В сотый раз жалея, что он неверующий, Брунетти молился про себя.
Однако синьор Грави тоже требовал внимания.
– К сожалению, у нас нет фотографии человека, который, возможно, и купил эти туфли, но если бы вы согласились пройти со мной туда, где он работает, чтобы взглянуть на него воочию, мы были бы вам чрезвычайно признательны.
– То есть вы предлагаете мне поучаствовать в расследовании? – по-детски обрадовался Грави.
– Да, если вы не против.
– Разумеется, комиссар, я буду рад помочь вам чем только смогу.
Брунетти встал, и Грави вскочил со стула. По дороге Брунетти объяснял, что нужно делать. Грави не задавал вопросов, молча довольствуясь отведенной ему ролью патриота, помогающего полиции раскрыть преступление.
Когда они пришли на кампо Сан-Лука, Брунетти показал ему подъезд, где был офис Сантомауро, и велел погулять пять минут или выпить чего-нибудь в кафе «Роза Сальва», пока он сам поднимется наверх.
Брунетти поднялся по знакомой лестнице и постучал в дверь офиса. «Avanti», – крикнула секретарша, и он вошел. Секретарша сидела за компьютером. Увидав его, она вскочила со стула, будто подброшенная в воздух пружиной.
– Прошу прощения, синьорина. – Брунетти поднял обе руки, надеясь, что она примет сей миролюбивый жест во внимание. – Мне нужно поговорить с адвокатом Сантомауро. Я из полиции.
Девица, казалось, не слышит. Она смотрела на него, разинув рот в виде буквы «О» – не то от страха, не то от изумления, – Брунетти так и не понял. Очень медленно ее рука протянулась к столу, и палец нажал кнопку вызова. Так она и стояла – прижавшись к стене и глядя на Брунетти дикими глазами – и давила на кнопку, пока дверь в кабинет не распахнулась и на пороге не появился Сантомауро. Вначале он увидал свою секретаршу, остолбеневшую, точно жена Лота, потом заметил у дверей Брунетти.
Его гнев воспламенился мгновенно.
– Что вы здесь делаете? – заорал он. – Я же звонил вице-квесторе и просил его оградить меня от ваших вторжений. Вон отсюда! Я не потерплю издевательств. Да я вас…
Тут он замолчал, прерванный появлением еще одного посетителя – небольшого роста, в дешевом летнем костюме, – который возник из-за спины Брунетти. Сантомауро не узнал его.
– Ну-ка, убирайтесь оба в свою полицию, – снова заорал он.
– Вам знаком этот человек, синьор Грави? – спросил Брунетти.
– Да, знаком.
Сантомауро перестал орать, хотя по-прежнему ничего не понимал.
– Кто же этот человек, синьор Грави?
– Это тот человек, который купил в моем магазине туфли.
Брунетти обернулся к Сантомауро, у которого, кажется, начало проясняться в памяти.
– Какие же туфли он купил, синьор Грави?
– Пару красных женских туфель. Сорок первого размера.
Глава тридцать первая
Сантомауро сломался. Брунетти наблюдал такое не впервые, поэтому ему не составило труда понять, что происходит. Когда Сантомауро поверил, что опасность миновала, когда обвинения Мальфатти не сработали и полиция за ним не пришла, когда он расслабился – вдруг откуда ни возьмись вылезает этот Грави, будто и в самом деле с неба сваливается, и уже нет ни времени, ни сил придумать объяснение тому, зачем ему понадобились эти туфли.
Вначале он кричал на Грави, чтобы тот выметался, но Грави настойчиво твердил, что Сантомауро и есть покупатель красных туфель, что хорошо его запомнил и узнает везде. Тогда Сантомауро вдруг боком повалился на секретаршин стол, закрывая руками грудь, будто хотел так укрыться от пристального взгляда Брунетти и от двух других недоумевающих взглядов.
– Это он, комиссар, тот самый человек, я абсолютно уверен.
– Ну, что скажете, Avvocato Сантомауро? – спросил Брунетти и дал знак Грави, чтобы тот пока помолчал.
– Это все Раванелло, – пискнул Сантомауро высоким сдавленным голосом, будто вот-вот расплачется. – Это он все придумал. Квартиры, рента. Он предложил мне помочь. Я хотел отказаться, но он стал угрожать. Он знал про мальчиков. Он обещал рассказать моей жене и детям. А потом Маскари узнал про квартиры.
– Как?
– Я понятия не имею. Через банковские документы. Или в компьютере нашел. Раванелло сказал мне. Это была его идея – избавиться от Маскари.
Слова Сантомауро были совершенно непостижимы для секретарши и Грави, но оба безмолвствовали, пораженные его еще более непостижимым поведением.
– Я не хотел ничего делать, но Раванелло сказал, что у меня нет выбора, что мы должны это сделать. – Пока он говорил, его голос становился все тише. Наконец он замолчал и посмотрел на Брунетти.
– Что вы должны были сделать, синьор Сантомауро?
Сантомауро выпучил глаза и замотал головой, как будто приходя в себя после оплеухи. Потом он снова помотал головой, на этот раз в знак отрицания. Брунетти прекрасно знал, что это значит.
– Вы арестованы, синьор Сантомауро, по обвинению в убийстве Леонардо Маскари.
При этих словах Грави с секретаршей одновременно вытаращились на Сантомауро, будто впервые увидели его. Брунетти шагнул к столу, поднял трубку, набрал номер и приказал прислать троих карабинеров на кампо Сан-Лука, чтобы конвоировать задержанного в квестуру для допроса.
На допросе, в течение двух часов, Сантомауро излагал им с Вьянелло свою историю. Он, похоже, говорил правду, описывая схему махинаций с квартирами и арендной платой, но почти наверняка врал, когда его спрашивали, кто это все задумал и разработал. У него получалось, что по всем статьям виноват Раванелло. Раванелло вовлек его в участие в предприятии, у Раванелло был готовый план действий, Раванелло притащил к ним Мальфатти. Все идеи с самого начала исходили от Раванелло: это он придумал наживаться на квартирах, убить Маскари и сбросить с моста машину Брунетти. Виноват один Раванелло, охваченный безумной жаждой наживы.
А что же он, Сантомауро? О, да он слабый человек, которого обманом заманил в свои сети хитроумный банкир Раванелло, угрожая испортить его репутацию, разрушить семью и отнять саму жизнь. Он не участвовал в убийстве Маскари, не знал, что должно было произойти в ту роковую ночь в квартире Креспо. Когда ему напомнили о туфлях, он сначала сказал, что хотел надеть их на карнавал, но потом, когда ему объяснили, что туфли нашли вместе с телом Маскари, он сказал, что купил их по приказу Раванелло, будучи в неведении относительно его преступных замыслов.
Да, он получал свою долю с арендной платы, но денег этих ему было не надо, он только заботился о сохранении своего доброго имени. Да, он был в квартире Креспо в ту ночь, когда погиб Маскари, но тот погиб от рук Мальфатти, а им с Раванелло ничего не оставалось, как только помочь ему избавиться от трупа. План убийства? Опять Раванелло, вместе с Мальфатти. Что же до убийства Креспо, то тут он вообще не в курсе, наверное, его прикончил какой-нибудь клиент, которого тот по легкомыслию притащил к себе домой.
Словом, Сантомауро увлеченно лепил свой образ слабого человека, волею случая сбившегося с пути и потому охваченного страхом. Ну как можно было не посочувствовать бедняге, не пожалеть его?
Так продолжалось все два часа. Сантомауро все настаивал на своей невиновности, утверждал, что его единственным мотивом было сохранение семьи, попытка уберечь жену и детей от позора и скандала. И по мере того, как говорил, он все более верил в правду своих слов. Брунетти прекратил допрос, потому что ему стало тошно видеть и слышать Сантомауро.
Вечером прибыл Avvocato Сантомауро, утром его выпустили под залог, а Мальфатти, опасный рецидивист, остался в тюрьме. Сантомауро в тот же день сложил с себя полномочия президента Лиги по защите нравственности, а остальные члены правления призвали провести всестороннее расследование его проступков и провинностей. Ну и нравы же в высшем обществе, отметил Брунетти: воровство у них – проступок, а убийство – провинность.
Днем Брунетти отправился на виа Гарибальди. Когда он позвонил в квартиру Маскари, вдова спросила, кто там, и он назвал свое имя и звание.
В квартире было все по-прежнему. Шторы были опущены, хотя от этого, казалось, внутри скапливается жара. Синьора Маскари еще похудела и выглядела более собранной.
– Вы очень любезны, синьора, – начал Брунетти. Когда они уселись друг против друга в гостиной. – Я пришел сообщить вам, что все подозрения с вашего мужа сняты. Он не совершал ничего противозаконного, он стал безвинной жертвой преступления.
– Я знала об этом, комиссар. Я с самого начала знала.
– Мне очень жаль, синьора, что у нас возникали подозрения насчет вашего мужа.
– Вашей вины в том нет, комиссар.
– И все-таки я должен извиниться. Но преступники, виновные в его гибели, найдены.
– Да, я знаю. Я читала в газетах. Не думаю, что это имеет какое-то значение.
– Они получат по заслугам, синьора. Я обещаю.
– Боюсь, это не поможет ни мне, ни Леонардо. – Брунетти начал было возражать, но она перебила его: – Комиссар, газеты теперь могут писать что угодно, какую угодно правду, но люди все равно запомнят только ту первую историю, которая появилась, когда нашли его тело, как он был в женском платье, что он был трансвестит.
– Но ведь все будут знать, что это неправда, синьора.
– Такую грязь не отмоешь, комиссар. Людям нравится думать о других плохо. Чем хуже они считают других, тем лучше они кажутся сами себе. Даже через много лет, услышав имя Леонардо, все вспомнят платье, и что писали газеты, и все грязные слухи, которые о нем ходили.
Брунетти знал, что она права.
– Мне очень жаль, синьора.
Больше сказать было нечего.
Она наклонилась и дотронулась до его руки:
– Такова человеческая природа, комиссар. Но все равно – спасибо за сочувствие. – Она отняла руку и выпрямилась. – Что-нибудь еще?
Брунетти понял, что ему пора. Сказав, что нет, что больше ничего, он распрощался и ушел, оставив ее одну в сумрачном доме.
Ночью над городом разразилась буря. Ветер срывал с крыш черепицу, сбрасывал с балконов горшки с геранью, валил деревья в скверах. Три часа без перерыва бушевал ливень. В водостоках бурлила вода, унося в каналы мешки с мусором. После дождя внезапно похолодало. Холод пробрался в спальни, заставляя спящих жаться друг к другу. Брунетти, который спал один, проснулся около четырех часов и достал из шкафа одеяло. Во второй раз он проснулся в десятом часу, но, решив, что в квестуру до обеда не пойдет, заставил себя уснуть еще на час. В одиннадцать он встал, приготовил кофе и принял горячий душ, впервые за несколько месяцев радуясь горячей воде. Одевшись, он вышел на балкон сушить волосы. Когда он допивал вторую чашку кофе, за спиной у него как будто щелкнул замок. Он обернулся и увидел Паолу. А вместе с нею Кьяру и Раффаэле.
– Чао, папа! – радостно закричала Кьяра, бросаясь к нему.
– Что случилось? – спросил он, обнимая Кьяру, но смотря на ее мать.
Кьяра вырвалась из его объятий и подняла смеющееся лицо:
– Посмотри на меня, папа.
Он посмотрел: самая милая рожица на свете, и как загорела.
– Ну папа, разве ты не видишь?
– Чего, детка?
– Я подцепила корь и нас выгнали!
И хотя в городе с приходом ранней осени установилась прохлада, в ту ночь Брунетти не доставал одеяла.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35