Второй выстрел срубил петуху голову, третий — хвост. Четвертый, последний, перерубил штырь флюгера, словно серп пшеничный колос. Флюгер грохнулся на разбитую крышу дома и исчез внутри дома. Ветер, продолжавший продувать пляж и заброшенный дом, унес звуки выстрелов.
Слоэн медленно поднялся, поставил автомат на предохранитель. Четырнадцать выстрелов в полуавтоматическом режиме, четырнадцать точных попаданий с дистанции четыреста метров при сильном боковом ветре. И это после двенадцатитикилометрвого кросса. Слоэн улыбнулся довольный: очень-очень маленькая, бессмысленная победа над наступающим возрастом.
И тут он заметил блик.
Оттуда, с гребня дюны, за домом-мишенью. Миллисекундная вспышка. Ее источник не вызывал сомнений: отражение солнечного света в стекле бинокля. Кто-то был там, на дюне.
Человек, стоявший чуть ниже гребня дюны, опустил телеметрический «цейс», сощурив глаза, чтобы защитить их от встающего над Атлантикой солнца. С этого места Слоэн виделся маленькой темной фигуркой на фоне серого песка.
Человек вновь поднес бинокль к глазам. Никого. Никакого движения, никаких следов Слоэна. Призмы оптического прибора увеличивали только безмолвие и безлюдность песчаного рельефа. Человек повел биноклем вдоль дюн. И там никого. Только легкая кисея пыли — все, что осталось от исчезнувшего вдруг Дэвида Слоэна.
Наблюдатель положил бинокль в чехол, висевший на груди. Он увидел все, что хотел увидеть. Сейчас ему нужно было уходить отсюда. И как можно быстрее. Он сбежал с дюны к автомобилю, стоящему на дороге, параллельной пляжу.
Слоэн возник из ниоткуда на вершине дюны с автоматом в руках. Проводил глазами облачко пыли, поднятое бегущим человеком. Метрах в пятидесяти отсюда, автомобиль сорвался с места на большой скорости, визжа шинами на асфальте. Слоэн проводил взглядом машину, мчавшуюся по дороге между дюнами. С такого расстояния было невозможно разглядеть номер, но машину он идентифицировал: «бмв»-320» черного цвета.
Слоэн перебросил автомат за спину. Человек за рулем, кем бы он ни был, еще вернется. Они всегда возвращаются. Это неизбежно.
Такова цена искупления.
2.
Кармине Апра ненавидел так называемую информацию.
Печатная страница приводила его в бешенство, а телепрограммы вызывали острый приступ диарреи. Особенно те, в которых рассказывалось о нем и его делишках.
Это открылось ему много лет назад, когда он еще не покинул свою родную землю и был почетным гостем в камере тюрьмы Уччиардоне. Там, в камере, где практически любая вещь годилась для того, чтобы убивать время, ему случилось прочесть книгу, некое исследование по информации, написанное каким-то малым, который явно подержал в цианиде клавиатуру своего компьютера и в этой стране стукачей не побоялся назвать вещи своими именами. Апра запамятовал его имя. Но понравившиеся ему слова из этого сосуда с желчью запомнил отлично: говорящие бюсты . Это про напыщенных рогоносцев, что обращаются к тебе по три-четыре раза на дню с экранов одноглазого монстра.
Говорящие бюсты. Верно, черт возьми, как верно. Вот они: банда болтающих сверчков, разрезанных по пояс рамкой экрана, с рожами, вызванными к жизни кнопкой пульта, с таким количеством серого вещества в башке, сколько у надувной куклы, наполненной теплой водой.
Говорящие бюсты. Нет, хуже. Для него они говорящие задницы и ничто иное.
«Катанский зверь», так эти задницы назвали его много лет назад. Со времени его тридцать первого ареста, в связи с четырнадцатым обвинением в предумышленном убийстве. К чему добавились резня, уничтожение трупов, организация преступной группы, хранение боевого оружия, вооруженные грабежи со взломом, похищения с применением оружия, нанесение тяжелых побоев, изнасилования, вымогательство и прочие бла-бла-бла.
Как же он их ненавидел. Всех, без разбора. Он их ненавидел, наверное, еще сильнее, чем полицейских и судей. Но ему еще не выпадало случая вышибить мозги кому-нибудь из них. Одна из немногих вещей, которая его огорчала. Но, честно говоря, не так уж сильно: рано или поздно какой-нибудь из этих мудаков, совершит большую ошибку. Это неизбежно. И тогда он, Кармине Апра, «катанский зверь», отплатит им по полной программе.
Он стоял неподвижно перед запыленным окном, всматриваясь в темноту сквозь омытые дождем стекла. Восьмью этажами ниже переливался белыми и красными огнями проспект Семпионе, главная артерия северного Милана, нескончаемая автомобильная река.
Он поднял глаза, стараясь разглядеть габаритные огни на конце антенны гигантской телевизионной башни, торчащий скелетообразный символ власти говорящих задниц . Но огней не было видно: низкие тучи и завеса дождя, фиолетовая от городской иллюминации, поглощали все.
Зима в северной Италии уже заявила о себе злым дыханием. Отопление еще не включили. Он, Джанни Скалия и Лука Бонески укрылись в этой пустой квартире сразу же после убийства судьи Варци. Квартира пропахла помойкой. Сырость, вонь окурков, смрад объедков в разбросанных повсюду банках.
Апра поднес к губам стакан до краев полный граппы, сделал большой глоток. Некоторое время смотрел на свое отражение в оконном стекле. Ему было тридцать два года, половину из них он провел по тюрьмам, включая пять лет в карцере строгого режима. Черты его лица были резкими, придававшими ему зверское выражение. Куриные лапки в углах глаз. Глубокие морщины на лбу. Проклятые шестнадцать лет оставили свои следы. А может быть, их оставила злоба ко всему и всем, переполнявшая с детства, это необъяснимое существо без формы и лица, заползшее ему в душу лет в тринадцать, когда он чумазым босым пацаном бегал по узким переулкам катанской окраины. Что с ним случилось? Что понял он о себе в тот день, когда кирпичом разбил голову старушке-пенсионерке, которая не хотела отдать ему свою сумку? Это было как ослепляющая вспышка, полученная от дозы кокаина. Что-то эротичное. Оргазм без секса.
Со старухи все и началось. Дальше покатилось само собой. Кровавая дорожка смертей. Кражи, разбои, вооруженные грабежи, похищение людей и вступление в могущественный клан Дона Франческо Деллакроче. К этому моменту Кармине Апра было двадцать два года и он был коронован в принцы сицилийской мафии.
Паскуды-журналисты уже давно сели ему на хвост. Кое-кто из них напрямую пытался вписать его в лист подозреваемых по делу об убийстве судей Фальконе и Борселино. Не вышло. Не было доказательств. Доказательств не было никогда . И не могло быть. Ни по одному из четырнадцати обвинений в убийствах, которые то так, то эдак, пытались на него повесить.
Апра повернулся. Комната выглядела мерзко: матрасы, брошенные на грязный пол, маленький черно-белый телевизор на ящике из-под фруктов, несколько дачных стульев, разбросанная одежда, переполненные пепельницы, пустые бутылки и жестяные банки.
И оружие. Куча оружия различного калибра: два автомата «калашников АК-47», обрез двустволки, небольшой пистолет-автомат «мак-10», револьвер «магнум» 357-го калибра, два автоматических «кольта-45», набитые патронами обоймы, коробки с патронами. Достаточно для ведения войны.
Джанни Скалия, крупный, мускулистый мужик с трехдневной щетиной, жесткой, словно лошадиный скребок, валялся на одном из матрасов.
— Шли бы вы к … матери, суки! — Скалия, дымя очередной сигаретой, выпустил струю дыма в сторону экрана телевизора.
— Жаль, что они не могут тебя слышать, а, Джанни? — Апра отхлебнул из стакана. — А то бы наложили в штаны от страха.
Лука Бонелли, полулежа на другом матрасе, сделал страшную рожу и рыгнул.
Все трое уставились на сменяющие друг друга изображения на экране. Полицейские останавливают автомобили для проверки. Полицейские с собаками прочесывают улицы на окраине Милана. Летают вертолеты. Личный досмотр. Патрульные автомобили со включенными сиренами. Очередная говорящая задница плаксиво комментирует происходящее.
— …Почти одиннадцать суток прошло со дня кровавой бойни на улице Фарини, но попытки правоохранительных органов найти убийц пока не дали результатов. Тем не менее, результат ожидается в ближайшее время. В этом нас заверили на сегодняшней пресс-конференции во Дворце Правосудия начальник миланской полиции, и судья Пьетро Гало, назначенный руководителем следствия по делу убийства судьи Варци.
Суета полицейских на экране сменилась изображением крупного мужчины лет тридцати в очках в тонкой металлической оправе. Толпа репортеров и телеоператоров совала ему в лицо микрофоны и объективы камер.
— Ну и дурацкая рожа у этого говнюка! — фыркнул Бонелли.
— Это — очень опасный говнюк, — ответил Апра.
— Варци тоже был опасным, — хохотнул Скалия, обнажив прокуренные зубы, — а сейчас он мертвый говнюк.
— Пришел момент твердо сказать: хватит! — заявил с экрана Гало. — Мы не позволили взять нас за горло «красным бригадам», не позволим сделать это и мафии, старой или новой, любой, какая есть. Судья Варци исполнял свой долг и заплатил за это своей жизнью. Мы сделаем все, чтобы этот человек и его решимость бороться с преступностью не были забыты. Не позволим, чтобы его жертва осталась бесполезной. Не позволим банде убийц запугать правосудие и следствие. Им не запугать нас!
— Пой, говнюк, пой! — Скалия опять пустил струю дыма в экран. — Ни хрена у тебя не выйдет. Что скажешь, Кармине?
Апра не ответил. Порыв ветра бросил в окно капли дождя. Звук стучащих по стеклу капель странным образом напомнил ему щелкающий звук хвоста гремучей змеи.
Шесть теней.
Они растворились в ночи, скользнули по блестящей мокрой, продуваемой ветром крыше. Шесть мужчин в черных боевых комбинезонах, перетянутых нейлоновыми лямками с карабинами и с мотками прочных альпинистских веревок за плечами. Вооруженные автоматами и короткоствольной винтовкой.
Таких, как они, существовало всего двести пятьдесят человек во всей Италии. Отбор велся в течение двух лет. После чего в течение девяти месяцев шли интенсивное обучение. В Италии об их существовании знало не более тридцати человек из окружения президента, главы правительства и МВД.
Они назывались 4-й Дивизион. Название достаточно нейтральное, чтобы не привлекать особого интереса, и достаточно специфичное, чтобы не звучать двусмысленно для посвященных.
Для людей из 4-го Дивизиона права обвиняемого было бессмысленным понятием. Перед ними стояла задача: локализация — проникновение — уничтожение. Всего неделю назад они разрешили небольшую чеченскую проблему в частном аэропорту неподалеку от Турина. А сейчас Группа Бета 4-го Дивизиона вновь вышла на задание.
Сержант Клаудио Джунти, командир группы, позывной «бета 1», подошел к краю крыши и присел на корточки, глядя вниз. Под ним переливался огнями проспект Семпионе.
По лицу Джунти, покрытому черной, размытой дождем, краской, пробежала короткая усмешка. Он вспомнил, как его пугала высота, когда он впервые оказался на верхней площадке тренировочной башни. Здесь и сейчас, пять лет спустя, прогулка по самому краю сорокаметровой бездны не вызывала в нем никаких эмоций.
Джунти повернул голову к рации, укрепленной на его левом плече, и произнес:
— Бета 1 на уровне восемь.
— Здесь альфа 1, — ответила рация голосом человека, находившегося парой этажей ниже.
— Уровень шесть, готовность.
Джунти посмотрел за спину. Его ребята закрепили веревки в карабинах комбинезонов и замерли на карнизе в ожидании команды.
— Уровень восемь, полная готовность, — проговорил он в рацию, — стен-бай зеленый свет.
— Альфа 1. Всем стен-бай.
Все заключенные являются политическими заключенными.
Было время, когда Андреа Каларно, старший комиссар Отдела убийств Центрального полицейского управления Милана, верил в это. Он верил в это на самом деле .
Он доверял мыслям и личности человека, сказавшего эту фразу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Слоэн медленно поднялся, поставил автомат на предохранитель. Четырнадцать выстрелов в полуавтоматическом режиме, четырнадцать точных попаданий с дистанции четыреста метров при сильном боковом ветре. И это после двенадцатитикилометрвого кросса. Слоэн улыбнулся довольный: очень-очень маленькая, бессмысленная победа над наступающим возрастом.
И тут он заметил блик.
Оттуда, с гребня дюны, за домом-мишенью. Миллисекундная вспышка. Ее источник не вызывал сомнений: отражение солнечного света в стекле бинокля. Кто-то был там, на дюне.
Человек, стоявший чуть ниже гребня дюны, опустил телеметрический «цейс», сощурив глаза, чтобы защитить их от встающего над Атлантикой солнца. С этого места Слоэн виделся маленькой темной фигуркой на фоне серого песка.
Человек вновь поднес бинокль к глазам. Никого. Никакого движения, никаких следов Слоэна. Призмы оптического прибора увеличивали только безмолвие и безлюдность песчаного рельефа. Человек повел биноклем вдоль дюн. И там никого. Только легкая кисея пыли — все, что осталось от исчезнувшего вдруг Дэвида Слоэна.
Наблюдатель положил бинокль в чехол, висевший на груди. Он увидел все, что хотел увидеть. Сейчас ему нужно было уходить отсюда. И как можно быстрее. Он сбежал с дюны к автомобилю, стоящему на дороге, параллельной пляжу.
Слоэн возник из ниоткуда на вершине дюны с автоматом в руках. Проводил глазами облачко пыли, поднятое бегущим человеком. Метрах в пятидесяти отсюда, автомобиль сорвался с места на большой скорости, визжа шинами на асфальте. Слоэн проводил взглядом машину, мчавшуюся по дороге между дюнами. С такого расстояния было невозможно разглядеть номер, но машину он идентифицировал: «бмв»-320» черного цвета.
Слоэн перебросил автомат за спину. Человек за рулем, кем бы он ни был, еще вернется. Они всегда возвращаются. Это неизбежно.
Такова цена искупления.
2.
Кармине Апра ненавидел так называемую информацию.
Печатная страница приводила его в бешенство, а телепрограммы вызывали острый приступ диарреи. Особенно те, в которых рассказывалось о нем и его делишках.
Это открылось ему много лет назад, когда он еще не покинул свою родную землю и был почетным гостем в камере тюрьмы Уччиардоне. Там, в камере, где практически любая вещь годилась для того, чтобы убивать время, ему случилось прочесть книгу, некое исследование по информации, написанное каким-то малым, который явно подержал в цианиде клавиатуру своего компьютера и в этой стране стукачей не побоялся назвать вещи своими именами. Апра запамятовал его имя. Но понравившиеся ему слова из этого сосуда с желчью запомнил отлично: говорящие бюсты . Это про напыщенных рогоносцев, что обращаются к тебе по три-четыре раза на дню с экранов одноглазого монстра.
Говорящие бюсты. Верно, черт возьми, как верно. Вот они: банда болтающих сверчков, разрезанных по пояс рамкой экрана, с рожами, вызванными к жизни кнопкой пульта, с таким количеством серого вещества в башке, сколько у надувной куклы, наполненной теплой водой.
Говорящие бюсты. Нет, хуже. Для него они говорящие задницы и ничто иное.
«Катанский зверь», так эти задницы назвали его много лет назад. Со времени его тридцать первого ареста, в связи с четырнадцатым обвинением в предумышленном убийстве. К чему добавились резня, уничтожение трупов, организация преступной группы, хранение боевого оружия, вооруженные грабежи со взломом, похищения с применением оружия, нанесение тяжелых побоев, изнасилования, вымогательство и прочие бла-бла-бла.
Как же он их ненавидел. Всех, без разбора. Он их ненавидел, наверное, еще сильнее, чем полицейских и судей. Но ему еще не выпадало случая вышибить мозги кому-нибудь из них. Одна из немногих вещей, которая его огорчала. Но, честно говоря, не так уж сильно: рано или поздно какой-нибудь из этих мудаков, совершит большую ошибку. Это неизбежно. И тогда он, Кармине Апра, «катанский зверь», отплатит им по полной программе.
Он стоял неподвижно перед запыленным окном, всматриваясь в темноту сквозь омытые дождем стекла. Восьмью этажами ниже переливался белыми и красными огнями проспект Семпионе, главная артерия северного Милана, нескончаемая автомобильная река.
Он поднял глаза, стараясь разглядеть габаритные огни на конце антенны гигантской телевизионной башни, торчащий скелетообразный символ власти говорящих задниц . Но огней не было видно: низкие тучи и завеса дождя, фиолетовая от городской иллюминации, поглощали все.
Зима в северной Италии уже заявила о себе злым дыханием. Отопление еще не включили. Он, Джанни Скалия и Лука Бонески укрылись в этой пустой квартире сразу же после убийства судьи Варци. Квартира пропахла помойкой. Сырость, вонь окурков, смрад объедков в разбросанных повсюду банках.
Апра поднес к губам стакан до краев полный граппы, сделал большой глоток. Некоторое время смотрел на свое отражение в оконном стекле. Ему было тридцать два года, половину из них он провел по тюрьмам, включая пять лет в карцере строгого режима. Черты его лица были резкими, придававшими ему зверское выражение. Куриные лапки в углах глаз. Глубокие морщины на лбу. Проклятые шестнадцать лет оставили свои следы. А может быть, их оставила злоба ко всему и всем, переполнявшая с детства, это необъяснимое существо без формы и лица, заползшее ему в душу лет в тринадцать, когда он чумазым босым пацаном бегал по узким переулкам катанской окраины. Что с ним случилось? Что понял он о себе в тот день, когда кирпичом разбил голову старушке-пенсионерке, которая не хотела отдать ему свою сумку? Это было как ослепляющая вспышка, полученная от дозы кокаина. Что-то эротичное. Оргазм без секса.
Со старухи все и началось. Дальше покатилось само собой. Кровавая дорожка смертей. Кражи, разбои, вооруженные грабежи, похищение людей и вступление в могущественный клан Дона Франческо Деллакроче. К этому моменту Кармине Апра было двадцать два года и он был коронован в принцы сицилийской мафии.
Паскуды-журналисты уже давно сели ему на хвост. Кое-кто из них напрямую пытался вписать его в лист подозреваемых по делу об убийстве судей Фальконе и Борселино. Не вышло. Не было доказательств. Доказательств не было никогда . И не могло быть. Ни по одному из четырнадцати обвинений в убийствах, которые то так, то эдак, пытались на него повесить.
Апра повернулся. Комната выглядела мерзко: матрасы, брошенные на грязный пол, маленький черно-белый телевизор на ящике из-под фруктов, несколько дачных стульев, разбросанная одежда, переполненные пепельницы, пустые бутылки и жестяные банки.
И оружие. Куча оружия различного калибра: два автомата «калашников АК-47», обрез двустволки, небольшой пистолет-автомат «мак-10», револьвер «магнум» 357-го калибра, два автоматических «кольта-45», набитые патронами обоймы, коробки с патронами. Достаточно для ведения войны.
Джанни Скалия, крупный, мускулистый мужик с трехдневной щетиной, жесткой, словно лошадиный скребок, валялся на одном из матрасов.
— Шли бы вы к … матери, суки! — Скалия, дымя очередной сигаретой, выпустил струю дыма в сторону экрана телевизора.
— Жаль, что они не могут тебя слышать, а, Джанни? — Апра отхлебнул из стакана. — А то бы наложили в штаны от страха.
Лука Бонелли, полулежа на другом матрасе, сделал страшную рожу и рыгнул.
Все трое уставились на сменяющие друг друга изображения на экране. Полицейские останавливают автомобили для проверки. Полицейские с собаками прочесывают улицы на окраине Милана. Летают вертолеты. Личный досмотр. Патрульные автомобили со включенными сиренами. Очередная говорящая задница плаксиво комментирует происходящее.
— …Почти одиннадцать суток прошло со дня кровавой бойни на улице Фарини, но попытки правоохранительных органов найти убийц пока не дали результатов. Тем не менее, результат ожидается в ближайшее время. В этом нас заверили на сегодняшней пресс-конференции во Дворце Правосудия начальник миланской полиции, и судья Пьетро Гало, назначенный руководителем следствия по делу убийства судьи Варци.
Суета полицейских на экране сменилась изображением крупного мужчины лет тридцати в очках в тонкой металлической оправе. Толпа репортеров и телеоператоров совала ему в лицо микрофоны и объективы камер.
— Ну и дурацкая рожа у этого говнюка! — фыркнул Бонелли.
— Это — очень опасный говнюк, — ответил Апра.
— Варци тоже был опасным, — хохотнул Скалия, обнажив прокуренные зубы, — а сейчас он мертвый говнюк.
— Пришел момент твердо сказать: хватит! — заявил с экрана Гало. — Мы не позволили взять нас за горло «красным бригадам», не позволим сделать это и мафии, старой или новой, любой, какая есть. Судья Варци исполнял свой долг и заплатил за это своей жизнью. Мы сделаем все, чтобы этот человек и его решимость бороться с преступностью не были забыты. Не позволим, чтобы его жертва осталась бесполезной. Не позволим банде убийц запугать правосудие и следствие. Им не запугать нас!
— Пой, говнюк, пой! — Скалия опять пустил струю дыма в экран. — Ни хрена у тебя не выйдет. Что скажешь, Кармине?
Апра не ответил. Порыв ветра бросил в окно капли дождя. Звук стучащих по стеклу капель странным образом напомнил ему щелкающий звук хвоста гремучей змеи.
Шесть теней.
Они растворились в ночи, скользнули по блестящей мокрой, продуваемой ветром крыше. Шесть мужчин в черных боевых комбинезонах, перетянутых нейлоновыми лямками с карабинами и с мотками прочных альпинистских веревок за плечами. Вооруженные автоматами и короткоствольной винтовкой.
Таких, как они, существовало всего двести пятьдесят человек во всей Италии. Отбор велся в течение двух лет. После чего в течение девяти месяцев шли интенсивное обучение. В Италии об их существовании знало не более тридцати человек из окружения президента, главы правительства и МВД.
Они назывались 4-й Дивизион. Название достаточно нейтральное, чтобы не привлекать особого интереса, и достаточно специфичное, чтобы не звучать двусмысленно для посвященных.
Для людей из 4-го Дивизиона права обвиняемого было бессмысленным понятием. Перед ними стояла задача: локализация — проникновение — уничтожение. Всего неделю назад они разрешили небольшую чеченскую проблему в частном аэропорту неподалеку от Турина. А сейчас Группа Бета 4-го Дивизиона вновь вышла на задание.
Сержант Клаудио Джунти, командир группы, позывной «бета 1», подошел к краю крыши и присел на корточки, глядя вниз. Под ним переливался огнями проспект Семпионе.
По лицу Джунти, покрытому черной, размытой дождем, краской, пробежала короткая усмешка. Он вспомнил, как его пугала высота, когда он впервые оказался на верхней площадке тренировочной башни. Здесь и сейчас, пять лет спустя, прогулка по самому краю сорокаметровой бездны не вызывала в нем никаких эмоций.
Джунти повернул голову к рации, укрепленной на его левом плече, и произнес:
— Бета 1 на уровне восемь.
— Здесь альфа 1, — ответила рация голосом человека, находившегося парой этажей ниже.
— Уровень шесть, готовность.
Джунти посмотрел за спину. Его ребята закрепили веревки в карабинах комбинезонов и замерли на карнизе в ожидании команды.
— Уровень восемь, полная готовность, — проговорил он в рацию, — стен-бай зеленый свет.
— Альфа 1. Всем стен-бай.
Все заключенные являются политическими заключенными.
Было время, когда Андреа Каларно, старший комиссар Отдела убийств Центрального полицейского управления Милана, верил в это. Он верил в это на самом деле .
Он доверял мыслям и личности человека, сказавшего эту фразу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34