— соберут этот «Панасоник“ здесь. Рабочие места создаются, в государстве остаются деньги, не надо отправлять туда валюту, с таким трудом зарабатываемую, которая за счет нефти, электроэнергии, газа уходит туда. Наш фермер не может произвести это масло — ну дай ты ему эту упаковочную машину, которая это масло сделает в маленьких формочках, удобных для покупателя, законсервирует его, в конце концов, заморозит, машину ему купи для доставки, чтобы оно не портилось в дороге, и не в бумагу завернутое, а в нормальную, хорошую упаковку! Или мясо разделай, купи ему мясо-молочный завод. Неужели нельзя это сделать? Вот для чего Брынцалов пошел на выборы, вот это его стимулировало. А как по-другому, кто сделает-то, если не он, не я, не другие?
— И как же в этих условиях вы будете дальше карабкаться?
— Что же, вы думаете, мы такие беззубые? В этом черта Брынцалова, что он сам не успокаивается, и нам не дает. Если это его, — а он все российское считает своим, — вырвет. Вот заглотишь его, он засунет руку в рот, из желудка достанет этот кусок и вырвет: отдай, мое! И других заставляет так работать! Представляете? За свое, то, что мы сделали, мы будем бороться. Мы не сдадимся, мы будем биться, и в конце концов эти деньги, которые отправляются за рубеж, останутся здесь, на «Ферейне». Не псевдомайкопский инсулин, который Нечаев якобы здесь производит, а на самом деле полякам отправлялись деньги за эту лекарственную форму, — нет, накося, выкуси, больше не надо! Все останется здесь, в России, в русской фармацевтической компании, которая называется ФАО «Ферейн»!
— Говорят, вы зарываетесь?
— Мы не зарываемся, мы ведем себя мирно, нормально. Нас пытались ту по-разному зажать, потому что у нас дурацкие законы, все сделано, чтобы загубить российского производителя, никто его не ждет, только слова одни: предприниматели, вот, их нужно поддерживать, и так далее, и тому подобное. У граждан нет заработной платы, им оплачивать нечем товарные массы. И у банка нет денег. Банку невыгодно инвестировать производств. Те банки, которые инвестируют производство, например, Тверьуниверсалбанк и другие, они пропали. В итоге — общество безденежное на сегодняшний день. Нам грозить и угрожать бесполезно. А правительство на нас, как на всех других предпринимателей, накатывает постоянно. Ну, например, с налогами. Вот, пожалуйста, в прошлом году, девятнадцатого декабря, в обеденное время, я выходу вот из этой двери, иду в сторону коридора — бежит наш сотрудник, а за ним гонится… автоматчик, вот в этом своем пятнистом одеянии, и в чулке, где только одни глаза видны, с автоматом наперевес! Это налоговая полиция приехала брать с «Ферейна» налоги за якобы полученную прибыль. И мало того — они накрутили еще пени, и в результате сумма налогов у нас составляла где-то около двадцати семи миллиардов, а с пенями она выросла до цифры шестьдесят восемь!
— Отдали?
— Послушайте, а почему мы должны отдавать? Я ж вам говорю, что Ферейн» — такая фирма, которая просто так не отдаст свое.
— Боретесь?
— Боремся, мы подали в суд и отбились от них. Это Брынцалов! Другой бы отступил, а он… Иногда устаешь, надоедает все, думаешь — к чертовой бабушке! Но все-таки я небогатый человек, ни замков, ни дворцов, есть дача в Дмитрове, дом бревенчатый. Вот поэтому я не могу бросить эту работу, к сожалению. Она кормит мою семью, мать — пенсионерка, брат — чернобылец, инвалид, у него трое детей, жена не работает, им нужно помогать. В общем-то, я один в семье кормилец. Второй брата — военный, тоже зарплату не платят уже полгода. Полковник, афганец, два ранения, награды правительственные… Поэтому я не могу бросить эту работу.
— А чем кончилось все тогда? Куда они делись, эти автоматчики?
— Ну куда делись? Они встретили меня, я, к сожалению, один оказался, потому что генеральный директор уехал на обед. Я их попросил подождать. Они постояли, с них пыл этот спал. А они в бронежилетах, им тяжело, жарко…
— Мальчишки, в общем-то?
— Да часа два сидели, разговаривали…
— Автоматчики что должны были делать конкретно?
— Они должны были прикрывать вхождение налоговых инспекторов сюда! Вообще-то, по-хорошему, я понимаю этих налоговых инспекторов, потому что приходить, грубо говоря, к человеку, которого ты ограбил, и требовать за ограбленное долю какую-то — за это можно получить в морду. Отец мне в детстве говорил: «Саша, нахалов нужно бить, и преимущественно в морду!» Вот, в принципе, можно было получит в морду, поэтому я их понимаю. Вот сюжет такой был у нас. Жизнь тут вообще веселая.
— Но тем не менее не жалеете ни о чем?
— Понимаете, жизнь дается один раз. О чем жалеть? Тогда можно вообще не жить, если жалеть.
… Что говорить, толковый, приятный человек Александр Евгеньевич Полстянов. Владимир Алексеевич явно не промах при подборе кадров.
Но вот вопрос: а поняла я наконец-то, как делаются миллиардеры? Опят у меня двадцать пять! Ну, «Пчелка», ну, с нее все и пошло. А как пошло? Как эта симпатичная «пчелка» обрела реактивный моторчик и долетела до столицы? Как? Что в том моторчике было самым-самым?
Я уже думала, что от природы самая непонятливая. Но и сотрудники великой фирмы «Ферейн» пожимали плечами:
— Кто его знает, как?
В качестве утешения они рассказали мне, из чего, собственно, возникло это название. Я-то по наивности считала вначале, что В.А, Брынцалов узнал, что давным-давно в Москве на Никольской улице существовала аптека знаменитого немца Карла Ивановича Феррейна. И вообще он много аптек создал. Но ведь «Ферейн» несколько отличается от «Феррейна», верно?
— Верно, — сказали мне с улыбкой всезнания. — Больше того, там, где мы сейчас с вами находимся, а находимся в Нагатине, было когда-то болотистое место, гать. Отсюда — «Нагатино». И здесь для своих аптек деловой Карл Иванович начал выращивать разные лекарственные травы. Это была сельская местность, до Москвы далеко. Аптечное дело у разворотливого Феррейна процветало. А в одиннадцатом-двенадцатом году здесь, на этом самом месте, его сын, Владимир Карлович, построил завод медпрепаратов. Как водится, в двадцатых годах его национализировали, Феррейна — вон… Завод назвали имени Карпова.
— А кто такой Карпов-то?
— А кто его знает? Вот я живу на улице Гримау. Кто такой Гримау? Больно нужно знать! Значит так, в девяностых годах пошло акционирование… Завитало прямо в воздухе — назвать наше предприятие именно так — «Феррейн». Ведь красиво? И традиция намечается… Но не тут-то было. Прослышали об этом германские родственники Феррейна, приехали сюда и потребовали у Брынцалова три миллиона дойчмарок. Н им честно сказал: «Наскребу по сусекам миллион, больше нет». Они в амбицию! Выложи ровно три миллиона, иначе название заберем! А дальше уже местная легенда приписывает момент озарения в уме жены Брынцалова Натальи. Будто бы она подумала-подумала и говорит: «Володь, давай вот что сделаем — уберем одну букву в слове „Феррейн“ и привет, ничего платить этим вымогателям не будем». Так и сделали. И немцы уехали ни с чем — жадность фраера сгубила. По-немецки кто понимает, «феррейн» — союз, а «ферейн» — просто красивое буквосочетание.
К слову: завод и в годы советской власти заработал себе славу. Именно здесь в 1944 году была изготовлена первая партия отечественного пенициллина, который спас тысячи жизней наших раненых солдат и офицеров! А мы-то все думали, где сидели и мудрили такие наши талантливые ученые! А здесь вот…
… Сижу вечером за своим столом со сбитыми набок мозгами… И вдруг на меня нисходит озарение: «Что это я все возле производственно-рыночно-денежных отношений кручусь! Есть же еще иные стороны жизни, которые надо бы прояснить!» Надо же, в конце концов, встретиться с Натальей Геннадиевной, женой Брынцалова, явно незаурядной женщиной, которая заставила говорит вместе с мужем о себе столько газет, журналов, телепередач…
Решила — с утра через пресс-секретаря договорюсь о встрече с Натальей Геннадиевной.
А на сон грядущий не утерпела — прочла очередное письмо «со свалки», адресованное супербогачу:
«Здравствуйте, уважаемые Наталья Геннадиевна и Владимир Алексеевич! Вы не представляете, в каком восторге от вас наша семья. Мы даже представить себе не могли, что в нашей стране живут такие люди, как вы, — независимые, свободные и богатые, ужасно богатые. Мы были поражены, когда смотрели о вас передачи по телевидению.
А нас с 1992 года преследуют одни неприятности и беды. Я уже два года не работаю. Мама болеет сделали операцию. Мой брат тоже не работает, сильно опухают колени, а сколько ездил в институт, чтобы подтвердить болезнь, — бесполезно. А его знакомым, с кем он работал вырубщиком, всем платят по инвалидности. Школа, где учится дочь, тоже будет платной. Муж работает на металлургическом комбинате и получает 800 тысяч рублей, иногда 900, и то с опозданием в два-три месяца. Постоянно занимаем деньги. Наша мечта открыть свое дело. Хотим попробовать выращивать грибы. С чего начать — не знаем. Может быть, посоветуете, с чего начать? Так надоела эта борьба за выживание…»
Что я для себя извлекла из этого конкретного письма? То, что нахожусь на верном пути в своих поисках ответа на горячий вопрос, волнующий миллионы и миллионы. И книжка моя пойдет нарасхват… Как в свое время люди хватали с прилавков Дейла Карнеги, обучавшего, как вести себя с людьми, чтобы обретать друзей и не плодить врагов… Тогда, в период самого первоначального накопления в нашей стране «мавродиев», киллеров, «властилин», рэкетиров и прочего — многие решили, что как только выучатся терпеливо слушать собеседника (по рецепту Дейла Карнеги), а по утрам и вечерам говорить себе: «Я добьюсь! Я одолею! Я не отступлю!» — все у них на ниве предпринимательства будет о’кей!
ЛЕНИН, КАК КРОТ, ГОРБАЧЕВ, КАК…
Спешу в «Ферейн» на третье свидание с В.А. Брынцаловым. «А может, зря?» — опять невольно приходит в голову. — Может, его уже там нет? Может, уже чего-то там…» И почему бы мне так не думать? Вон у выхода из метро интеллигентный старичок с бородкой, в очочках милостыню просит, книжка из кармана торчит. Думал ли он, что когда-нибудь превратится в нищего? А в газетке сообщают как бы между прочим, что из Эстонии в Россию нелегально ввезены десятки тысяч «стволов» стрелкового оружия для криминальных «компаньонов», словно бы по-другому и быть не могло, что в Петербурге энергетики грозят отключить от Эрмитажа тепло, хотя это катастрофа мирового масштаба будет, потому что там, в музее, в се утыкано датчиками, которые следят за микроклиматом, и малейшие изменения его приведут к гибели шедевров Рембрандта и Рафаэля. А в Караганде голодают шахтеры, и конца-края их бедам не видно, а в Москве задержали рядового срочной службы из воинской части, расположенной в Подмосковье, и в сумке у него обнаружили сверхмощную взрывчатку, похищенную с воинского склада… А вдоль престижного Рублевского шоссе какие, однако, наросли в последнее время дачки — дворцы на пустом, вроде, месте, и никто ведь их хозяевам, сегодняшним чиновникам, вопроса не задает: «А откуда такие деньжата колоссальные взялись?»
Да мало ли, что и вдруг, и как совершается вопреки всякой логике, смыслу и поверх всяких красивых законов-постановлений, в нынешней России! Мне только обидно было бы, если бы мой герой и впрямь исчез, а я бы так и осталась с разинутым ртом, не получив ответа на свой вопрос, который одновременно волнует и почти все население страны: «Как становятся миллиардерами?»
… Владимир Алексеевич Брынцалов как ни в чем не бывало прошел в свой кабинет, и скоро мы опять сидели тет-а-тет. После того, впрочем, как он снял с себя пиджак, в котором приехал, а ему поднесли и надели на него другой, в мелкую клеточку. Возможно, опять же все это были какие-то жутко дорогие пиджаки, но я в этом не разбираюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
— И как же в этих условиях вы будете дальше карабкаться?
— Что же, вы думаете, мы такие беззубые? В этом черта Брынцалова, что он сам не успокаивается, и нам не дает. Если это его, — а он все российское считает своим, — вырвет. Вот заглотишь его, он засунет руку в рот, из желудка достанет этот кусок и вырвет: отдай, мое! И других заставляет так работать! Представляете? За свое, то, что мы сделали, мы будем бороться. Мы не сдадимся, мы будем биться, и в конце концов эти деньги, которые отправляются за рубеж, останутся здесь, на «Ферейне». Не псевдомайкопский инсулин, который Нечаев якобы здесь производит, а на самом деле полякам отправлялись деньги за эту лекарственную форму, — нет, накося, выкуси, больше не надо! Все останется здесь, в России, в русской фармацевтической компании, которая называется ФАО «Ферейн»!
— Говорят, вы зарываетесь?
— Мы не зарываемся, мы ведем себя мирно, нормально. Нас пытались ту по-разному зажать, потому что у нас дурацкие законы, все сделано, чтобы загубить российского производителя, никто его не ждет, только слова одни: предприниматели, вот, их нужно поддерживать, и так далее, и тому подобное. У граждан нет заработной платы, им оплачивать нечем товарные массы. И у банка нет денег. Банку невыгодно инвестировать производств. Те банки, которые инвестируют производство, например, Тверьуниверсалбанк и другие, они пропали. В итоге — общество безденежное на сегодняшний день. Нам грозить и угрожать бесполезно. А правительство на нас, как на всех других предпринимателей, накатывает постоянно. Ну, например, с налогами. Вот, пожалуйста, в прошлом году, девятнадцатого декабря, в обеденное время, я выходу вот из этой двери, иду в сторону коридора — бежит наш сотрудник, а за ним гонится… автоматчик, вот в этом своем пятнистом одеянии, и в чулке, где только одни глаза видны, с автоматом наперевес! Это налоговая полиция приехала брать с «Ферейна» налоги за якобы полученную прибыль. И мало того — они накрутили еще пени, и в результате сумма налогов у нас составляла где-то около двадцати семи миллиардов, а с пенями она выросла до цифры шестьдесят восемь!
— Отдали?
— Послушайте, а почему мы должны отдавать? Я ж вам говорю, что Ферейн» — такая фирма, которая просто так не отдаст свое.
— Боретесь?
— Боремся, мы подали в суд и отбились от них. Это Брынцалов! Другой бы отступил, а он… Иногда устаешь, надоедает все, думаешь — к чертовой бабушке! Но все-таки я небогатый человек, ни замков, ни дворцов, есть дача в Дмитрове, дом бревенчатый. Вот поэтому я не могу бросить эту работу, к сожалению. Она кормит мою семью, мать — пенсионерка, брат — чернобылец, инвалид, у него трое детей, жена не работает, им нужно помогать. В общем-то, я один в семье кормилец. Второй брата — военный, тоже зарплату не платят уже полгода. Полковник, афганец, два ранения, награды правительственные… Поэтому я не могу бросить эту работу.
— А чем кончилось все тогда? Куда они делись, эти автоматчики?
— Ну куда делись? Они встретили меня, я, к сожалению, один оказался, потому что генеральный директор уехал на обед. Я их попросил подождать. Они постояли, с них пыл этот спал. А они в бронежилетах, им тяжело, жарко…
— Мальчишки, в общем-то?
— Да часа два сидели, разговаривали…
— Автоматчики что должны были делать конкретно?
— Они должны были прикрывать вхождение налоговых инспекторов сюда! Вообще-то, по-хорошему, я понимаю этих налоговых инспекторов, потому что приходить, грубо говоря, к человеку, которого ты ограбил, и требовать за ограбленное долю какую-то — за это можно получить в морду. Отец мне в детстве говорил: «Саша, нахалов нужно бить, и преимущественно в морду!» Вот, в принципе, можно было получит в морду, поэтому я их понимаю. Вот сюжет такой был у нас. Жизнь тут вообще веселая.
— Но тем не менее не жалеете ни о чем?
— Понимаете, жизнь дается один раз. О чем жалеть? Тогда можно вообще не жить, если жалеть.
… Что говорить, толковый, приятный человек Александр Евгеньевич Полстянов. Владимир Алексеевич явно не промах при подборе кадров.
Но вот вопрос: а поняла я наконец-то, как делаются миллиардеры? Опят у меня двадцать пять! Ну, «Пчелка», ну, с нее все и пошло. А как пошло? Как эта симпатичная «пчелка» обрела реактивный моторчик и долетела до столицы? Как? Что в том моторчике было самым-самым?
Я уже думала, что от природы самая непонятливая. Но и сотрудники великой фирмы «Ферейн» пожимали плечами:
— Кто его знает, как?
В качестве утешения они рассказали мне, из чего, собственно, возникло это название. Я-то по наивности считала вначале, что В.А, Брынцалов узнал, что давным-давно в Москве на Никольской улице существовала аптека знаменитого немца Карла Ивановича Феррейна. И вообще он много аптек создал. Но ведь «Ферейн» несколько отличается от «Феррейна», верно?
— Верно, — сказали мне с улыбкой всезнания. — Больше того, там, где мы сейчас с вами находимся, а находимся в Нагатине, было когда-то болотистое место, гать. Отсюда — «Нагатино». И здесь для своих аптек деловой Карл Иванович начал выращивать разные лекарственные травы. Это была сельская местность, до Москвы далеко. Аптечное дело у разворотливого Феррейна процветало. А в одиннадцатом-двенадцатом году здесь, на этом самом месте, его сын, Владимир Карлович, построил завод медпрепаратов. Как водится, в двадцатых годах его национализировали, Феррейна — вон… Завод назвали имени Карпова.
— А кто такой Карпов-то?
— А кто его знает? Вот я живу на улице Гримау. Кто такой Гримау? Больно нужно знать! Значит так, в девяностых годах пошло акционирование… Завитало прямо в воздухе — назвать наше предприятие именно так — «Феррейн». Ведь красиво? И традиция намечается… Но не тут-то было. Прослышали об этом германские родственники Феррейна, приехали сюда и потребовали у Брынцалова три миллиона дойчмарок. Н им честно сказал: «Наскребу по сусекам миллион, больше нет». Они в амбицию! Выложи ровно три миллиона, иначе название заберем! А дальше уже местная легенда приписывает момент озарения в уме жены Брынцалова Натальи. Будто бы она подумала-подумала и говорит: «Володь, давай вот что сделаем — уберем одну букву в слове „Феррейн“ и привет, ничего платить этим вымогателям не будем». Так и сделали. И немцы уехали ни с чем — жадность фраера сгубила. По-немецки кто понимает, «феррейн» — союз, а «ферейн» — просто красивое буквосочетание.
К слову: завод и в годы советской власти заработал себе славу. Именно здесь в 1944 году была изготовлена первая партия отечественного пенициллина, который спас тысячи жизней наших раненых солдат и офицеров! А мы-то все думали, где сидели и мудрили такие наши талантливые ученые! А здесь вот…
… Сижу вечером за своим столом со сбитыми набок мозгами… И вдруг на меня нисходит озарение: «Что это я все возле производственно-рыночно-денежных отношений кручусь! Есть же еще иные стороны жизни, которые надо бы прояснить!» Надо же, в конце концов, встретиться с Натальей Геннадиевной, женой Брынцалова, явно незаурядной женщиной, которая заставила говорит вместе с мужем о себе столько газет, журналов, телепередач…
Решила — с утра через пресс-секретаря договорюсь о встрече с Натальей Геннадиевной.
А на сон грядущий не утерпела — прочла очередное письмо «со свалки», адресованное супербогачу:
«Здравствуйте, уважаемые Наталья Геннадиевна и Владимир Алексеевич! Вы не представляете, в каком восторге от вас наша семья. Мы даже представить себе не могли, что в нашей стране живут такие люди, как вы, — независимые, свободные и богатые, ужасно богатые. Мы были поражены, когда смотрели о вас передачи по телевидению.
А нас с 1992 года преследуют одни неприятности и беды. Я уже два года не работаю. Мама болеет сделали операцию. Мой брат тоже не работает, сильно опухают колени, а сколько ездил в институт, чтобы подтвердить болезнь, — бесполезно. А его знакомым, с кем он работал вырубщиком, всем платят по инвалидности. Школа, где учится дочь, тоже будет платной. Муж работает на металлургическом комбинате и получает 800 тысяч рублей, иногда 900, и то с опозданием в два-три месяца. Постоянно занимаем деньги. Наша мечта открыть свое дело. Хотим попробовать выращивать грибы. С чего начать — не знаем. Может быть, посоветуете, с чего начать? Так надоела эта борьба за выживание…»
Что я для себя извлекла из этого конкретного письма? То, что нахожусь на верном пути в своих поисках ответа на горячий вопрос, волнующий миллионы и миллионы. И книжка моя пойдет нарасхват… Как в свое время люди хватали с прилавков Дейла Карнеги, обучавшего, как вести себя с людьми, чтобы обретать друзей и не плодить врагов… Тогда, в период самого первоначального накопления в нашей стране «мавродиев», киллеров, «властилин», рэкетиров и прочего — многие решили, что как только выучатся терпеливо слушать собеседника (по рецепту Дейла Карнеги), а по утрам и вечерам говорить себе: «Я добьюсь! Я одолею! Я не отступлю!» — все у них на ниве предпринимательства будет о’кей!
ЛЕНИН, КАК КРОТ, ГОРБАЧЕВ, КАК…
Спешу в «Ферейн» на третье свидание с В.А. Брынцаловым. «А может, зря?» — опять невольно приходит в голову. — Может, его уже там нет? Может, уже чего-то там…» И почему бы мне так не думать? Вон у выхода из метро интеллигентный старичок с бородкой, в очочках милостыню просит, книжка из кармана торчит. Думал ли он, что когда-нибудь превратится в нищего? А в газетке сообщают как бы между прочим, что из Эстонии в Россию нелегально ввезены десятки тысяч «стволов» стрелкового оружия для криминальных «компаньонов», словно бы по-другому и быть не могло, что в Петербурге энергетики грозят отключить от Эрмитажа тепло, хотя это катастрофа мирового масштаба будет, потому что там, в музее, в се утыкано датчиками, которые следят за микроклиматом, и малейшие изменения его приведут к гибели шедевров Рембрандта и Рафаэля. А в Караганде голодают шахтеры, и конца-края их бедам не видно, а в Москве задержали рядового срочной службы из воинской части, расположенной в Подмосковье, и в сумке у него обнаружили сверхмощную взрывчатку, похищенную с воинского склада… А вдоль престижного Рублевского шоссе какие, однако, наросли в последнее время дачки — дворцы на пустом, вроде, месте, и никто ведь их хозяевам, сегодняшним чиновникам, вопроса не задает: «А откуда такие деньжата колоссальные взялись?»
Да мало ли, что и вдруг, и как совершается вопреки всякой логике, смыслу и поверх всяких красивых законов-постановлений, в нынешней России! Мне только обидно было бы, если бы мой герой и впрямь исчез, а я бы так и осталась с разинутым ртом, не получив ответа на свой вопрос, который одновременно волнует и почти все население страны: «Как становятся миллиардерами?»
… Владимир Алексеевич Брынцалов как ни в чем не бывало прошел в свой кабинет, и скоро мы опять сидели тет-а-тет. После того, впрочем, как он снял с себя пиджак, в котором приехал, а ему поднесли и надели на него другой, в мелкую клеточку. Возможно, опять же все это были какие-то жутко дорогие пиджаки, но я в этом не разбираюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55