Я могла воспользоваться им, сведя неловкость к минимуму, — незначительная ссылка на трудности моего путешествия. Вместо этого я выдавила из себя слабую улыбку и заметила, что она очень добра ко мне.
Пит так и не вернулся. Остаток дня я провела, подремывая и путешествуя между кроватью и ванной комнатой, примыкающей к спальне. Нет ничего удивительного в том, что этой ночью я практически не смогла больше крепко заснуть. Несколько раз я просыпалась от того, что мне слышались смеющиеся голоса, однако когда я подходила к двери и открывала ее, за ней меня встречала полная тишина.
* * *
Мое заболевание относилось к разряду тех, что исчезают за двадцать четыре часа. Оно длилось достаточно долго для того, чтобы поддержать заблуждение графини, и могло так же быстро исчезнуть, как и появилось, прояснив возникшее недоразумение. К полудню следующего дня я почувствовала себя совершенно здоровой. Интересно, что она подумает, если мои «утренние недомогания» больше не повторятся. А впрочем, ведь эти приступы невозможно предугадать.
Сказать, что к этому моменту я знала, как мне выпутаться из создавшегося положения, в котором я очутилась по собственному недомыслию, было бы слишком опрометчиво. Сейчас я знала только то, что делать мне нечего.
Абсолютно нечего.
Если эта женщина сделала для себя неправильные выводы, моей вины в этом нет. Цель, ради которой я предприняла свое путешествие по Италии, была достигнута. И если теперь у меня появилось множество новых вопросов, на которые мне хотелось бы получить ответы, — это уже совершенно другая проблема, причем касается она только меня. Я иногда врала посторонним людям, но я всегда была честна сама с собой. Я отдавала себе отчет в том, что истинная причина моего посещения дома, где прошло детство Барта, не имела ничего общего с чаяниями его тетки.
Я слишком мало времени провела с ним. Он слишком быстро исчез из моей жизни, просто перестал существовать на белом свете. Должно было пройти немало недель после его смерти, чтобы я, закрывая глаза, перестала видеть его лицо так ясно, словно передо мной была цветная фотография. Только теперь его образ несколько потускнел в моем сознании. Я так и не смогла смириться с его смертью. Это, как утверждал доктор Болдвин, и было одной из моих проблем.
По крайней мере, я знала об этом. Мне было известно, в чем заключаются и остальные мои проблемы. Тем не менее, несмотря на это, я не могла разрешить их, как это обещали те медицинские книги, которые я проштудировала: обычно человек может справиться с проблемой, если ему известна причина ее возникновения. Мне оставалось только завидовать тем пациентам, которые, осознав правду о себе, могли сказать: «Да, все правильно, доктор. Мой папа бил меня по голове в девять часов утра десятого декабря 1965 года». И вот разрозненные кусочки мозаики сложились в целую картинку, и пациент полностью исцелился. Я знала, что так потрясло меня, однако волшебства не происходило. Может быть, здесь, в мире, который когда-то принадлежал Барту, мне удастся восстановить картину из отдельных ее фрагментов. Возможно, это и побудило меня приехать сюда, а отнюдь не желание утешить осиротевшую старую женщину. Я надеялась обрести здесь успокоение и выздоровление. Пойдет ли мое пребывание в Италии мне на пользу или нет? Прежде чем я узнаю это наверняка, много воды утечет. Тем не менее, первый шаг уже сделан, теперь надо двигаться дальше. Как только доберусь до дома, обязательно напишу графине и сообщу, что я не беременна. Мне понадобится все мое мужество, чтобы рассказать ей правду.
Лишь одно утверждение психологов может претендовать на то, чтобы считаться непреложной истиной, — любое ваше решение, пусть даже неправильное, все же лучше, чем полное отсутствие оного. Стоя около окна в отведенной мне комнате, я любовалась великолепным видом, открывшимся передо мной в свете ярких лучей послеполуденного солнца, и испытывала невероятное чувство умиротворения.
Как будто подтверждая сложившееся представление о том, какой бывает обычно весна в Италии, погода стояла просто сказочная. Небо казалось бездонным, чисто-голубого цвета, какой использовал Фра Анжелико, изображая на своих полотнах божественно прекрасных мадонн. Лишь несколько облаков плыли в вышине, подобно пушистым клочкам белоснежной ваты. Возвышающиеся холмы, украшенные свежей зеленью, придавали окружающему пейзажу именно тот вид, который манил художников, именитых и мало известных, взяться за краски и кисти, чтобы передать все то великолепие, которым природа щедро одарила эти места. Прямо посредине этой картины проходила каменная стена, окружающая территорию виллы и прилегающие к ней сады. Она казалась совершенно неуместной здесь: среди буйства красок и изящных изгибов близлежащих холмов и возвышенностей не было места ничему прямому и геометрически правильному, эта строгость просто резала глаз. В саду прямо под моим окном можно было видеть стройные ряды клумб и аккуратные дорожки. Огромные кусты роз с колючими стеблями и ярко-алыми цветами нависали над широкими тропинками, посыпанными гравием. Все окна в моей комнате были наглухо закрыты: вероятно, Эмилия считала, что даже небольшой глоток свежего воздуха может отрицательно сказаться на моем здоровье. Мне пришлось изрядно потрудиться, прежде чем я справилась с тяжелыми задвижками, лишь после этого мне удалось выбраться на крошечный балкончик с металлическими перилами.
Прямо подо мной находилась вымощенная плитами терраса с небольшим фонтаном в дальнем углу. В настоящий момент фонтан бездействовал: в центре его можно было заметить бронзовую фигуру, изрядно загаженную птицами.
Решив оставить окно открытым, я уже совсем было собралась вернуться в комнату, как вдруг заметила, что кусты в самом дальнем углу сада зашевелились и оттуда показался тот самый мужчина, с которым мне уже довелось пообщаться возле ворот. Он раздвигал свисающие ветки палкой, которую нес в руке, совершенно не заботясь о том, чтобы не повредить растения: его путь был отмечен дорожкой из нежных зеленых листочков, которые шелковым ковром покрывали то место, где ступала его нога.
Он по-прежнему был в темной одежде, на лице его сохранялось хмурое выражение, серая кепка была надвинута на самые брови. Он абсолютно не вписывался в этот сад с его пастельными тонами, мне почему-то пришло на ум сравнение с чернильным пятном на китайской акварели, настолько он казался неуместным здесь. Казалось, что он тянет за собой что-то тяжелое: его левая рука была согнута за спиной. Присмотревшись повнимательней, я заметила, что за ним тянется массивная металлическая цепь. Затем последовал резкий и сильный рывок, он выкрикнул какое-то слово, прозвучавшее скорее как эпитет, чем команда.
А ведь я совершенно забыла про собаку. Она появилась из-под низких ветвей неожиданно и стремительно; правильнее будет даже сказать, что она материализовалась. Она была такой огромной, что напоминала теленка, вся абсолютно черная, кроме одного небольшого пятнышка на груди. Мужчина со всего размаху опустил на голову собаки свою палку. Она остановилась и заскулила, после чего начала ластиться к хозяину. Последовал еще удар и резкий окрик: животное медленно и как бы нехотя остановилось и спокойно уселось на землю. Толстые губы дрессировщика раздвинулись в довольной ухмылке. Следующая команда, судя по всему, была «рядом». Он несколько раз прошелся, не переставая размахивать палкой, — собака следовала рядом. Затем они пересекли сад, совершенно игнорируя дорожки, ломая на своем пути ветки, давя цветы, и медленно скрылись из виду.
Я осторожно перевела дыхание. Сцена, свидетелем которой я невольно стала, показалась мне отвратительной. Собака явно не относилась к доберманам, она была даже несколько крупнее, с более массивной грудью и огромными лапами. Если бы я заранее знала о том, какой монстр охраняет территорию виллы, я вряд ли осмелилась бы проникнуть сюда без разрешения хозяйки.
Мужчина, однако, представлялся мне не менее опасным, чем это животное. За всю свою жизнь мне пришлось иметь дело с огромным количеством самых разнообразных собак: практически любая бездомная тварь, появлявшаяся поблизости от нашего дома, рано или поздно как магнитом притягивалась к нам. Иногда это происходило при содействии Майка и Джима, иногда они не имели к этому ни малейшего отношения. «Эй, ма, смотри-ка, кто увязался за мной!» Большинство животных оказывались брошенными бывшими хозяевами, некоторые были жестоко избиты или голодны. Все это не делало чести тем, кто оставил их на произвол судьбы — такая черствость вообще, на мой взгляд, недостойна человека. Несколько дней хорошей кормежки и заботливого ухода превращали этих несчастных в верных друзей, которые искренне радовались уделяемому им вниманию и были готовы следовать за нами хоть на край света. Наверное, имеются собаки с психическими отклонениями точно так же, как и ненормальные люди, но в целом и собаки, и люди не проявляют своих дурных задатков до тех пор, пока они чувствуют любовь окружающих. Полагаю, этот отвратительный тип считал, что занимается обычной дрессировкой — это было самое настоящее издевательство над животным, садизм, уродливый и мерзкий, которому не может быть никаких оправданий.
Меня пригласили на ленч с графиней; это было официальное приглашение, написанное мелким, аккуратным почерком на небольшом листочке бумаги с золотым тиснением, который Эмилия принесла мне на серебряном подносе. Вероятно, мне следовало выбрать что-нибудь более подходящее случаю, но я не стала этого делать. Я надела тот самый костюм, который был на мне вчера, когда я появилась здесь. Он был тщательно вычищен и выглажен, мое нижнее белье было также аккуратно выстирано и накрахмалено. Даже обувь мою почистили, — надо сказать, она весьма нуждалась в этой процедуре. Сорочка, в которой я провела ночь, судя по всему, действительно принадлежала графине. Она практически подходила мне по размеру, только была несколько длиннее: мне приходилось поддерживать шелковый подол, когда я передвигалась по комнате, чтобы не наступить на него и не запутаться. Мне никогда еще не приходилось видеть такой одежды, кроме как в витринах самых дорогих магазинов Нью-Йорка или Бостона. Судя по тому, что рассказал мне Барт, Морандини были бедны, как церковные мыши, однако я начала всерьез задумываться над значением слова «бедны». Учитывая, какое количество земель принадлежит этому семейству, сколько слуг обслуживают дом подобного размера... Все происходящее казалось мне каким-то сном, я совершенно запуталась в своих предположениях.
После того как я наконец оделась, мне пришлось ждать служанку, которая проводила бы меня к графине, но никто так и не пришел за мной, хотя я прождала достаточно долго. Все это время я тщательно изучала комнату, в которой мне пришлось провести ночь. Это было почти так же интересно, как и посещение небольшого музея. Кровать представляла собой шедевр по части фурнитуры, каждый дюйм ее поверхности был покрыт сложнейшими узорами. Несмотря на всю эту красоту, она показалась мне не слишком удобной. Матрас был тонким и жестким, кроме того, от него исходил какой-то затхлый запах. Над кроватью нависал темно-зеленый балдахин, ощущение было такое, как будто лежишь в пещере, вход в которую загораживают густые зеленые заросли. Похоже, что в этой пещере давным-давно кто-то умер, оставив после себя призрачные ароматы тления. Должно быть, эта комната служила спальней, в которой провели свои последние дни многие поколения семейства Морандини. Впрочем, я вполне могла и ошибаться в своих предположениях. Виллы и дворцы не были обычным ареалом моего обитания: из того, что мне было известно, я могла, например, заключить, что эта комната специально отведена для одиноких гостей женского пола — овдовевших тетушек или дочерей, которые еще не успели выйти замуж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54