Библия. Она была черная, порядка 30 см в высоту и 5–6 см толщины. По мягкому кожаному корешку, отливающему черным, шли мерцающие буквы — Святая Библия. Она была настолько близко к потолку, что мне пришлось встать на цыпочки, чтобы достать ее. Я все еще не знал, что же, собственно, я намереваюсь там найти. Быть может, подлинную историю фамильного древа Конни Мизелль? Я вытащил Библию и пошел с нею к столу.
Положив Библию на стол, я погасил настольную лампу и стал светить на книгу фонариком, держа его в правой руке. И открыл ее. Она оказалась полая. Полая и пустая внутри — не считая пистолета и газетной вырезки.
Я только собрался прочитать вырезку, как вдруг услышал шум. Это был звук закрываемой двери. Отдаленный звук. Похоже, от двери в коридоре. Затем я услышал женский голос. Он звучал на низких, приглушенных тонах, но я все равно его узнал. Это был голос Конни Мизелль. Мне показалось, что она даже засмеялась.
Затем послышался и мужской голос, звучавший как низкое рычание. Затем снова ее: «Ну… неужели нельзя чуть-чуть подождать?» И затем снова ее смех, не очень громкий. Затем тишина, потом вздох, и она сказала: «Не здесь, милый. Давай пойдем отсюда в кроватку». Затем мужской голос что-то пробормотал, что-то, чего я не мог разобрать. После этого раздалось какое-то пыхтенье, новые вздохи, и мужской голос сказал: «О, проклятье, как это прекрасно, как потрясающе!»
К описанию моего состояния в этот момент не подходит выражение «слегка удивлен»: голос принадлежал лейтенанту Девиду Синкфилду.
Глава двадцать шестая
Домой я пришел около четырех. Именно так, потому что Синкфилд и Конни Мизелль закончили скрипеть диваном только к половине четвертого. Я водрузил Библию на ее место на полке, а затем прополз под большим столом, пугливо прислушиваясь к их любовным шорохам. Я, пожалуй, ощущал легкую ревность к Синкфилду. Легкую ревность и ужасное удивление.
Наутро Сара дала мне поспать — однако Мартин Рутерфорд Хилл не дал. В 9.30 он дал мне по носу своим одноглазым игрушечным медведем. Один глаз он у него выковырял и съел шесть месяцев назад.
Через некоторое время я спустился вниз, и Сара налила мне молчаливую чашку кофе. Я сидел, пил кофе и думал. Покончив с первой чашкой, я встал и налил себе вторую.
— А мы разве так и не посадили шотландскую розу? — спросил я.
— Нет, — сказала она. — Вообще мы много чего не сделали в последнее время.
— А почему б тебе не взять сегодня ребенка и не сходить с ним в зоопарк?
Она посмотрела на меня.
— Не хочу я идти в зоопарк. И он тоже. Он терпеть не может зоопарки.
— Возьми его куда-нибудь еще, — сказал я.
— Почему?
— Я тут собрался немного посекретничать с одним парнем, — сказал я. — Будет лучше, если тебя не будет в это время поблизости.
— Что за парень? — спросила она.
— Артур Дейн.
— Тот частный сыщик?
— Вот-вот.
— Ты что-то обнаружил прошлой ночью, да?
— Полагаю, что так.
— Почему б вам с Дейном не пойти сразу в полицию? — спросила она.
Я прикрыл глаза и попытался вспомнить любовные шорохи, которые я слышал в это утро раньше. Гораздо раньше. Я потряс головой и сказал:
— Просто возьми ребенка и сходи куда-нибудь, а завтра мы купим шотландские розы.
— Почему завтра.
— Потому что, — сказал я, — завтра все будет кончено.
Я позвонил лейтенанту Синкфилду. Голос у него был сонный. Затем я позвонил Дейну. Вот его голос принадлежал человеку, который лег в постель когда положено. Бодрый, веселый. Я сказал ему то же, что и Синкфилду: «По-моему, у меня есть кое-что, что позволяет расставить точки над i». Оба согласились приехать, но я постарался сделать так, чтобы они не приехали одновременно.
Сара взяла Мартина Рутерфорда, погрузила его в машину и отчалила. Когда я ее спросил, куда ж в итоге она направилась, она ответила:
— К цыганам.
— Куда?!
— К цыганам. Не решила еще — то ли сама к ним присоединюсь, то ли ребенка продам.
Я пошел пешком в Библиотеку Конгресса. Чудесный денек случился в Вашингтоне. Выглянуло солнце. Несколько молодых людей, из тех, что слоняются возле Библиотеки, расположились прямо на лужайке со своим ланчем в бумажных коричневых пакетах. Пели какие-то птицы.
На вырезке из газеты, найденной мною в полой Библии из библиотеки экс-сенатора Эймса, не была проставлена дата. Также не было и названия газеты, откуда она была выдрана. Я полагал, что знаю и то и другое. Но мне нужно было убедиться.
В секции газет и периодики я спросил подшивку «Лос-Анджелес Таймс» за август 1945 года. Не в пример «Нью-Йорк Таймс», «Лос-Анджелес Таймс» содержалась не на микрофильмах, а на бумаге. Подшивка за август была зажата деревянной скобой. Я обратился к экземпляру за 15-е число. На первой полосе заголовок кричал: «ЯПОНИЯ СДАЛАСЬ!» К моей истории это не имело никакого отношения, но я все равно прочитал. Интересно все-таки.
Не спеша листал я страницы. Там были очерки и фотографии того, как разгульно праздновал Лос-Анджелес День победы над Японией. Лишь на странице 31 я нашел то, что искал. Заголовок гласил:
ОГРАБЛЕН ВИННЫЙ МАГАЗИН;
владелец убит неизвестной парочкой
По правде говоря, история была так себе. 14 августа 1945 года, около 11 часов вечера, к некоему Эммануэлю Перлмуттеру, 41 год, владельцу магазина «Качественная выпивка» на Ван Несс Авеню в Голливуде, ворвались с целью грабежа. Вместо того чтобы вывалить деньги, Перлмуттер схватился за пистолет, который находился у него под стойкой. Это была ошибка. В него выстрелили дважды. В очерке не сообщалось, первый или второй выстрел оказался смертельным. Прикончив Перлмуттера, грабители обчистили кассу. Свидетели показали, что видели, как мужчина и женщина выбежали из магазина. На мужчине было что-то типа военной формы, но свидетель затруднился определить, какого именно рода войск. И это было практически все, что сообщалось, за исключением того, что грабители поживились примерно 75 долларами. По показаниям своей жены, Перлмуттер никогда не хранил в кассе большую сумму. Как сообщила полиция, за последние 2 года его уже грабили четыре раза.
Не могу точно сказать, сколько времени я просидел там за столом, держа перед собой экземпляр Лос-Анджелес Таймс почти 30-летней давности. Я сидел и задавался вопросом, насколько же пьян был капитан ВМФ Роберт Эймс, когда он вместе с матерью Конни Мизелль стрелял в Эммануэля Перлмуттера, 41 год. А затем я пытался придумать, на что же они потратили те деньги.
Артур Дейн действовал проворно. Он прибыл в мой дом на 4-й Юго-Восточной улице без одной минуты два. На нем был темно-синий костюм с легкими красными полосками, белая рубашка с накрахмаленным воротником и красно-синий галстук-бабочка. Я первый раз видел его в бабочке, и подумал, что он придает его облику некоторую эксцентричность.
Он осмотрел мою гостиную и легонько кивнул — так, словно это было примерно то, что он и ожидал, не более. Затем он уселся в то, что я привык считать своим креслом, и вытянул ноги. Его тупорылые черные ботинки сияли.
— Вы сказали, будто кое-что обнаружили, — сказал он. — Что-то большое.
Я кивнул.
— Не желаете кофе?
Он покачал головой.
— Принести выпить?
— Нет, я не хочу пить. Что же вы нашли?
— Я знаю, что Конни Мизелль имеет на сенатора Эймса.
Это его взбудоражило. Он поджал ноги.
— Что? — спросил Дейн.
— 14 августа 1945 года, в день победы над Японией, Роберт Эймс, тогда только-только демобилизованный капитан Морского Корпуса, и мать Конни Мизелль, Гвендолин Рут Симмс, ограбили винную лавку и застрелили ее хозяина, некоего Эммануэля Перлмуттера. У матери Конни Мизелль был в Лос-Анджелесе старый приятель, который почтой отправил пистолет ее дочери после ее смерти. То есть после смерти матери. Вероятно, там было также письмо, в котором мама все объясняла по поводу пистолета. Письма я не видел; пистолет видел.
— Когда? — спросил Дейн.
— Прошлой ночью. Или ранним утром. Я залез в апартаменты сенатора.
Дейн кивнул. Мне почему-то показалось, что это был кивок недоверия.
— Там такое место, куда не так просто проникнуть.
— У меня были ключи, — сказал я.
— Откуда вы их взяли?
— Из руки Луизы Эймс. Вчера. Незаметно для вас.
— Значит, Конни Мизелль шантажировала его, — сказал Дейн после паузы.
— Шантажирует, — сказал я. — И сейчас.
— И живет с ним, — сказал Дейн.
— И еще не пресытилась этим.
— Вы имеете в виду, что ей мало его просто шантажировать?
— Вот именно. Теперь, после смерти жены, сенатор стал ужасно богат. И как вы мне сказали, в случае его смерти Конни Мизелль получит все. Все — это что-то около двадцати миллионов, если я правильно считаю.
— Да, что-то вроде этого, — сказал Дейн. — Двадцать миллионов.
Он помолчал немного. Затем сказал:
— Тот пистолет, что вы видели. Как вы узнали, что он тот же самый, которым был убит владелец винной лавки?
— Я не узнавал, — сказал я. — Это просто догадка. По правде говоря, все в целом — только догадка. Но все сходится. Все сходится очень хорошо.
— Вы уже рассказали полиции? Синкфилду?
Я вздохнул и покачал головой.
— Нет, с этим небольшая закавыка.
— Что такое?
— Пока я изображал грабителя, Конни Мизелль пришла домой.
— Она вас видела?
Я покачал головой.
— Нет. Она была слишком занята, трахаясь на диване в гостиной с Синкфилдом.
Дейн ухмыльнулся.
— Ого, будь я проклят!
— Ну вот я и подумал…
— Что возникла проблема, не так ли? — спросил Дейн.
— Может, лучше будет обратиться к его партнеру? — сказал я.
— То есть к партнеру Синкфилда?
— Ну да.
— Что ж, человек он хороший.
— А давайте-ка позвоним ему сейчас и пригласим сюда ко мне, а? — спросил я.
Движение не было таким уж быстрым. Дейн просто запустил руку внутрь пиджака и достал пистолет — так, словно доставал сигару.
— Надеюсь, твоей подруги нет дома, — сказал он. — И ребенка.
Я не двигался.
— Но-но! — сказал я. — Зачем же пистолет?
— Чтобы убивать людей, — сказал он. Он кинул быстрый взгляд по углам комнаты. — А эта дверь куда ведет, в клозет?
— В ванную, — сказал я. — В половинку ванной.
— Туда, — приказал он.
— Только не пытайся опять изобразить самоубийство, — сказал я. — Это не сработает.
Дейн оскалил зубы в усмешке.
— Хм…Думаешь, что все просчитал?
— Это было нетрудно. Особенно после того, как я узнал от Глории, что Джонас Джоунс уже проникал к сенатору с тем же ключом, что и я. Он должен был обнаружить ту же вырезку. Рассказал Луизе Эймс, и она сложила два и два. Затем она все выложила вам, вероятно по телефону, и вы приехали туда, убили их обоих и попытались изобразить убийство-самоубийство. Затем вы вернулись в Вашингтон и поднялись повидаться с Конни Мизелль. Она должна была обеспечить вам алиби — в случае необходимости. А вы бы обеспечили алиби ей.
На лице у Дейна появилось легкое любопытство.
— Как это тебе в башку ударило?
— Пулей из пистолета в твоей руке, — сказал я. — Хочешь, чтобы я рассказал тебе остальное?
— Нет, — сказал Дейн. — Просто иди туда, в ванную. Я хочу немного приглушить звук.
Я старался поддерживать разговор.
— И ты же, кстати, убил дочь сенатора и Игнатиуса Олтигбе.
— Я?
— Несомненно. Ты убил и Каролину Эймс, поскольку она, должно быть, подслушала разговор Конни с сенатором. Девчонка везде совала свой нос. Должно быть, она даже записала что-то на магнитофон. А может статься, что записала и какие-то телефонные переговоры между тобой и Конни. Во всяком случае, у нее было достаточно данных, чтобы понять: ты и Конни на пару шантажируете ее папу. Вот ты ее и убил своим чудесным заминированным дипломатом. Кто подложил взрыватель — Конни?
— Я сказал — в ванную, Лукас!
Я не двигался с места. Сидел себе на диване.
— Вы ж должно быть, спец во взрывном деле, а, Дейн? Я имею в виду, что любой, кто столько времени провел в ФБР и ЦРУ, должен уметь на время собрать-разобрать взрывающийся дипломат. И стрельбе из пистолета вы тоже хорошо обучены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36