Одного только не понимает: не было у Томаса секретов – ни мрачных, никаких других. Вскоре он в этом убедится и, таким образом, выставит себя полным дураком.
– А ты в этом уверена?
– В том, что у него будет дурацкий вид?
– Нет. В том, что у Томаса не было никаких секретов, – спокойно проговорил Пинки.
Кари крутанулась на месте, готовая к схватке. Несколько секунд она вызывающе глядела на начальника, ожидая услышать от него более конкретные доводы. Но тот только отвел глаза. Кари раздраженно плюхнулась на свой стул и повернулась к нему спиной.
– Прости, милая. У всех у нас тут ум за разум заходит. Просто в голове не умещается, как такое возможно. Жаль, что вся эта хреновина приключилась с тобой как раз в тот момент, когда ты… – Он положил руки ей на плечи и слегка помассировал их.
Ее мышцы были напряжены, словно их свело судорогой. Только-только Кари начала приходить в себя, и вот вам, пожалуйста! Пинки не знал, кого придушил бы первым: Уинна – за все его финансовые художества, или Макки – за то, что он хочет взвалить на хрупкие вдовьи плечи ответственность за чужие грехи.
– Послушай, а почему бы тебе не поехать домой? – нашелся наконец директор отдела новостей. – А твой раздел сегодня вечером заполним каким-нибудь репортажем «о жизни простых людей».
– Ни за что в жизни, – твердо произнесла она и резко встала, сбросив его руки со своих плеч. Ее глаза яростно сверкнули. – Я не хочу доставлять мистеру Макки удовольствие думать, что ему удалось запугать меня. Сегодня вечером, включив свой телевизор, он увидит мое улыбающееся лицо. Я буду не просто улыбаться – я буду вся светиться от радости. Я ни в чем не виновата, и Томас тоже. А если мистер Макки надеялся, что я забьюсь в щель, будто чувствую за собой какую-то вину, то придется ему в этом разувериться!
Кари пыталась убедить себя в том, что все неприятности уйдут сами по себе, если она станет продолжать жить так, будто ничего не случилось, и выкинет все мрачные мысли из головы. Однако она явно недооценила масштабов скандала, который, не успев разгореться в полную силу, уже потряс основы городского самоуправления. Вышедшая в тот же вечер «Денвер пост» поместила обстоятельнейшую статью, в которой называлась примерная цифра украденных денег. Был назван и источник, откуда появились эти данные: окружная прокуратура.
По всей видимости, Пинки запретил своим репортерам приставать к ней с расспросами. Но прочая пишущая и говорящая братия подобными запретами стеснена не была. Стоило ей выйти из здания телестанции, как на нее налетела шайка ретивых представителей различных изданий и других телеканалов. Кари держала рот на замке, молча расчищая путь к своей машине. Гнев и страх боролись в ее душе. Держа руль, она заметила, как дрожат ее руки. Сердце в груди бухало, как паровой молот.
Быстро поднявшись в свою квартиру, Кари неимоверным усилием воли заставила себя успокоиться. Нет, так никуда не годится. Ведь излишние волнения могут повредить ее ребенку. Тише, тише, вот так… Главное, без паники. Она должна проявить выдержку, стиснуть зубы и ждать. Ждать, пока улягутся страсти. Тем более терпеть придется не так уж долго – несколько дней от силы.
Еще одна иллюзия. Кари недооценила усердие мистера Макки. Подробности скандала пошли гулять по первым полосам ежедневных газет. А чтобы огонь, не дай бог, не затух, в него прилежно подливали масло программы новостей всех без исключения телеканалов. Макки добился-таки от большого жюри присяжных выдвижения обвинений против Паркера и Хейнса. Была назначена дата процесса.
В считанные дни Хантер Макки превратился в городскую знаменитость. Глядя на его самодовольную физиономию на экране телевизора, читая в газетах его бесконечные интервью, Кари все больше и больше ненавидела этого человека. Для нее он был не человеком даже, а просто чинушей – окружным прокурором, готовым на все ради достижения своей маниакальной цели. И цель эта заключалась в том, чтобы вывалять честное имя Томаса в грязи. Перед ней был враг, который при необходимости без колебаний раздавит ее саму и поставит под угрозу будущее ее ребенка.
Демонстрируя выдержку, достойную античного героя, Кари каждое утро вставала, приводила себя в порядок и отправлялась на телестудию, ни в чем не отступая от обычного распорядка дня. Уходя с головой в работу, ей удавалось хотя бы на время полностью отвлечься от гнетущих мыслей. Ночью же она беспокойно металась в кровати, пытаясь придумать, как защитить имя Томаса от грязных прокурорских лап.
Ею владела непоколебимая уверенность в том, что если ее покойный муж и причастен к этому делу, то только косвенно. Так есть ли в ее распоряжении хоть что-нибудь, что могло бы послужить его оправданию? Досье, письмо, записка? А может, она поднапряжется и вспомнит какой-то факт, который станет неопровержимым доказательством его невиновности?
Только бы нашлись эти свидетельства! Неужели память не в силах оказать ей эту услугу, которая сейчас ей так нужна? Господи, лишь бы получилось, и тогда она с радостью отбросила бы в сторону все свои обиды и отправилась прямиком к Макки. Эта мысль придавала ей силы, и Кари с утроенной энергией принималась за поиски, которые, к сожалению, оставались бесплодными. Отчаяние в душе росло.
Напряжение последних дней начинало сказываться. Оставалось лишь надеяться, что ее крайняя измо-танность не проявляется внешне. Что же касалось беременности, то тут особого повода для тревог не было. Живот еще не скоро выдаст ее. Во всяком случае, к тому времени она уже успеет решить все свои нынешние проблемы. Тогда и можно будет объявить всем, что она ждет ребенка. А пока что Кари оставалась тощей, как щепка.
Пинки отыскал ее в небольшой гримерной, примыкавшей к той студии, где Кари обычно записывала сюжеты для своего раздела программы. В данный момент она, не жалея пудры, забеливала темные круги под глазами. Выглянув из-за плеча Кари, Пинки уставился в большое театральное зеркало, внимательно изучая в нем отражение ее лица.
– Послушай, почему бы тебе не передохнуть немного от передач? С тех пор как поднялась эта шумиха, ты живешь, будто в камере пыток.
– Я в полном порядке. – Она деловито пригладила волосы щеткой и, подумав немного, наложила еще один слой пудры на пепельно-серые щеки.
– Нет, Кари, не в порядке. – Терпение Пинки лопнуло. – Далеко нет! Да ты сама на себя посмотри – краше в гроб кладут! Только заезженных кляч мне тут не хватало. В общем, бери несколько дней отпуска и отдыхай. Хватит с меня твоего геройства!
Пропустив его тираду мимо ушей, Кари встала и взяла со стола листки с текстом.
– Меня ждут в студии.
Пинки схватил ее за руку, когда она направилась к выходу мимо него. При виде его глаз, которые смотрели на нее с неподдельной тревогой, в душе у Кари что-то дрогнуло, и она в порыве признательности тихонько погладила верного друга по пухлой щеке.
– Все травят меня, Пинки. Окружной прокурор, пресса… Уже несколько дней у меня такое чувство, словно за мной по пятам несется свора борзых. Хоть ты меня не трогай. – Она поцеловала его в лысеющий лоб и вышла из гримерной.
Когда дверь за ней закрылась, Пинки разразился потоком цветистых ругательств. Он искренне восхищался ее мужеством. А вот со здравым смыслом у нее было явно плоховато.
Телефон в квартире зазвонил как раз в тот момент, когда Кари вставляла ключ в замок входной двери. Вбежав внутрь, она торопливо схватила трубку.
– Алло… – произнесла Кари, задыхаясь от спешки.
– Мисс Стюарт?
Этот голос невозможно было спутать ни с каким другим.
– Да, – холодно ответила она.
– Говорит Хантер Макки.
«Еще бы мне не узнать тебя!» – захотелось ей злобно завопить в трубку. Вместо этого она просто промолчала.
– Как поживаете?
Она невольно заскрежетала зубами.
– Разве это имеет для вас хрть какое-то значение?
– Вы мне не поверите, но это действительно имеет для меня большое значение.
– Вы правы, мистер Макки, я не верю вам. Если бы мое благосостояние заботило вас хоть в малейшей степени, то вы не развязали бы этой кампании по очернительству имени моего покойного мужа.
– Это не кампания. Я всего лишь выполняю свои служебные обязанности.
– Обязанности палача. Которому не терпится растерзать в клочья репутацию Томаса.
Словно не замечая ее колкостей, он продолжил:
– Начиная расследование, я вовсе не стремился запятнать чью-либо репутацию, и уж тем более репутацию вашего покойного мужа.
– По заголовкам газетных статей этого не скажешь.
– Значит, вы неправильно интерпретируете заголовки.
Она коротко хохотнула:
– Неужели? Да ваше имя уже повторяют на каждом углу, а вам все мало. Вы хотите использовать этот процесс для того, чтобы привлечь к себе внимание публики. Неужели у вас язык повернется отрицать это? Разве есть более надежный способ завоевать голоса избирателей, чем изобличение шайки вороватых бюрократов, которые набивали карманы долларами, политыми кровью и потом рядовых налогоплательщиков? Вам одно надо – чтобы пост окружного прокурора навсегда остался за вами, или я ошибаюсь?
– Не стану отрицать, я хочу, чтобы эта должность стала моей.
– И чтобы завоевать ее, вы готовы принести в жертву ни в чем не повинного человека. – Ей было трудно дышать. В одной руке она крепко держала телефонную трубку, другая была сжата в кулак.
– Но если вы так убеждены в невиновности Уинна, то почему же не хотите замолвить за него слово? Почему не хотите помочь мне? Вспомните, я предлагал вам сделать это еще несколько недель назад.
– Я не могу помочь вам. И сказала вам об этом тоже несколько недель назад.
– Значит, не можете? – мягко переспросил Макки.
Что-то в его тоне внушало ей опасения.
– Что вы имеете в виду?
– Скажите, в вашем распоряжении есть какие-нибудь документы, записи, которые вел ваш муж и которые могли бы сейчас пролить свет на это дело? Доказать его невиновность?
Устало опустившись на ближайший стул, она потерла лоб. Вот, значит, в чем дело? Прокурор уверен, что она скрывает от следствия какие-то важные улики. А не сказать ли сейчас, что она давно уже представила бы ему любые свидетельства, если бы ей удалось найти хоть что-то? Хотя нет, ей вовсе нет нужды говорить ему, что она занималась подобными поисками. Ведь это было бы равнозначно признанию того, что она допускает возможность виновности Томаса, разве не так? Пришлось напрячь волю, чтобы стряхнуть с себя смертельную усталость. Она не желала видеть в себе даже намека на слабость.
– Скажите прямо, вы хотите, чтобы я разрешила вам порыться в личных вещах Томаса?
На другом конце провода послышался раздраженный вздох, за которым последовало отрывисто:
– Я бы не стал это так называть.
– Но вы ведь именно этого хотите?
– Ну что-то вроде этого. Да.
– Увы, придется снова огорчить вас. Ничем не могу вам помочь, мистер Макки. Переезжая сюда, я взяла с собой лишь несколько вещей, которые имеют для меня особую ценность. Все, что ему принадлежало, осталось в его доме и находится в распоряжении его детей.
– С теми вещами я уже разобрался, заметьте, в присутствии адвоката мистера Уинна. Однако ничего противозаконного не нашел.
– Вот вам и ответ на ваши обвинения! – воскликнула Кари.
– Но и ничего, что могло бы его оправдать, там не было, – твердо добавил Макки. – Вы не хуже моего знаете, что человек со столь разносторонними интересами, как у вашего покойного мужа, обычно ведет двойную бухгалтерию. Вот я и спрашиваю: у вас есть его записи, мисс Стюарт?
– Нет! – выкрикнула она. И это было сущей правдой. Потому что Томас никогда ничего не записывал: ни телефонных номеров, ни адресов, ни поручений, которые предстояло раздать подчиненным, ни вещей, которые нужно упаковать перед поездкой. Ничего. Всю информацию он держал в голове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40