Свечи горели голубоватым пламенем, распространяя дурной запах. Огромное распягие из черного дерева с фигурой Христа из слоновой кости стояло вниз головой. Мистер Рикардо с отвращением осознал, что видит жуткую пародию на алтарь.
Он поднял взгляд выше помоста. Стенной шкаф был открыт, его закругленные сверху дверцы прижаты к стене, а белая краска, плотным слоем покрывавшая нишу во время их прошлого визита, соскоблена. Рикардо в ужасе уста вился на алтарный триптих, разрисованный дегенератом, обмакивавшим кисть в ночные кошмары. На внутренней стороне левой дверцы обнаженные фигуры, державшись за руки, кружились в дикой пляске, а на внутренней панели справа уродцы с искаженными болью лицами корчились в страшных мучениях. С одной стороны награда, с другой – возмездие, а между ними, на стене ниши, юноша со стройной и белой, как у девушки, фигурой, лицом, слишком тонким для человеческого, и сверкающими голубыми глазами, которые словно обжигали своей невыразимой печалью. Вздрогнув, Рикардо отвел взгляд, повернулся к окнам и увидел освещенные солнцем зеленые виноградники, коричневую реку и белые паруса судов. Но и тогда он чувствовал, как пронизывающие глаза обжигают ему спину, умоляя повернуться назад и разделить их безмерную скорбь.
– Значит, так выглядела эта комната в ту ночь, когда я смотрел в окно своей спальни в Шато-Сювлак? – тихо спросил Рикардо, как будто находясь в церкви. Он продолжал смотреть в окно на Жиронду, вцепившись руками в раму.
– Есть одна существенная разница, – ответил стоящий позади него Ано, но на сей раз любопытство мистера Рикардо не пробудилось.
Он даже не пытался угадать, в чем состоит эта разница. С усилием распахнув окно и высунувшись наружу, он вдыхал чистый свежий воздух. Заглянув в бездну, где омерзительные существа копошились в слизи, он боялся спрашивать о том, что происходило в этой комнате.
– Вы имеете в виду эти три книги? – осведомился Рикардо, слыша, как Ано гасит свечи.
Детектив ответил с гордостью, как человек, только что сделавший открытие:
– Это «Гримуар Гонория», «Лемегетон, или Малый ключ рабби Соломона» и «Большой гримуар».
Названия ничего не говорили мистеру Рикардо.
– Что в них содержится?
– Заклинания, ритуалы. В этой книге, – Ано указал на «Большой гримуар», – рассказывается, как вызвать дух огня с помощью жезла, которым были изгнаны из рая Адам и Ева. Здесь, – он коснулся «Малого ключа», – содержатся молитвы, которыми убеждают злых духов причинить вред тому, кого ненавидишь, а эта, – он положил руку на «Гримуар Гонория», – учит защищать убийцу.
Сначала в голосе детектива звучала ирония, но ее хватило лишь на первую книгу. Для двух остальных у него оставались только гнев и презрение, так как он отлично знал, для каких деяний их положили на этот стол.
– А юноша на алтарном триптихе? – спросил Рикардо.
– Повелитель зла, – ответил Ано. – Люцифер, Сатана или, если хотите другое имя, Адонис. – Увидев, как вздрогнул мистер Рикардо, он повторил: – Да, Адонис.
Детектив сел рядом со своим другом в оконной нише.
– Дьявола не всегда изображают с козлиными рогами и копытами. Даже в древности считали, что он появляется в виде молодого человека в шелковых одеяниях, прекрасного, но холодного как лед, который не способен принести тем, кто ему поклоняется, ничего, кроме разочарования. Адонис – одно из его имен.
Но мистер Рикардо не думал о столь странном отождествлении дьявола с мифическим пастухом. Он вспоминал сцену в первый вечер своего пребывания в Шато-Сювлак, когда Джойс обратилась к Эвелин Девениш с истерическими нотками в голосе: «Смотреть на меня бесполезно. Холод распространяю не я». Повернувшись, Рикардо устремил взгляд на изображение красивого юноши в сандалиях, леопардовой шкуре и с длинным копьем в руке, чьи печальные голубые глаза словно принуждали к повиновению.
– Так Джойс знала, – сказал он, с трудом отрываясь от фигуры на стене. – Уже в тот вечер она знала об этой комнате!
– Знала кое-что о ней, – поправил Ано.
– И понимала ее ритуалы.
– Опять же кое-что из них.
– А вы сразу все поняли! – Мистер Рикардо припомнил различные детали, таинственные для него, но с самого начала прозрачные, как стекло, для его компаньона.
Однако Ано прочитал мысли Рикардо быстрее, чем разгадал любую из этих тайн.
– Нет, друг мой. Можете, если хотите, превратить Адониса в дьявола, но вы не должны превращать меня в Бога. Фраза Джойс Уиппл озадачивала меня не менее, чем вас, до того времени, когда вы увидели меня выходящим из архиепископского дворца в Бордо.
– Но я никогда не говорил вам, что видел вас! – воскликнул мистер Рикардо.
– Не говорили, но видели, и я это заметил. Вы стояли в центре площади, открыв рот и выпучив глаза, словно говоря себе: «Сейчас я сковырнусь с катушек».
– Я никогда не использую подобных выражений даже мысленно! – энергично прервал Рикардо. – И мои глаза никогда не выпучиваются! Напротив, в минуту волнения они прищуриваются.
– Если вы говорили себе не это, то нечто в таком же роде, – невозмутимо отозвался Ано. – Я провел час с библиотекарем его преосвященства и узнал кое-что, чем могу поделиться с вами. Общение с дьяволом весьма разочаровывало – на шабашах в качестве мяса кормили падалью, а сам он распространял вокруг себя ледяной холод. – Внезапно детектив указал на левую панель алтарного триптиха: – Неудивительно, что эти бедняги пляшут как безумные – они стараются согреться. – Нотки иронии вновь исчезли из его голоса. – Но не будем забывать, что нелепые фантазии привели к страшным преступлениям – в этой залитой солнцем комнате, где мы сейчас сидим, а ранее и в других местах.
Ано окинул взглядом помещение, мысленно восстанавливая последовательность событий.
– Я привел вас сюда не для того, чтобы рассказывать о происшедшем. Джойс Уиппл может сделать это гораздо лучше, ибо она видела все собственными глазами. Но я подготовлю вас к этому. Я не понял ничего из ее восклицания: «Холод распространяю не я», но меня озадачили другие вещи. Например, то, что аббат Форьель тайком перекрестился, что его облачение было украдено, а на следующее утро возвращено. Я кое-что почуял, а потом, в комнате мадемуазель Тэсборо, наткнулся на один примечательный факт.
– Да, – кивнул Рикардо. – Картина, изображающая Дворец дожей на Большом канале, хотя я при всем желании не мог увидеть в ней ничего примечательного.
– Его там и не было, – отозвался Ано. – Нет, я увидел вот что. – Он снова указал на алтарь. – Распятие с фигурой Христа из слоновой кости висело над ее письменным столом вниз головой. Я не счал его трогать.
– Да, вы не тронули ничего.
– Потом мы с вами поехали в Вильбланш, а во время нашею отсутствия пришел аббат Форьель.
– Когда мы вернулись, то узнали, что он беседовал со старой миссис Тэсборо.
– Верно. Но перед визитом к мадам аббат посетил мадемуазель, которая все еще отдыхала у себя в комнате, и, несомненно, видел это распятие. Она не изменила его положение, возможно просто не думая об этом.
– И аббат Форьель вернулся, чтобы изменить его! – воскликнул мистер Рикардо. – Он хотел сделать это тайком, чтобы избежать скандала. Вот почему он так таинственно крался по террасе и вот почему вы сказали, что изменение уже сделано!
– Да. Когда мы второй раз вошли в ту комнату, я снял распятие с гвоздя и поставил его на стол у стены, где ему и следовало находиться, пока вы, друг мой, ломали голову над загадками Большого канала.
В другое время мистера Рикардо могла бы оскорбить насмешка Ано. Но сейчас он был настолько изумлен и озадачен, что все выглядело незначительным в сравнении с удовлетворением его любопытства. Любитель сенсаций сидел на подоконнике в напряженном ожидании.
– Значит, в этой… часовне… той ночью происходила черпая месса?
– Да.
– И ее служил Робин Уэбстер?
– Да, в качестве священника.
Говоря, Ано достал из кармана голубую пачку сигарет. Мистер Рикардо едва не протянул руку, чтобы удержать его от подобного святотатства.
– Древние шабаши еще можно как-то понять, – снова заговорил Ано, когда оконная ниша наполнилась едким табачным дымом. – Бедные голодные крепостные, лишенные удовольствий, бунтовали таким образом против величайшей несправедливости, когда блага мира доставались кучке знати, а его горести – всем остальным. Легко представляешь себе их, доходящих до экстаза в кощунственных оргиях на лесных полянах. Но черная месса – это окончательное падение! Ее посещали люди с неудовлетворенным честолюбием, лишенные нормальных радостей и жаждущие запретных, продающие ради них свои бессмертные души, обращаясь к Сатане за дарами, в которых им отказал Христос, – целое сборище дегенератов, служащее поживой для шантажистов, преступников, отравителей, которым нужны сообщники и влиятельные защитники. Вы слышали, что говорила мамаша Шишоль. Не сомневаюсь, что она могла бы назвать немало известных имен, входивших в здешнюю паству. Великие мира сего общаются с ведьмами из трущоб, и все они ищут благ у этого бесполого Адониса. – Он снова указал рукой на алтарь.
– Право же! – запротестовал мистер Рикардо, отлично сознавая неуместность своего замечания.
– Здешний культ организовал виконт де Мирандоль. Странный, эксцентричный субъект, полуобезумевший от ночных бдений, поверхностно эрудированный и не нашедший признания, он поддался свойственному его натуре мистицизму. Агент Сатаны в Жиронде! Довольно лестное положение и требующее немалой дерзости. Он возвышался над остальными, внушая благоговейный страх и окутанный злом, словно черной мантией. Виконт искренне верил во все это – впрочем, не он один. Со времен мадам де Монтеспан и аббата Гибура, черная месса имела свою паству. Скука, жажда возбуждения, дерзкое желание совершить непростительный грех, о котором говорится в Откровениях побуждают их вести себя подобно ребенку, который, злясь за то, что его наказали, упрямо бормочет: «Рака, рака», зная, что тех, кто произносит это слово, могут никогда не простить. Тидон присоединяется к братству в надежде приблизить перевод в Париж; Дайана Тэсборо становится кандидаткой. Магистрат и светская дама! Должно быть, Жанна Коризо слышит об этом – такое занятие как раз для нее! И для мамаши Шишоль, которая извлекает из этого прибыль, так как люди, посещающие черную мессу, хотят безнаказанно творить зло.
Постепенно фрагменты картинки-загадки занимали нужные места перед мысленным взором мистера Рикардо. Слухи о сатанинских ритуалах распространялись медленно, но неуклонно – мрачную тайну скрыть не удавалось. А тот, кто узнавал об этом, мог держать в кулаке всю паству. Он или она могли настоять на приеме в братство, и культ автоматически превращался в преступную организацию. Навязчивая идея Дайаны Тэсборо, ее нечувствительность к дерзкой узурпации власти компаньонкой становились вполне понятными. Какое значение имели придирки и упреки для девушки, возбужденной принадлежностью к запретному верованию?
– Но, конечно, краеугольным камнем служил тот факт, что Робин Уэбстер был священником. Черная месса провозглашает верховенство Бога, которого следует соблазнами и обманом сделать подвластным Сатане. Такая задача под силу только священнику. Служитель мессы дьявола должен быть служителем мессы Бога. Аббат Гибур, Жиль Лефранс, Даво, Мариэтт – все они были настоящими священниками, как и Робин Уэбстер.
– А какова его история? – спросил мистер Рикардо.
– Она весьма любопытна. Его род восходит к временам, когда Бордо принадлежал англичанам. Уэбстеры выращивали виноград и производили вино, когда Гофриди. был сожжен за колдовство в Экс-ан-Провансе Но наступили тяжелые дни. Из собственников они превратились в управляющих и не слишком удачливых торговцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41