Было еще достаточно рано, а итальянцы обычно надолго растягивают часы, отведенные для ленча, смакуя вино и кофе за приятной и необременительной беседой. Мне уже практически удалось дотянуться до ключа от своей комнаты, как вдруг в дверях буфетной появился Анджело и стремительно направился в мою сторону. Поверх костюма портье на нем был белый пиджак официанта, в руках он держал Пизанскую башню из чашек. Увидев меня, он резко остановился и уставился так, как будто никогда не встречался со мной раньше.
— Я уезжаю и хочу рассчитаться с вами, — проговорила я. — Не беспокойтесь, я не тороплюсь — вижу, вы сейчас заняты. Я пойду пока соберу свои вещи. Когда у вас появится свободная минутка, вас не затруднит подготовить мне счет, будьте любезны?
— О! — выдохнул наконец Анджело. Затем он поставил груду чашек на стол и подошел к конторке. Подавая мне мой ключ, он сказал: — Приехал ваш приятель.
— Мой приятель... Боюсь, что вы ошибаетесь.
— Вы не ночевали здесь прошлой ночью, — заметил Анджело. Это была простая констатация факта, скорее предположение, чем утверждение. Анджело совсем не пытался осуждать меня.
— Я переночевала на вилле, — объяснила я свое отсутствие. — На вилле Морандини, помните? Я остановлюсь там на несколько дней.
— А-а... — Анджело явно обдумывал услышанное, затем сообщил: — мой брат служит в полиции.
— Это прекрасно, — удивленно произнесла я, не совсем понимая, к чему он клонит.
— Именно от него мне удалось узнать, где находится вилла Морандини. Мой брат знает абсолютно все. Если ваш приятель так и не приехал, вам стоит обратиться к моему брату.
— Благодарю вас, я обязательно воспользуюсь вашим советом, если мне понадобится помощь. Но не думаю...
— Он гораздо выше меня, — перебил Анджело. — Он намного выше вас. Он очень высокий. — И он продемонстрировал мне рост своего брата, подняв над головой вытянутые руки. Если то, что он показал мне, правда, то его брату следовало бы играть в баскетбольной команде Соединенных Штатов, его с радостью приняли бы в любую.
— Вы убедили меня, он очень высокий и привлекательный мужчина, — с улыбкой сказала я. — Я буду очень признательна ему за помощь. Если она понадобится мне, я непременно дам вам знать об этом, Анджело.
— О! — хмыкнул он, после чего вырвал откуда-то небольшой листочек бумажки, что-то нацарапал на нем и протянул его мне. — Возьмите это, синьорина.
Оказалось, что счет, выставленный мне Анджело, не содержит астрономических сумм за столь шикарное обслуживание. Анджело сказал, что это обычные цены для этого города. Рассчитавшись, я решила воспользоваться случаем и прогуляться по городу.
— Спасибо вам за все, Анджело. Скажите, нельзя ли оставить свою машину рядом с вашим отелем?
Он уверил меня, что я могу припарковать машину где мне будет угодно, хоть на улице, хоть во внутреннем дворике.
— Только не оставляйте вещи в машине, синьорина: будет лучше, если они пока полежат у вас в комнате, потом я снесу их вниз и поставлю около стойки...
Затем, печально кивнув мне на прощание, он подхватил свои чашки и отправился с ними на кухню.
Паковалась я совсем недолго. Когда я спустилась вниз, Анджело не было, поэтому я просто повесила ключ от комнаты на крючок за его стойкой и вышла на улицу.
Я не собиралась бродить по городу и глазеть на разные памятники, однако это была Флоренция, здесь не надо далеко ходить, чтобы познакомиться с достопримечательностями, они были повсюду, куда только падал мой взгляд, хотела я того или нет. Я медленно брела в полном одиночестве, ни о чем не думая, когда за очередным бесцельным поворотом вдруг обнаружила, что совершенно неожиданно оказалась перед Дуомо с величественными куполами, которые напоминали огромные воздушные шары, летящие по небу. Когда-то я мечтала побывать во Флоренции вместе с Бартом, провести здесь хотя бы один день: я накупила огромное количество путеводителей и альбомов по искусству, поэтому большинство из памятников я могла бы узнать с первого взгляда. Однако в реальной жизни они выглядели несколько иначе, чем на фотографиях и картинах. Действительность всегда развенчивает тот образ, который создает воображение.
Чуть позже я случайно вышла к церкви Сан-Микеле с ее сохранившимися до наших дней святыми мощами, среди которых были мощи святого Георгия. Кроме того, здесь стояла фигура самого святого с рукой, слегка прижатой к телу, и высоко поднятой головой, обращенной к дракону. Я любила этого святого еще с тех пор, когда посещала занятия по истории искусств. Стоя перед святым Георгием, я чувствовала себя почти счастливой. Даже птичий помет, которым были покрыты плечи и голова Георгия, не могли разрушить ауру достоинства и величия, окутывавшую этот монумент.
Продолжив свое бесцельное путешествие, я оказалась перед витриной книжного магазинчика. Среди множества книг на прилавке мне удалось обнаружить несколько изданий на английском языке, чему, надо сказать, я весьма обрадовалась. Неплохо будет иметь под рукой книги, если мне вдруг покажется скучным мое пребывание на вилле. Скорее всего, долгие вечера покажутся мне бесконечными, если мне придется проводить их с графиней. Даже если на вилле и имеется телевизор, полагаю, что все передачи будут на языке, которого я не понимаю; надеяться на библиотеку тоже нет никакого резона, хотя, как мне кажется, в таком огромном и старинном доме, как вилла Морандини, наверняка имеется весьма приличная библиотека, вся беда только в том, что мне вряд ли удастся обнаружить там книги на английском языке.
Я провела довольно много времени, роясь в книгах, которые были кучками свалены в огромных контейнерах, здесь были издания, которыми уже успели попользоваться не очень аккуратные читатели или покупатели, некоторые книги были порваны, у других не было обложек. Ассортимент изданий был до смешного разнообразен: путеводители и пособия по предпринимательству, невостребованная мистика, научная фантастика, несколько любовных романов, поэм и стихотворных сборников и немного беллетристики. Здесь же мне удалось обнаружить последний экземпляр «Незнакомого зарубежья». Мой отец обожал произведения Марка Твена, он старался привить и мне эту любовь, а эту книгу он вообще считал одной из самых смешных среди написанных за историю человечества. Мне, однако, совсем не хотелось читать тогда Марка Твена. И вот теперь, увидев ее здесь, я решила непременно купить ее, так как она живо напоминала мне о родителях и счастливом времени детства, незримой ниточкой связывая меня с далеким домом. Кроме этой книги я набрала еще около полудюжины совершенно случайных изданий.
Выйдя из магазина, я отправилась дальше и очутилась на Пьяцца делла Синьория. Вся площадь была заполонена туристами, голубями и фонтанами со статуями. Копия «Давида» Микеланджело была окружена любознательными путешественниками, некоторые не отрываясь смотрели на статую великого мастера, другие периодически опускали глаза в путеводители. Повсюду были сувенирные лавки, одна из них даже умудрилась приютиться под сводами красивейшей средневековой арки. Что самое удивительное — эти кричащие вывески и рекламы «лучших копий великого Микеланджело», витрины, заваленные миниатюрными скульптурками (большинство из которых почему-то произведены в Тайване), не казались мне лишними в этой суете, они явно были на своем месте. Как мне было известно из различного рода путеводителей и справочников, Пьяцца делла Синьория всегда заполонена толпами туристов, поэтому местные продавцы могут предлагать свой товар, не рискуя при этом насытить рынок. Если раньше здесь можно было купить только что изготовленные глиняные кувшины, то сегодня вам предлагают пластиковые статуэтки Давида, привезенные с Востока.
К тому моменту, когда я наконец решила присесть отдохнуть в одном из небольших открытых кафе, я оказалась нагруженной сувенирами, аккуратно упакованными в пакеты, небольшим путеводителем по Флоренции и целой пачкой почтовых открыток. Я надписала несколько карточек для своих знакомых, используя одну и ту же фразу: «Я прекрасно провожу время, разве вы мне не завидуете?!»
Затем я решила отправить несколько открыток своим домашним. Моя любимая, к сожалению, очень далекая племянница еще не умеет читать, однако она получит удовольствие, попробовав открытку на вкус, поэтому я послала одну карточку лично ей, а другую — ее родителям, Джиму и его остроумной и веселой супруге. Еще одна открытка предназначалась для Майка, живущего холостяком в Бостоне. Последняя — для мистера и миссис Тимоти Малоун. Заполняя адреса, я вспоминала своих близких.
Они были против этой поездки. Отец кричал и стучал кулаком по столу. Обычно таким способом он выражал свое неодобрение поступку, против которого был бессилен что-либо предпринять. Все его аргументы сводились к одному, а суть оного заключалась в том, что мне следует скорее забыть о том, чего уже все равно не вернуть, и продолжать жить дальше. Мама вообще говорила мало. Для нее, всю жизнь экономящей на всем, было совершенно непонятно, как можно потратить огромные по ее понятиям деньги на путешествие за границу в поисках человека, который меня даже не знает. А может, и не хочет знать. Ведь все, что мне осталось после смерти Барта, это страховка, больше ничего.
Отцу никогда не нравился Барт. Он был слишком учтив, слишком хорошо одет и слишком непохож на них, чересчур красив. Он частенько улыбался, особенно когда папа задавал вопросы, которые, с его точки зрения, никак не могли быть смешными, например: «Что вы собираетесь делать, на что существовать?» Барт отвечал с неизменной улыбкой на лице: «А нам много не надо, как-нибудь проживем, мистер Малоун». При этом явно не собираясь предпринимать что-либо для улучшения своего материального положения. Когда же я начинала объяснять, что Барт старается добиться успеха в коммерческой деятельности и самостоятельно изучает курс актерского мастерства, на что требуется не только упорный труд и талант, но еще и удача, мой скептически настроенный отец лишь недоуменно пожимал плечами, делал изумленные глаза и презрительно фыркал.
Теперь я понимаю и его скептическое отношение к занятиям Барта, и его враждебность. Непросто для отца отдать свою любимую, единственную дочь в руки чужого мужчины. Кроме всего прочего, не было никакого предварительного и продолжительного ухаживания, не было официального представления, просто в один прекрасный день обожаемая дочь привела в дом незнакомого человека и объявила, что это ее муж...
Невозможно винить собственного отца в том, как он отреагировал на мой брак. По желанию Барта мы оформили наши отношения именно таким образом. Я согласилась бы, даже если он предложил бы мне выйти за него замуж в костюме для подводного плавания, благословил бы нас Жак Кусто.
Совершив таким образом небольшой экскурс в прошлое, я перехватила покрепче ручку и написала: "Здесь просто великолепно. Все складывается очень хорошо, я прекрасно провожу время. Люблю... "
Это все, что я смогла из себя выжать. О чем еще написать им? Ведь я ничего не говорила родным о своем намерении увидеться с бабушкой Барта, так как не была уверена в том, что мне это удастся. Они знали лишь, что он родом из Италии, что мне просто хочется предпринять небольшое сентиментальное путешествие по его родным местам. Больше им ничего не было известно. Они даже не могли себе представить, что бабушка Барта — графиня. Эта новость могла совершенно подкосить отца. Он был ярым приверженцем демократии, когда он рассуждал об аристократах и напыщенной знати, кичащейся своими титулами, на ум приходили митинги времен Французской революции. Поэтому, чтобы хоть отчасти разъяснить сложившуюся ситуацию, мне пришлось бы исписать не одну почтовую карточку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54