Все словно окаменели, пока процессия покидала зал. Иль смотрел прямо перед собой, лишь подойдя к Акомоло, произнес несколько слов на местном диалекте, указав рукой на меня и Шартелля. Вождь кивнул, но ничего не ответил.
Когда за Илем закрылась дверь, Акомоло наклонился к Шартеллю:
— Иль приглашает вас во дворец в следующую среду. Я думаю, вам следует побывать у него.
— Разумеется, сэр, — ответил Шартелль.
— Хорошо. Вождь Дженаро заедет за вами.
Акомоло встал, постучал бутылкой из-под сока по столу, требуя внимания. Шум стих, стулья отодвинулись, некоторые закурили. Подошло время выступлений в ротарианском клубе после ленча в четверг или ежеквартального заседания вице-президентов, региональных координаторов и центрального аппарата международного профсоюза разнорабочих. Начались речи. Первым взял слово вождь Акомоло. Говорил он степенно, с минимумом жестов. Его взгляд искал лица присутствующих и он обращался непосредственно к ним, для убедительности мягко ударяя кулаком в раскрытую ладонь. Президент профсоюза докладывал о достигнутых успехах, но также намечал новые задачи, которые предстояло решать, определял необходимые пути и средства.
Вторым выступил вождь Декко, исполнительный вице-президент, разрабатывающий долговременную стратегию. Начал он тихим голосом, уставившись в стол. Затем уперся руками в бедра, несколько раз качнулся взад-вперед, глядя над головами сидящих в какую-то далекую точку, источник внешней энергии. Он втягивал в себя эту энергию. Она прогревала его, и голос становился громче, едва не переходя в крик. Вот тут он завладел вниманием слушателей и играл с ним, как кошка с мышкой. Дразнил голосом, лицом, выражением глаз и одновременно хвалил их. Ближе к концу речи его голос вновь достиг пика, но, не переходя в крик, стих, голова упала, и он, как и в самом начале, уткнулся взглядом в стол. Последняя, едва слышная фраза — и он сел.
Робкие аплодисменты быстро перешли в овацию, одобрительные топот ног и крики. Молодой вождь поник головой, словно сокрушенный верой в только что произнесенные им слова.
Затем поднялся доктор Диокаду, статистик, знаток фактов, и начал читать по бумажке. За столом ерзали на стульях, курили, пили, кашляли. Никто не слушал, да и доктора Диокаду не слишком интересовал его доклад. На вежливые аплодисменты он ответил саркастической улыбкой.
И наконец, пришла очередь Дженаро, специалиста по контактам с общественностью, добытчика денег, организатора встреч и приемов, шустрого молодого человека, который мог пару-тройку хороших анекдотов, пусть и без похабщины. С них он и начал, а они смеялись, хлопали по спинам и подмигивали друг другу. Закончил он еще одной нескромной шуткой и сорвал шквал аплодисментов.
Потом вставал каждый из них, оценивал ситуацию и высказывал соображения о том, как реализация новых идей и предложений скажется в его вотчине. Некоторые бубнили себе под нос, другие говорили ясно и четко, третьи изображали комиков, четвертые слишком смущались.
Совещание затянулось на два часа. Мы с Шартеллем просидели на нем от начала до конца. Не знаю, показалось бы оно нам более интересным, если бы хоть кто-нибудь говорил по-английски.
Глава 13
В кабинете вождя Акомоло нас осталось шестеро. Гости торопливо отбыли, едва закончил говорить последний из выступающих. Я предположил, что они разъехались по домам. Вернуться в конторы они не могли, секретарши не ждали их с подготовленными на подпись документами. Все государственные учреждения закрывались в два часа дня. Много лет тому назад англичане решили, что работать позже слишком жарко, поэтому присутственными стали часы с восьми утра до двух пополудни в обычные дни недели и с восьми до двенадцати по субботам. Никто из альбертийских министров не стал менять заведенного порядка.
Акомоло сел за стол, остальные расположились в глубоких креслах и на кушетках, осоловевшие от жары, обильной пищи и бесконечной болтовни. Альбертийцы сняли тоги, Шартелль, Дженаро и я — пиджаки. Рубашки промокли от пота. Под потолком, поскрипывая, вращались лопасти вентилятора. Еще два стояли на полу. Свисающие с люстры ленты липкой бумаги потемнели от мух.
Вождь Акомоло складывал лежащие перед ним бумаги в аккуратные стопки, затем убирал их в ящики стола, открывая и закрывая их.
— Мы собрались здесь господа, — начал он, продолжая возиться с бумагами, — чтобы обсудить с мистером Шартеллем и мистером Апшоу основную стратегию предвыборной кампании. Должен отметить, слово «основную» я употребил потому, что сегодня мы сможем затронуть лишь важнейшие положения моей программы.
Он перестал открывать и закрывать ящики, снял очки в золотой оправе, протер их носовым платком. Посмотрел на свет, убедился, что они чистые. Надел вновь.
— Доктор Диокаду, не могли бы вы назвать нашим гостям основополагающие направления нашей программы?
Диокаду сидел рядом с вождем Декко, который, положив могучие руки на колени, не открывал глаз от пола. Диокаду на секунду задумался.
— Безработица, это первое. Цены на сельскохозяйственную продукцию и расширение ее производства, это второе. Образование, третье, и четвертое, медицинское обслуживание. Пятым может стать индустриализация, но едва ли на нее можно делать упор. Никто не возражает против нее.
— Транспорт, — добавил вождь Декко, не поднимая головы. — Альбертийцы — очень мобильный народ, а транспортная система в зачаточном состоянии.
— Транспорт, — согласился Диокаду.
Наступила тишина. Вождь Акомоло внимательно разглядывал поверхность стола. Затем перевел взгляд на потолок, где медленно вращался вентилятор.
— И мир, — молвил он. — Мир между нашими провинциями и разрешение межплеменных конфликтов без применения силы. Также мир во всем мире. Мы должны неустанно твердить об этом.
Декко посмотрел на него и улыбнулся.
— Война на другом конце света не слишком заботит крестьянина, который не может прокормить семью, потому что у него нет работы.
— Мы не можем игнорировать ту ответственность, которая ложится на нас с приходом независимости, — твердо заявил Акомоло. — Мы не можем повернуться к миру спиной и уйти в себя. Нам открыли дверь и пригласили войти. Отказаться мы не в праве.
— Голосов это не принесет, — вставил Джемми Дженаро. — Все выступают за мир.
— Вы действительно думаете, что мы можем содействовать наступлению всеобщего мира? — улыбнулся Декко. — Так ли мы мудры… и сильны? Слабому редко удается утихомирить рыночную драку.
— Тот, кто пренебрегает соседями, не должен жаловаться на одиночество, — возразил Акомоло.
Словесная перепалка только разгоралась, но Шартелль внезапно поднялся, пересек кабинет и прислонился к стене, сложив руки на груди, улыбнулся. Лица присутствующих поневоле повернулись к нему. Я прикинул, сколько раз и в скольких комнатах он проделывал этот трюк.
— Господа, я полагаю, что вы достаточно четко определили внутренние проблемы: безработица, сельское хозяйство, образование, здравоохранение и транспорт. Остается неясной лишь степень участия Альбертии в делах мирового сообщества, — он достал из кармана жилетки длинную черную сигарету, раскурил ее, несколько раз затянулся и продолжал: — Я думаю, что ход предвыборной кампании даст нам ответ на этот вопрос. Если потребуется сделать упор на международные дела, нам это не составит труда. По крайней мере внутри партии по этому поводу разногласий нет, и это главное. Что же касается внутренних аспектов, то у меня создалось впечатление, что один из них вы упустили, — Шартелль выдержал паузу, глубоко затянувшись. — Налоги. Я убедился на своем опыте, что легче всего споткнуться на налогах.
Оживленные дебаты о налогах продолжались минут пятнадцать. Я не следил за дискуссией. Что значило для меня увеличение или уменьшение налогов с мелких торговцев? Впрочем, я бы только приветствовал налог на прибыль нефтяных компаний. Могли бы они подоить и богачей. Но, к сожалению, именно богачи голосовали за введение того или иного налога, так что едва ли они захотели бы расстаться с лишним центом. И за поездки на сессии ООН, марши мира и обеды в губернаторском дворце после провозглашения независимости пришлось бы расплачиваться фермерам, рабочим, торговцам — словом, простому люду, вроде Оджо, нашего садовника, Оджо не понравилась бы система налогообложения, какой бы она ни была.
Покончив с налогами, они говорили еще с полчаса. Доктор Диокаду более детально изложил все пункты программы. Ему помогали Акомоло и Декко. Изредка бросал реплику Джимми Дженаро. Шартелль и я задавали короткие вопросы. Едва разговор грозил перекинуться на международные темы, Шартелль точной фразой возвращал его в нужное русло. Я восхищался его мастерством. Наконец, Акомоло подвел черту.
— Я решил, что доктор Диокаду и вождь Дженаро будут работать в тесном контакте с вами, мистер Шартелль. На сегодня, пожалуй, все. Я думаю, наша беседа оказалась весьма плодотворной.
— Для нас, несомненно, сэр, — кивнул Шартелль. — День, конечно, выдался трудным, но я, тем не менее, хотел бы пригласить доктора Диокаду и вождя Дженаро к нам домой, чтобы обсудить некоторые детали. До выборов остается только шесть недель, и мы не можем терять ни часа.
— Конечно, — Акомоло повернулся к Диокаду и Дженаро. — Вы свободны? — те кивнули. — Вождь Декко и я с удовольствием присоединились бы к вам, но нам нужно обсудить внутрипартийные дела.
Мы поднялись. Альбертийцы, за исключением Дженаро, облачились в ordana. Остальные надели пиджаки. В кабинете стало еще жарче и пахло, как в раздевалке спортивного зала. Вождь Декко потянулся.
— Мистер Шартелль, завтра я хотел бы увидеться с вами и мистером Апшоу. Это возможно?
— Нас пригласили во дворец губернатора к десяти часам, — ответил Шартелль.
— Тогда в половине двенадцатого. Я подъеду к вам.
У Диокаду и Дженаро были свои машины, поэтому мы договорились встретиться у нас через полчаса. Попрощавшись с вождем Акомоло и Декко, мы вышли во двор, залитый все еще жаркими лучами послеполуденного солнца. Уильям спал за рулем. Шартелль потряс его за плечо.
— Ты можешь отвезти нас домой, Уильям.
— Да, са, — он завел двигатель, и мы выехали из ворот, охраняемых двумя полицейскими. Если государственные учреждения Западной Альбертии и закрывались в два часа дня, то город продолжал жить обычной жизнью. На одном из перекрестков мы простояли пять минут, ожидая, пока пройдет стадо скота.
— Какие длинные рога, — заметил я. — Как у техасских быков.
— Это точно, — согласился Шартелль. — Интересно-интересно, отметят ли погонщики нынешний день в местном салуне? Все-таки они прошагали пятьсот миль, как говорил старина Акомоло. У них, наверное, все горло в песке.
Стадо прошло, и Уильям доставил нас к дому. Едва войдя в дверь, мы скинули пиджаки. Самюэль, повар, и Чарльз, стюард подхватили их и повесили в шкаф.
— Сейчас я принесу чай, маста, — возвестил Самюэль.
— Вы хотите чаю, Пит?
— Я думаю, это обычай.
— Хорошо. Чаю!
В доме было прохладнее. Из дверей, ведущих на веранду, дул ветерок. Под потолком вращался вентилятор. Я обратил внимание, что скорость его вращения можно даже увеличивать. Мы сели, ожидая чай.
— Как вам Дженаро? — спросил Шартелль.
— Похоже, он знает, кто есть кто. Мы этим воспользуемся уже сегодня.
— А Диокаду?
— Он тоже нам подойдет. Все цифры у него в голове или в ворохе бумаг, которые он повсюду таскает с собой. Он настоящий профессор, да?
— Вроде бы так.
— Ну, это мы еще увидим. Я хочу предложить им план, и если они не ухватятся за него, как курица за червяка, мы можем заказывать билеты на следующий самолет.
— Все так плохо?
— Вы же видели эту толпу на ленче.
— Видел и слышал.
— Толку от них никакого. Эти ребята так долго черпали мед из улья, что забыли о существовании пчел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36