Мы проверили, кто такой Альбер Бодри.
— Кто?
— Тот похититель, которого убили.
— А, водитель! Ну, и что?
— Он член “Ле квебекуа”.
— Звучит как название хоккейной команды. Кен взглянул на Грофилда.
— Совсем забыл, — сказал он. — Просто удивительно, о скольких вещах ты понятия не имеешь. Ты слыхал о сепаратистском движении Квебека?
— Не слыхал, — ответил Грофилд. — Что такое сепаратистское движение Квебека?
— Провинция Квебек — часть Канады, в которой преобладает франкоязычное население. Тут все французское — речь, обычаи, история, культура и прочее. За последние пятнадцать лет или около того здесь развились сепаратистские настроения, кое — кто хочет отделить Квебек от Канады и как — то пристегнуть его к Франции. Когда несколько лет назад сюда приезжал де Голль, он еще подлил масла в огонь, и теперь тут уже с полдюжины организаций, жаждущих независимого Квебека, от политиков до дикарей и террористов. Самая оголтелая из этих группировок называется “Ле квебекуа”. Она стоит за вооруженный мятеж, а посему эта шайка, разумеется, самая малочисленная и бестолковая.
— Погоди — ка. Что значит “разумеется”?
— Там, где не существует притеснений, вооруженным революционерам не так легко добиться успеха. Тут немало молокососов, готовых измазать краской памятник Вулфу и Монт — колму, причем, конечно же, фигуру Вулфа. Но когда речь заходит о том, чтобы взять винтовку и начать отстреливать всех, кто говорит по — английски, большинство молокососов предпочитает шмыгнуть в кусты.
— Всей душой согласен с вами, — проговорил Грофилд. Кен едва заметно улыбнулся.
— Не имеет значения, на каком языке ты говоришь, Грофилд, — сказал он. — У меня есть и более веские причины хотеть пристрелить тебя.
— Слушай, я стараюсь ладить с тобой, — напомнил ему Грофилд. — Постарайся и ты.
— Ладно, пожалуй, ты прав. Альберт Бодри был членом “Ле квебекуа”, самой оголтелой и военизированной шайки борцов за освобождение Квебека.
— Они что, стреляют в тех, кто говорит по — английски?
— Нет, не всегда. Они отстаивают такого рода действия, но не продержатся долго, если и впрямь начнут стрелять.
— Тогда почему они напали на меня? И почему говорили друг с другом по — английски?
— Правда?
— В машине, пока мы ехали к той хижине. Я тебе уже рассказывал. Я был в сознании, хотя и не мог пошевелиться.
— И они поговорили по — английски, — задумчиво проговорил Кен. — Второй парень тоже был французский канадец?
— У него был другой акцент, — ответил Грофилд. — Немного похож на немецкий, хотя и не совсем.
— Голландский?
— Нет, вообще не германский. Грубоватый такой.
— Хм — м — м — м, — протянул Кен, глядя в пространство и размышляя о чем — то. — Возможно, все это объясняет.
— Что?
— Мы никак не могли понять, что замышляют в “Ле квебекуа”, — ответил Кен. — Мы не знали, при чем тут вообще эта шайка. Но если Бодри говорил с доктором по — английски, стало быть, доктор не знал французского, и английский был их единственным общим языком. Может, они какие — нибудь маоисты? Там не было китайцев?
— Китайцев? Ты что, дурачишь меня?
— Нет. Между Францией и красным Китаем существует тонкая ниточка, о которой ты, наверное, не подозреваешь.
— Ну — ну...
— Эти страны очень похожи одна на другую, — сказал Кен. Если в восточном блоке красный Китай противостоит России, в западном Франция точно так же противостоит США. Обе эти нации многочисленны, глупы, хорошо вооружены и стремятся скрыть свои комплексы неполноценности. Это две ядерные державы, более — менее независимые от общемирового баланса сил, и их приверженцы в разных частях света симпатизируют и Франции, и Китаю. Канадские сторонники независимости Квебека, к примеру, дружат с маоистами из черных общин в Штатах.
— Господи! — изумленно воскликнул Грофилд. — Неужели я — единственный человек в мире, который не связан ни с одной организацией психопатов?
— Нет, Грофилд, ты принадлежишь к подавляющему большинству. Почти во всех этих организациях числится по десять — двадцать членов, и лишь в одной — двух наберется больше сотни. Но для судеб мира эти десять человек значат больше, чем десяток тысяч таких, как ты, сидящих перед телевизорами и считающих себя всезнайками, потому что наслушались Уолтера Кронкайта.
— Мир миру рознь, — ответил Грофилд. — Мне в моем мире прекрасно жилось и без вас, и без Уолтера Кронкайта. Ладно, не будем спорить. Ты хочешь сказать, что этот Альбер Бодри шпионил в пользу коммунистического Китая?
— Возможно. Или в пользу Франции. Или в пользу какой — то другой страны, находящейся в китайской орбите. Албании, к примеру.
— А разве Албания в китайской орбите? Кен удивленно посмотрел на него.
— Так ты даже этого не знал?
— Спокойной ночи, Кен, — сказал Грофилд.
Глава 13
Китаец с винтовкой в руках по — домашнему улыбнулся Грофилду и попросил:
— Скажите что — нибудь.
Но Грофилд знал, что, стоит ему открыть рот и произнести хоть слово по — английски, как китаец тотчас застрелит его. Правда, никаким другим языком он не владел, а поэтому просто беспомощно стоял на месте.
— Вы должны заговорить, прежде чем звякнет колокольчик, сказал китаец, и почти сразу же раздался звонок.
Грофилд струхнул так, что проснулся. Он сел и лихорадочно схватился за телефон, чтобы заставить его умолкнуть, но, когда поднес трубку к уху, ему стало еще страшнее: ведь стоит сказать хоть слово по — английски, и проклятый китаец его застрелит.
В трубке стояла тишина а в голове у Грофилда царило смятение. Гостиничный номер. Он забыл что — то важное.
— Грофилд? — нерешительно спросил звонивший.
— М — м, — ответил Грофилд, всячески избегая говорить по — английски. В голове все по — прежнему путалось, и он не хотел рисковать, боясь дать маху.
— Извините, если разбудили, — произнес голос в трубке.
— М — м.
— Это Марба. Может быть, позвонить позже?
— О — о! — Имя Марбы положило конец грезам наяву, в голове прояснилось, и теперь Грофилд узнал голос.
— Привет, Марба, — сказал он. — Нет, я в порядке, можете говорить. В чем дело?
— Мое начальство желает вас видеть. Понятное дело, не в гостинице.
— Конечно. — Грофилд приложил трубку к другому уху и поудобнее устроился на подголовнике. — Меня опять куда — нибудь доставят с эскортом?
— Не совсем так. Вы успеете собраться к десяти часам?
— А сейчас сколько?
— Без двадцати девять.
— К десяти? Конечно.
— Можно к вам сейчас заглянет один человек? Принесет вам кое — что.
— Пожалуйста.
— Хорошо, тогда до встречи.
Грофилд положил трубку и, поеживаясь, вылез из постели.
Он все еще нервничал после кошмарного сна, а оттого передвигался нетвердыми шагами и слегка дрожал, но мало — помалу это прошло.
Несмотря на усталость, накануне вечером он никак не мог уснуть и после ухода Кена долго лежал на подушках и смотрел “Долгий сон” с французским переводом. То и дело в фильм вклинивались рекламные ролики, прославляющие канадские железные дороги, причем тоже по — французски. Они были сделаны весьма искусно. Горы и водопады надоедают сами по себе, а тут еще их виды сопровождались бесконечными диалогами на незнакомом языке, поэтому к концу “Долгого сна” Грофилд был вполне готов ко сну. Он выключил телевизор и свет и отключился сам — до тех пор, пока телефон и китаец не вернули его в реальный (или, наоборот, нереальный) мир.
Грофилд быстро оделся и стал чистить зубы, когда послышался стук в дверь. Он пересек комнату с щеткой за правой щекой и пеной на губах, как будто был загримирован под буйнопомешанного. Открыв дверь, Грофилд увидел улыбающегося коридорного с подносом, на котором лежал конверт.
Грофилд взял конверт и, роясь по карманам в поисках четвертака, попытался выговорить “спасибо”, но не смог — помешала щетка и зубная паста. Он нашел четвертак, который, как известно, лучше всяких слов, положил его на поднос, закрыл дверь и вскрыл конверт. Внутри лежала квитанция и короткая записка:
“Машина будет ждать у входа в десять часов”.
Грофилд сунул квитанцию в бумажник, а конверт и записку швырнул в корзину для мусора, после чего вернулся в ванную дочистить зубы. Но, уже полоща рот, он передумал и выудил записку из корзины. Что с ней делать? Проглотить? Нет, всему есть предел. Сжечь? Слишком мелодраматично. Он чувствовал бы себя дураком, глядя, как она горит. В конце концов Грофилд отнес записку в ванную и спустил в унитаз. К счастью, на конверте значились только его имя и номер комнаты, да и те были отпечатаны на машинке, поэтому Грофилд оставил его в корзине.
Он позавтракал в гостинице, не увидев ни одного знакомого лица, и в десять часов вышел на улицу через парадную дверь. Протянув квитанцию распорядителю, Грофилд услышал: “Минутку, сэр” и стал ждать.
Прошло минут пять, наконец появился зеленый “додж полара”, за рулем которого сидел неряшливого вида человек в синей рабочей одежде. Он одарил Грофилда счетом за стоянку на сумму два доллара. Грофилд порылся в бумажнике и извлек розоватую канадскую двухдолларовую купюру, которую обменял на ключи от “доджа”. Потом сел за руль и выехал с гостиничного двора.
Он затормозил на первой попавшейся автостоянке и огляделся по сторонам, но поблизости не было ни Марбы, ни других знакомых.
Ну — с, и что же делать?
Несколько минут Грофилд как дурак сидел за рулем, но потом догадался заглянуть в “бардачок” и обнаружил там небольшой коричневый конверт с выведенной на нем чернилами заглавной буквой “Г.”, которая, несомненно, означала “Грофилд”. Вскрыв конверт, он вытащил план города и клочок бумаги с отпечатанной на нем строчкой: “Остановитесь, когда увидите человека в оранжевом костюме”.
Вот как? Ладно.
Грофилд развернул карту и увидел проведенную чернилами линию, тщательно отмечавшую его маршрут от “Шато Фронтенак” до городской черты. Следовало пересечь старый город, обнесенный стеной, добраться до гавани и выехать по мосту Святой Анны на шоссе № 54. Дальше линия тянулась вдоль шоссе до верхнего обреза карты, где заканчивалась маленькой стрелочкой, указывавшей на север. Значит, надо выехать из города и искать человека в оранжевом.
Квебек — один из двух североамериканских городов (второй — Новый Орлеан), которые называют странными. Его живописный центр сохранился в первозданном виде и окружен квадратными милями скучных однообразных новостроек. Миновав с полдюжины кварталов, Грофилд выехал из этого города, который про себя называл Квебеком. Дальше начинался то ли Кливленд, то ли Хьюстон, то ли Сиэтл. Безликие районы расползались во все стороны.
Поток машин тоже выглядел весьма шаблонно. Теперь не было нужды медленно и чуть ли не ощупью пробираться по извилистым древним улочкам. Теперь дорога была забита машинами, управляемыми рассеянными домохозяйками. Они то и дело резко выворачивали баранки, без предупреждения занимая левый ряд, а когда на светофоре загорался зеленый, их приходилось подгонять гудками. Грофилд плелся вперед, терпеливо дожидаясь, пока поредеет поток машин, со всех сторон окружавший его “додж”. Когда он добрался до точки, отмеченной на карте стрелочкой, почти все домохозяйки остались позади. Шоссе № 54 было главной дорогой в горы Святого Лаврентия, возвышавшиеся над городом и тянувшиеся на север до канадских лесов. Какое — то время шоссе оставалось четырехполосным, но примерно в десяти милях от Квебека сузилось вдвое.
Утро было ясное, солнечное и морозное, по обеим сторонам дороги тянулись плотные белые сугробы. Иногда навстречу проезжали красные или серо — стальные грузовики с блестящими на солнце ветровыми стеклами, большей же частью дорога была пустынна, и Грофилд катил по ней в одиночестве. Дважды его обгоняли легковушки, набитые мужчинами в охотничьих куртках. Они ехали на север, где водился канадский лось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— Кто?
— Тот похититель, которого убили.
— А, водитель! Ну, и что?
— Он член “Ле квебекуа”.
— Звучит как название хоккейной команды. Кен взглянул на Грофилда.
— Совсем забыл, — сказал он. — Просто удивительно, о скольких вещах ты понятия не имеешь. Ты слыхал о сепаратистском движении Квебека?
— Не слыхал, — ответил Грофилд. — Что такое сепаратистское движение Квебека?
— Провинция Квебек — часть Канады, в которой преобладает франкоязычное население. Тут все французское — речь, обычаи, история, культура и прочее. За последние пятнадцать лет или около того здесь развились сепаратистские настроения, кое — кто хочет отделить Квебек от Канады и как — то пристегнуть его к Франции. Когда несколько лет назад сюда приезжал де Голль, он еще подлил масла в огонь, и теперь тут уже с полдюжины организаций, жаждущих независимого Квебека, от политиков до дикарей и террористов. Самая оголтелая из этих группировок называется “Ле квебекуа”. Она стоит за вооруженный мятеж, а посему эта шайка, разумеется, самая малочисленная и бестолковая.
— Погоди — ка. Что значит “разумеется”?
— Там, где не существует притеснений, вооруженным революционерам не так легко добиться успеха. Тут немало молокососов, готовых измазать краской памятник Вулфу и Монт — колму, причем, конечно же, фигуру Вулфа. Но когда речь заходит о том, чтобы взять винтовку и начать отстреливать всех, кто говорит по — английски, большинство молокососов предпочитает шмыгнуть в кусты.
— Всей душой согласен с вами, — проговорил Грофилд. Кен едва заметно улыбнулся.
— Не имеет значения, на каком языке ты говоришь, Грофилд, — сказал он. — У меня есть и более веские причины хотеть пристрелить тебя.
— Слушай, я стараюсь ладить с тобой, — напомнил ему Грофилд. — Постарайся и ты.
— Ладно, пожалуй, ты прав. Альберт Бодри был членом “Ле квебекуа”, самой оголтелой и военизированной шайки борцов за освобождение Квебека.
— Они что, стреляют в тех, кто говорит по — английски?
— Нет, не всегда. Они отстаивают такого рода действия, но не продержатся долго, если и впрямь начнут стрелять.
— Тогда почему они напали на меня? И почему говорили друг с другом по — английски?
— Правда?
— В машине, пока мы ехали к той хижине. Я тебе уже рассказывал. Я был в сознании, хотя и не мог пошевелиться.
— И они поговорили по — английски, — задумчиво проговорил Кен. — Второй парень тоже был французский канадец?
— У него был другой акцент, — ответил Грофилд. — Немного похож на немецкий, хотя и не совсем.
— Голландский?
— Нет, вообще не германский. Грубоватый такой.
— Хм — м — м — м, — протянул Кен, глядя в пространство и размышляя о чем — то. — Возможно, все это объясняет.
— Что?
— Мы никак не могли понять, что замышляют в “Ле квебекуа”, — ответил Кен. — Мы не знали, при чем тут вообще эта шайка. Но если Бодри говорил с доктором по — английски, стало быть, доктор не знал французского, и английский был их единственным общим языком. Может, они какие — нибудь маоисты? Там не было китайцев?
— Китайцев? Ты что, дурачишь меня?
— Нет. Между Францией и красным Китаем существует тонкая ниточка, о которой ты, наверное, не подозреваешь.
— Ну — ну...
— Эти страны очень похожи одна на другую, — сказал Кен. Если в восточном блоке красный Китай противостоит России, в западном Франция точно так же противостоит США. Обе эти нации многочисленны, глупы, хорошо вооружены и стремятся скрыть свои комплексы неполноценности. Это две ядерные державы, более — менее независимые от общемирового баланса сил, и их приверженцы в разных частях света симпатизируют и Франции, и Китаю. Канадские сторонники независимости Квебека, к примеру, дружат с маоистами из черных общин в Штатах.
— Господи! — изумленно воскликнул Грофилд. — Неужели я — единственный человек в мире, который не связан ни с одной организацией психопатов?
— Нет, Грофилд, ты принадлежишь к подавляющему большинству. Почти во всех этих организациях числится по десять — двадцать членов, и лишь в одной — двух наберется больше сотни. Но для судеб мира эти десять человек значат больше, чем десяток тысяч таких, как ты, сидящих перед телевизорами и считающих себя всезнайками, потому что наслушались Уолтера Кронкайта.
— Мир миру рознь, — ответил Грофилд. — Мне в моем мире прекрасно жилось и без вас, и без Уолтера Кронкайта. Ладно, не будем спорить. Ты хочешь сказать, что этот Альбер Бодри шпионил в пользу коммунистического Китая?
— Возможно. Или в пользу Франции. Или в пользу какой — то другой страны, находящейся в китайской орбите. Албании, к примеру.
— А разве Албания в китайской орбите? Кен удивленно посмотрел на него.
— Так ты даже этого не знал?
— Спокойной ночи, Кен, — сказал Грофилд.
Глава 13
Китаец с винтовкой в руках по — домашнему улыбнулся Грофилду и попросил:
— Скажите что — нибудь.
Но Грофилд знал, что, стоит ему открыть рот и произнести хоть слово по — английски, как китаец тотчас застрелит его. Правда, никаким другим языком он не владел, а поэтому просто беспомощно стоял на месте.
— Вы должны заговорить, прежде чем звякнет колокольчик, сказал китаец, и почти сразу же раздался звонок.
Грофилд струхнул так, что проснулся. Он сел и лихорадочно схватился за телефон, чтобы заставить его умолкнуть, но, когда поднес трубку к уху, ему стало еще страшнее: ведь стоит сказать хоть слово по — английски, и проклятый китаец его застрелит.
В трубке стояла тишина а в голове у Грофилда царило смятение. Гостиничный номер. Он забыл что — то важное.
— Грофилд? — нерешительно спросил звонивший.
— М — м, — ответил Грофилд, всячески избегая говорить по — английски. В голове все по — прежнему путалось, и он не хотел рисковать, боясь дать маху.
— Извините, если разбудили, — произнес голос в трубке.
— М — м.
— Это Марба. Может быть, позвонить позже?
— О — о! — Имя Марбы положило конец грезам наяву, в голове прояснилось, и теперь Грофилд узнал голос.
— Привет, Марба, — сказал он. — Нет, я в порядке, можете говорить. В чем дело?
— Мое начальство желает вас видеть. Понятное дело, не в гостинице.
— Конечно. — Грофилд приложил трубку к другому уху и поудобнее устроился на подголовнике. — Меня опять куда — нибудь доставят с эскортом?
— Не совсем так. Вы успеете собраться к десяти часам?
— А сейчас сколько?
— Без двадцати девять.
— К десяти? Конечно.
— Можно к вам сейчас заглянет один человек? Принесет вам кое — что.
— Пожалуйста.
— Хорошо, тогда до встречи.
Грофилд положил трубку и, поеживаясь, вылез из постели.
Он все еще нервничал после кошмарного сна, а оттого передвигался нетвердыми шагами и слегка дрожал, но мало — помалу это прошло.
Несмотря на усталость, накануне вечером он никак не мог уснуть и после ухода Кена долго лежал на подушках и смотрел “Долгий сон” с французским переводом. То и дело в фильм вклинивались рекламные ролики, прославляющие канадские железные дороги, причем тоже по — французски. Они были сделаны весьма искусно. Горы и водопады надоедают сами по себе, а тут еще их виды сопровождались бесконечными диалогами на незнакомом языке, поэтому к концу “Долгого сна” Грофилд был вполне готов ко сну. Он выключил телевизор и свет и отключился сам — до тех пор, пока телефон и китаец не вернули его в реальный (или, наоборот, нереальный) мир.
Грофилд быстро оделся и стал чистить зубы, когда послышался стук в дверь. Он пересек комнату с щеткой за правой щекой и пеной на губах, как будто был загримирован под буйнопомешанного. Открыв дверь, Грофилд увидел улыбающегося коридорного с подносом, на котором лежал конверт.
Грофилд взял конверт и, роясь по карманам в поисках четвертака, попытался выговорить “спасибо”, но не смог — помешала щетка и зубная паста. Он нашел четвертак, который, как известно, лучше всяких слов, положил его на поднос, закрыл дверь и вскрыл конверт. Внутри лежала квитанция и короткая записка:
“Машина будет ждать у входа в десять часов”.
Грофилд сунул квитанцию в бумажник, а конверт и записку швырнул в корзину для мусора, после чего вернулся в ванную дочистить зубы. Но, уже полоща рот, он передумал и выудил записку из корзины. Что с ней делать? Проглотить? Нет, всему есть предел. Сжечь? Слишком мелодраматично. Он чувствовал бы себя дураком, глядя, как она горит. В конце концов Грофилд отнес записку в ванную и спустил в унитаз. К счастью, на конверте значились только его имя и номер комнаты, да и те были отпечатаны на машинке, поэтому Грофилд оставил его в корзине.
Он позавтракал в гостинице, не увидев ни одного знакомого лица, и в десять часов вышел на улицу через парадную дверь. Протянув квитанцию распорядителю, Грофилд услышал: “Минутку, сэр” и стал ждать.
Прошло минут пять, наконец появился зеленый “додж полара”, за рулем которого сидел неряшливого вида человек в синей рабочей одежде. Он одарил Грофилда счетом за стоянку на сумму два доллара. Грофилд порылся в бумажнике и извлек розоватую канадскую двухдолларовую купюру, которую обменял на ключи от “доджа”. Потом сел за руль и выехал с гостиничного двора.
Он затормозил на первой попавшейся автостоянке и огляделся по сторонам, но поблизости не было ни Марбы, ни других знакомых.
Ну — с, и что же делать?
Несколько минут Грофилд как дурак сидел за рулем, но потом догадался заглянуть в “бардачок” и обнаружил там небольшой коричневый конверт с выведенной на нем чернилами заглавной буквой “Г.”, которая, несомненно, означала “Грофилд”. Вскрыв конверт, он вытащил план города и клочок бумаги с отпечатанной на нем строчкой: “Остановитесь, когда увидите человека в оранжевом костюме”.
Вот как? Ладно.
Грофилд развернул карту и увидел проведенную чернилами линию, тщательно отмечавшую его маршрут от “Шато Фронтенак” до городской черты. Следовало пересечь старый город, обнесенный стеной, добраться до гавани и выехать по мосту Святой Анны на шоссе № 54. Дальше линия тянулась вдоль шоссе до верхнего обреза карты, где заканчивалась маленькой стрелочкой, указывавшей на север. Значит, надо выехать из города и искать человека в оранжевом.
Квебек — один из двух североамериканских городов (второй — Новый Орлеан), которые называют странными. Его живописный центр сохранился в первозданном виде и окружен квадратными милями скучных однообразных новостроек. Миновав с полдюжины кварталов, Грофилд выехал из этого города, который про себя называл Квебеком. Дальше начинался то ли Кливленд, то ли Хьюстон, то ли Сиэтл. Безликие районы расползались во все стороны.
Поток машин тоже выглядел весьма шаблонно. Теперь не было нужды медленно и чуть ли не ощупью пробираться по извилистым древним улочкам. Теперь дорога была забита машинами, управляемыми рассеянными домохозяйками. Они то и дело резко выворачивали баранки, без предупреждения занимая левый ряд, а когда на светофоре загорался зеленый, их приходилось подгонять гудками. Грофилд плелся вперед, терпеливо дожидаясь, пока поредеет поток машин, со всех сторон окружавший его “додж”. Когда он добрался до точки, отмеченной на карте стрелочкой, почти все домохозяйки остались позади. Шоссе № 54 было главной дорогой в горы Святого Лаврентия, возвышавшиеся над городом и тянувшиеся на север до канадских лесов. Какое — то время шоссе оставалось четырехполосным, но примерно в десяти милях от Квебека сузилось вдвое.
Утро было ясное, солнечное и морозное, по обеим сторонам дороги тянулись плотные белые сугробы. Иногда навстречу проезжали красные или серо — стальные грузовики с блестящими на солнце ветровыми стеклами, большей же частью дорога была пустынна, и Грофилд катил по ней в одиночестве. Дважды его обгоняли легковушки, набитые мужчинами в охотничьих куртках. Они ехали на север, где водился канадский лось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23