Короче, эта любовь была совершенно необъяснимой с рациональной точки зрения. Как и положено любви.
Йоги и психи уходят в себя. Влюблённые без остатка уходят друг в друга, выныривая на поверхность реальности редко и неохотно. Одно из таких выныриваний завершилось для Сани и Ксюхи крупными неприятностями.
До этого момента молодые существовали на скудные пожертвования родителей и на Санину стипендию, которой хватало разве что на дешёвую зубную пасту да на медиаторы для его гитары. Но однажды, узнав от Ксюхи, что на завтрак у них хлеб с прошлогодней картошкой, а на обед та же картошка, но уже без хлеба, Саня решительно прихлопнул ладонью гитарные струны и заявил, что пора крутиться.
Питая любовь к музыке, крутиться задумал он на плейерах, которые стоили в Черновцах десять долларов оптом, а в родном Курганске улетали со свистом за пятнадцать. Об этом свисте поведал Сане сокурсник, уверявший, что его знакомые торгаши с радиорынка без вопросов заберут хоть триста корейских аппаратиков по двенадцать баксов за штуку.
Задумчиво грызя медиатор, Саня высчитал, что обогатится за одну ходку на 600 долларов. Для этого требовалась самая малость — начальный капитал, который взять было негде. Тут, как по заказу, перед его блуждающим взором возникло газетное объявление:
«ДАМ ДЕНЬГИ В КРЕД. ПОД НИЗ. ПРОЦ.». Перезвонив по указанному номеру телефона, юный бизнесмен встретился с фантастически толстой дамой в грязном пеньюаре. Она и в самом деле была готова дать визитёру три тысячи «в кред.», ровно на месяц, под пять «проц.». Мысленно вычтя полторы сотни из будущего барыша, Саня вздохнул и согласился. Спросил только: а если я смогу отдать раньше? Раньше можно, снисходительно разрешила дама, а вот позже никак нельзя. Процент на процент, штраф-неустойка и все такое прочее, о чем приличным людям даже говорить неприятно. Саня кивнул: согласен. И тогда процентщица, заманчиво шелестя купюрами, спросила о залоге. Машина? Квартира?
Вместо того чтобы сломя голову ринуться наутёк, как при виде цыганских гадалок на улице, Саня послушно оформил все необходимые бумаги на квартиру, взял у щедрой тётки деньги и устремился на Западную Украину. Никаких слов не хватит, чтобы описать мучения низкорослого паренька, приволокшего на своём горбу громадные сумари с товаром, сделав по пути три пересадки! Но Саня с честью выдержал все испытания, не подозревая, что настоящие мытарства только начинаются.
Сокурсник, воспользовавшись летними каникулами, улетучился в неизвестном направлении. Пришлось ехать на рынок самому. Там у Сани случайно купили два плейера, но потом налетела налоговая инспекция и конфисковала всю партию, легко определив, что у ошарашенного студентика нет ни патента, ни гордого звания ЧП, ни элементарного житейского опыта, чтобы воспротивиться грабежу. Привезённые издалека сумки, как некогда и было обещано, улетели со свистом — вместе с товаром и вложенными в него деньгами.
С таким же свистом пролетели и дни, оставшиеся до назначенного толстой дамой срока. Явившись к ней, Саня стал жаловаться на непредвиденные обстоятельства, которые никого не волновали, кроме него самого. Дама брезгливо воротила лицо, укоризненно качала головой, а потом заявила:
— Стыдно. От вас, юноша, я такой подлости не ожидала. Мне срочно нужны деньги на лекарства для больного отчима, проживающего в городе Нижний Тагил. У него астма.
— Вы подождите немного, — заволновался Саня, живо представив, как тяжко приходится немолодому астматику без лекарств. — Я что-нибудь придумаю.
— Все давным-давно придумано без вас, — высокомерно ответствовала дама.
Поздним вечером приунывших молодожёнов навестили три ходячих шкафа, заявивших, что с завтрашнего дня квартира переходит в их собственность. Они шумно дышали, молодецки поводили плечами и навязчиво интересовались, когда бывшие хозяева собираются освободить жилплощадь от своего присутствия и своих убогих манаток. Пылкие возражения Сани, достававшего макушкой лишь до середины развитых бицепсов гостей, были восприняты без должного уважения.
— Ну ты, недомерок, — сказали ему, — чего ты рыпаешься, а? Все путём, все по закону. Ты попал на бабки, конкретно.
— Деньги отдам, а квартиру не могу, — заявил Саня.
— Давай. Гони, конкретно, бабки и свободен.
— У меня сейчас нет. Но я заработаю.
Все три славянских шкафа одновременно издали презрительное фырканье, а потом один из них, заинтересованно поглядывая на Ксюху, пообещал:
— Будешь возникать, завтра вышвырнем тебя из хаты одного, а куколку твою приютим ещё на пару деньков.
— На три, — уточнил любитель конкретики, сосчитав своих товарищей и себя самого без помощи пальцев.
Если бы это не был традиционный визит вежливости, шкафоподобные гонцы процентщицы исполнили бы свою задумку сразу — подобное желание отчётливо проступало в их одинаково мутных взглядах.
Но пока они ушли, и в квартире сразу образовалось много пустого пространства. Теперь уже в чужой квартире.
На исходе самой тревожной ночи в своей жизни молодожёны собрали кое-какое барахлишко, заперли дверь на три замка и подались в бега. Никакая другая мысль не пришла в их обескураженные головы. Просто верилось, что все образуется — само собой, разумеется. Пересидят на Санином дачном участке недельку-другую, вернутся в город, а проблема уже уладится.
Как? Кем? Почему? Думать об этом совершенно не хотелось, а хотелось только верить в хорошее.
Санины родители очень кстати укатили отдыхать в деревню к родичам. Им, плохо вписывавшимся в современную действительность, было бы нелегко втолковать, почему их собственность перешла к посторонним молодым людям. Они бы, по старой памяти, ещё и в милицию сунулись бы в поисках защиты. Что с них возьмёшь? Тёмный народ, живущий по наивным совковым понятиям. Новые веяния для них — тьфу! — пустой звук. Словно не в стране реформ они живут, а в отсталой Эсэсэсэрии.
В прежние времена от государственных щедрот перепало родителям Сани ровно шесть соток земельного надела. Силёнок и средств хватило, правда, лишь на установку списанного вагончика-бытовки.
Но родители грозились построить вместо него настоящий дворец, когда (когда же?) настанут лучшие времена, а пока обходились вагончиком. В него-то, воспользовавшись припрятанным под порожком винтовым ключом, и вселились беглецы.
Вот и образовался у них этот самый пресловутый рай в шалаше. Высидеть в вагончике, раскалявшемся на солнце до температуры адской сковороды, удавалось часов до десяти утра. Спасаясь от пекла, новоявленные Адам и Ева обнаружили в окрестностях настоящие райские кущи — маленький зелёный островок посреди ставка. Погрузив на объёмистую резиновую камеру скудную провизию и питьевую воду, они утром отчаливали от берега, а вечером возвращались обратно, посвежевшие, изголодавшиеся и по-прежнему влюблённые.
Так продолжалось, пока не наступил момент расплаты за столь беззаботное поведение.
* * *
Это произошло, кажется, на пятый день привольного дикарского существования. В запасе имелись две пачки печенья, банка скудного завтрака туриста и никаких позитивных взглядов на будущее. Ещё, правда, оставалась смутная надежда неизвестно на что. Та самая, которая умирает последней, иногда» уже после того, как отлетает в мир иной душа, в которой теплилась эта самая надежда.
Влюблённые, конечно, ни о чем плохом не думали.
Жевали консервированное месиво, заедая его влажным печеньем и запивая тёплой водицей из пластиковой бутыли. Светило, набирая силу, солнце; мелькали над ставком быстрокрылые пичуги, изредка гудели на далёком шоссе невидимые машины. Тишь да гладь — обманчивое затишье перед изгнанием из рая.
Хоронясь на островке от вездесущих раколовов и рыбаков, Саня с Ксюхой облюбовали небольшую ложбинку, затенённую мягко шуршащими камышами. Протоптанную сюда тропку Саня маскировал с такой звериной хитростью, что со стороны никто не догадывался о том, что на островке можно полюбоваться парочкой в костюмах Адама и Евы. Но если созерцание голого Сани вряд ли вызвало бы особый ажиотаж, то у его молодой жены было на что посмотреть, хотя все это, загорелое и упругое, как раз надёжно скрывалось от посторонних глаз. Оставались, правда, птицы и прибрежные лягушки, к которым Саня тоже ревновал, но в меру.
— Ну, что будем делать дальше? — спросил он, когда понял, что со стенок консервной банки соскребать больше нечего. Вид у него был такой хмурый, словно он подозревал Ксюху в том, что она знает ответ, но сообщать не торопится.
— Блин! Ты глава семьи или я?
Стопятидесятидевятисантиметровый глава семьи неодобрительно засопел. С женщинами трудно обсуждать серьёзные проблемы. Они только и знают, что перекладывать ответственность на чужие плечи.
Для Сани это был почти непосильный груз. Он понятия не имел, как возвращаться в суровую действительность, что говорить родителям и как исправлять положение.
— На печенье особенно не налегай, — рассудительно сказал он, неодобрительно покосившись на беззаботную Ксюху. — Вечером сильнее жрать хочется.
— Мне и сейчас хочется, — вздохнула она. — Не боишься, что умру от истощения?
Саня окинул критическим взглядом её золотистую фигуру и нахально заявил:
— Диета только пойдёт тебе на пользу. У тебя будет идеальный вес. Ни капли лишнего жира.
— Лишнего жира? — возмутилась Ксюха. — От меня скоро только кожа да кости останутся! Уже все ребра пересчитать можно. Вот, полюбуйся!
Она выпрямилась и сильно втянула живот, иллюстрируя сказанное, но Саню это не разжалобило.
— Тоже мне, музейный экспонат! — фыркнул он.
— Раньше ты говорил, что наглядеться на меня не можешь…
— Ха, раньше! — Не удовлетворившись на этот раз смешком, Саня ещё и притворно зевнул.
— Ах, та-а-к! — угрожающе протянула Ксюха.
Она, как дикая кошка, набросилась на мужа и потащила его сквозь камыши к тёплой зеленоватой воде. Он упирался, сделавшись похожим на одного из тех мальчиков, которые нагишом расхаживают по пляжу с ведёрками и лопатками. А потом оба бултыхнудись в ставок.
Вскоре Саня, совершенно не умевший плавать, вяло плескался в полуметре от крутого бережка, цепляясь за ивовые плети. Ксюха крутилась рядом, то и дело подныривая под него. Саня боялся щекотки почти так же сильно, как глубины.
— Прекрати, — сердито приговаривал он всякий раз, когда Ксюха возникала на поверхности, попробовав на ощупь его маленькие пятки.
— Скажи, что ты меня любишь, тогда отстану.
— Как же, разогнался! Вымогательница!
— Тогда держись!
Ксюха, взбрыкнув длинными ногами, опять погрузилась в воду, а Саня заранее начал суетиться и дёргаться, окончательно растеряв весь свой важный вид, с которым многие низкорослые мужчины взирают на жизнь. Однако оказалось, что щекотка — не самое страшное, чего ему следовало опасаться в этот момент.
Неожиданно в поле его зрения возник смуглый пацанёнок, телосложением не намного отставший от него самого. Всем своим наглым видом он выражал заинтересованность разыгравшейся перед ним сценой. При этом пацанёнок лениво и вальяжно покачивался на сверкающей от воды чёрной камере, в которой Саня моментально опознал свою собственную.
В руках малолетка держал блеклый полиэтиленовый пакет, в котором хранилось скудное барахлишко молодожёнов.
— Греби сюда, — строго велел Саня, стараясь не обнаружить свою растерянность. И совсем уж нелогично добавил:
— Я вот сейчас тебе уши пообрываю!
Пацанёнок, продолжая дрейфовать на расстоянии, посмотрел на него, как на полного идиота.
Не сводя с воришки полных ненависти глаз, Саня услышал, как за его спиной с фырканьем вынырнула Ксюха. Её лицо было закрыто мокрыми волосами, и она не сразу разобралась в ситуации:
— Никакой реакции… Я стараюсь, стараюсь…
— А ты его за писюн дёрни, — порекомендовал искушённый пацанёнок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57