы должны исходить из этого.
– А у нас вообще есть из чего исходить?
Этот вопрос задал появившийся в дверях Турнберг.
– Нет, – сказал Валландер. – У нас ничего нет. Мы ничего не знаем. Так что лучше всего исходить именно из этого.
Наступило тягостное молчание. Валландер почувствовал, что людей надо подбодрить.
– У нас только один выход, – сказал он. – Еще раз – не знаю, в который уже по счету – последовательно пройти все материалы следствия. Сейчас у нас есть шансы увидеть то, что раньше мы могли проглядеть. Какой-то рисунок. Может быть, мы сумеем угадать, кто подразумевается под номером девять. Я сказал, что мы ничего не знаем, но это не так. Мы знаем очень много. Мы знаем, кто убийца. Бывший инженер, переучившийся на почтальона.
– Вы, значит, надеетесь, что в поведении этого человека есть логика, которую мы раньше не улавливали?
– Еще раз отвечаю: не знаю. Но иной альтернативы я не вижу. Разве что сидеть и ждать, когда произойдет очередная катастрофа.
Было двадцать минут шестого. Валландер предложил встретиться в восемь – он хотел, чтобы они хоть немного отдохнули. Наружное наблюдение пока оставить. И начать понемногу будить жильцов. Что они знают о своем соседе? Дом принадлежал строительной компании. Валландер предложил немедленно навести справки, не сдавали ли они Оке Ларстаму еще какую-то квартиру. Заняться этим поручили Ханссону.
Нюберг дождался, когда все разошлись, и подошел к Валландеру.
– Квартира прибрана просто идеально, – сказал он. – Но пальчики мы все-таки нашли.
– И ничего больше?
– Практически нет.
– Оружие?
– Неужели я бы не сказал об этом?
Валландер кивнул. Лицо у Нюберга было серым от утомления.
– Ты был прав, когда сказал, что этот тип не переносит счастливых людей.
– Как ты думаешь – найдем мы его?
– Рано или поздно найдем. Но я панически боюсь сегодняшнего дня.
– Может быть, объявить что-то вроде всеобщей тревоги? Сказать по радио?
– Сказать что? Чтобы люди воздерживались от смеха? Он уже выбрал себе жертву. Это, скорее всего, некто, даже не догадывающийся, что его уже выбрали жертвой.
– Может быть, нам удастся вычислить, где он прячется.
– Я тоже на это надеюсь. Но мы понятия не имеем, сколько у нас времени. В национальном парке все произошло поздним вечером или ночью. Молодожены были убиты среди бела дня. Сведберг – утром. Так что время суток для него не важно.
– Может быть, стоит поставить вопрос по-иному, – задумчиво сказал Нюберг. – Допустим, у него нет никакого запасного убежища? Ни другой квартиры, ни родственников, ни дачи? Где ему тогда прятаться?
Нюберг прав. Сам он как-то об этом не подумал. Усталость все же сильно снижает сообразительность.
– А ты что скажешь? – спросил он.
Нюберг пожал плечами:
– Мы знаем, что у него машина. Можно всегда поспать на заднем сиденье. На улице пока еще теплынь. Или на природе. Может быть, он построил где-нибудь шалаш. А может, у него есть катер. Возможностей много.
– Слишком много. А времени мало.
– Положение мерзкое, – сказал Нюберг. – Особенно для тебя. Я тебя понимаю.
Нюберг крайне редко выражал свои чувства. Валландер ощутил его поддержку, и ему стало легче. Он уже не чувствовал себя таким одиноким.
Выйдя на улицу, Валландер в нерешительности остановился. Надо бы пойти домой, принять душ и хотя бы полчаса поспать. Но растущая тревога гнала его дальше. Патрульный автомобиль довез его до полиции. Его тошнило от голода. Вместо того чтобы поесть, он выпил свои таблетки – и от диабета, и от давления – и запил их чашкой горячего кофе. Он сел за стол и принялся вгрызаться в материалы следствия. Открыв папку, он словно бы снова увидел себя в прихожей Сведберга. Оке Ларстам побывал там до них и убил Сведберга. Валландер так и не смог до конца понять, какие у них были отношения. Но у Сведберга они нашли снимок Ларстама, переодетого женщиной. Теперь стало совершенно ясно, отчего в квартире Сведберга все было вверх дном – Ларстам панически боялся оставить хоть какой-то след и перерыл всю квартиру в поисках фотографии.
Значит, у Сведберга были тайны и от Ларстама…
Валландер стряхнул оцепенение и начал читать дальше. Может быть, какие-то детали убийства в национальном парке наведут его на мысль, где может прятаться Ларстам? Он искал ответ и не находил. События в Нюбрустранде тоже не давали никаких зацепок. Он каждую минуту поглядывал на часы. Кто этот девятый? Он читал, и сопоставлял, и выстраивал версии – но ответа не было.
В восемь часов они собрались на оперативное совещание. Когда Валландер увидел их серые, невыспавшиеся и тревожные физиономии, у него вновь возникло чувство, что он потерпел поражение. Может быть, он и вел следствие в правильном направлении, но результаты пока что неутешительные. Значит, что-то он делал не так, и в результате они по-прежнему топчутся на месте, не зная, в какую сторону двигаться дальше.
У него была одна-единственная ясная мысль в голове.
С этого момента они должны работать все вместе. Никуда без крайней необходимости не отлучаться. Ответ лежит в материалах следствия, а еще точнее – в их собственных головах. Не на улицах, не в городе, не в лесу. Они не должны дергаться, пока у них не будет более или менее приемлемой версии, куда мог спрятаться Ларстам и кто его потенциальная жертва. Валландер попросил всех принести свои материалы.
– С этого момента мы – одно целое. Все следствие, все оперативные мероприятия, все версии – все должно быть сосредоточено в этой комнате. И больше нигде.
Все пошли за своими папками. Мартинссон задержался на пороге.
– Ты хоть немного поспал? – спросил он.
Валландер отрицательно покачал головой.
– Ты просто обязан это сделать, – сказал Мартинссон. – Если ты расклеишься, следствие развалится.
– Я не усну.
– Потому что ты чересчур переутомился. Я вот поспал часок и чувствую себя другим человеком.
– Я лучше прогуляюсь, – сказал Валландер. – Схожу домой, сменю сорочку. Но не сейчас.
Мартинссон хотел еще что-то сказать, но Валландер поднял руку – пожалуйста, помолчи – и тяжело опустился на свое место в торце стола, подумав при этом, что не уверен, хватит ли у него сил подняться. Они подождали, пока все соберутся, и закрыли дверь. Турнберг ослабил узел галстука – должно быть, тоже устал. Лиза Хольгерссон сказала, что будет у себя в кабинете отбивать атаки журналистов.
Все смотрели на Валландера.
– Мы должны попытаться понять ход его мысли, – бесцветным от усталости голосом сказал он. – Скорее всего, из материалов следствия можно вывести какие-то закономерности, те, что мы забыли или упустили, не имея представления, с кем имеем дело. Следствие следствием, но этого мало. Кто-то обязан заняться его прошлым. Соответствует ли истине запись в личном деле, что у него якобы нет родственников? А родители? Живы? Умерли? Сестры, братья? Сокурсники по Чалмерсу – может быть, кто-то его помнит. Место, где он работал раньше. Где учился на почтальона. Самая большая наша проблема – у нас нет времени. Мы должны исходить из того, что его записка – не блеф, а реальная угроза. Значит, действовать надо немедленно. С чего начнем?
– Мы, конечно, узнаем, живы ли его родители, – сказала Анн-Бритт. – Давайте надеяться, что мать его жива и в здравом уме. Матери лучше всех знают своих детей.
– Вот ты этим и займешься, – сказал Валландер.
– Я не закончила, – сказала она. – Мне еще кажется, что в этом переучивании с инженера на почтальона есть какая-то загадка.
– Тут недавно один епископ устроился водителем такси, – сказал Ханссон, – такое случается.
– Случается, но не каждый день, – настаивала она. – Я слышала об этом епископе. Ему было пятьдесят пять лет. Может быть, в этом возрасте у человека и может возникнуть непреодолимое желание заняться чем-то другим. Пока жив. Но Оке Ларстам пошел на курсы почтальонов, когда ему не было и сорока.
Валландеру показалось, что Анн-Бритт нащупала нечто существенное.
– Ты думаешь, у него что-то случилось?
– Почему он отказался от карьеры инженера? Мне кажется, случилось что-то серьезное и он сломался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79