Полковник покачал головой:
— Мои ребята осмотрели «Мерседес». Говорят, его умышленно покурочили.
Не усидев на месте, Руднев вскочил на ноги и принялся мерить шагами почти пустую комнату. Тут было где разгуляться. «Не то что в общей камере следственного изолятора, куда ты рано или поздно угодишь, — саркастически подумал полковник. — Если доживёшь, конечно».
Деньги он уважал, а бандитов терпеть не мог. Это был тот случай, когда любовь сильнее ненависти, хотя и не намного. Сочетание столь противоречивых чувств приводило к тому, что полковник Бурлаев был постоянно преисполнен жёлчи.
— Кто мог покурочить «Мерседес»? — трагически воскликнул Руднев, остановившись напротив собеседника. — Зачем? И эти пять трупов! — Он раздражённо ткнул пальцем в снимки, разложенные на столе. — Чья это работа? «Конторы»? Каких-нибудь залётных отморозков? Но какого хрена им понадобилось в дачном посёлке?
Глядя не на Руднева, а на стену с отставшими обоями за его спиной, полковник заговорил, как бы размышляя вслух:
— Представим себе такую ситуацию. Есть группировка численностью в пару сотен стволов. А её лидер занят совсем другими делами. Шампиньоны там выращивает или в политику ударился, не знаю. — Пренебрежительный взмах рукой. — Вместо него у власти оказался какой-нибудь барыга, не пользующийся авторитетом. Держать воинство в ежовых рукавицах он не способен…
— Или делает вид, что он сбоку припёка, — подхватил Руднев, всем весом обрушившись в кресло.
— Никто к его мнению не прислушивается, — монотонно продолжал полковник, — а потому в группировке начался полный разброд. Вот и мочат друг друга бандиты от нечего делать.
— Или по чьей-то указке, — процедил Руднев. — Барыги, они ох какие ушлые бывают… Вот что. — Он требовательно взглянул на Бурлаева. — «Самсоновский» офис прослушивается?
— И проглядывается… Дело житейское.
Руднев удовлетворённо кивнул, хотя, по идее, милицейское признание должно было произвести прямо противоположный эффект.
— Вот! — воскликнул он. — Генеральным директором АОЗТ «Самсон», как вам должно быть известно, числится некто Губерман. Я хочу знать, чем он дышит сегодня, кто с ним рядом сшивается, о чем разговоры ведутся. Это возможно?
Полковник хмыкнул:
— Кто платит, тот и заказывает музыку. Хоть даже реквием Бетховена.
— Про реквием поговорим особо, — сказал Руднев, устремив взгляд в одну точку. — Вечером надо бы опять встретиться, часиков в шесть. Я у вас, кстати, деньги занимал, вот только запамятовал, сколько.
— Три тысячи, — буркнул полковник с отсутствующим видом.
— Точно, — согласился Руднев, вставая. — Вот вечером и отдам. Только разузнать бы о Губермане побольше. Интересная, оказывается, личность.
В ответ — ни слова, только — тяжёлые шаги и грохот захлопнутой двери. Но Рудневу было недосуг учить милиционеров хорошим манерам. Он стремительно нырнул в стенной шкаф, вернулся в свой кабинет, заблокировал запоры и тут же схватился за телефонную трубку. Ему не терпелось услышать голос Губермана, и это произошло уже после второго призывного гудка.
— Слушаю вас.
— Это я тебя слушаю, Боря, — добродушно пророкотал Руднев. — Внимательно.
Злополучный посёлок выбрал Губерман, он же им и занимался. Порядком пощипанную бригаду тоже он туда определял. И «Мерседес» вручал Эрику он…
Пока что Руднев не мог сложить воедино все факты, но надеялся, что сделает это очень скоро. Прижимая трубку плечом к уху, он намалевал на белом листе финской бумаги схематического человечка в очках.
Малюсенькую такую фигурку, возомнившую себя главной на игровом поле.
— Александр Сергеевич? — преувеличенно радостно откликнулся голос на другом конце провода.
Зачем Губерман переспрашивает? Разве не узнал?
Руднев помалкивал, а сам продолжал рисовать. На листе возник прямоугольник, оснащённый кружочками-колёсиками. Ручка добавила к воображаемому «Мерседесу» кудряшки дыма.
— Александр Сергеевич! — Теперь голос Губермана звучал так тревожно, словно он заблудился в темноте.
Чует кошка, чьё сало съела. Руднев улыбнулся.
— Я слушаю, слушаю, — успокаивающе произнёс он. — А ты ничего мне не рассказываешь, Боря.
— Эрик куда-то запропастился, — пожаловался Губерман.
— Вот как?
— Телефон не отвечает, дома никого. И другие пацаны исчезли…
— Какие ещё пацаны»! — машинально одёрнул собеседника Руднев. — Охранники из твоей фирмы, что ли?
— Ну да… охранники.
— В посёлке кто-нибудь дежурит?
— Трое.
— Трое, — повторил Руднев. Он как раз закончил рисовать пять могильных холмиков с крестиками.
Очень наглядно. Восемь минус пять будет три. Все сходится. — Что с заказчиками? — спросил он.
— Один сегодня окончательно созрел, Александр Сергеевич. Деньги приготовил, особняк себе подыскивает. А Эрика нет. Я же не могу сам… — Губерман запнулся.
Конечно, он не мог сам — пытать, убивать. Все всегда чужими руками.
Разглядывая изрисованный лист, Руднев сказал:
— Заказчик — это хорошо. Дорога, как говорится, ложка к обеду. Вечером можно будет разыскать этого твоего заказчика?
— Легко.
— Тогда будь на месте, Боря. Из офиса никуда не отлучайся. Я подошлю специалистов, поработаете вместе.
Губерман принялся что-то пояснять своим напряжённым, вибрирующим голосом, но Руднев заткнул его одним движением пальца. Положив телефонную трубку, он попытался определить, что за картина у него вырисовывается, и грязно выругался. Бред абстракциониста! Ни в какую логичную схему события последних дней не укладывались.
Рудневская рука яростно смяла лист бумаги вместе с маленьким человечком, изображавшим Борю Губермана.
* * *
Шестое чувство не обмануло Руднева — голос главы АОЗТ «Самсон» действительно звучал взволнованно. Хотя причиной тому послужило решение, принятое Губерманом, о котором Руднев пока что ничего не знал.
Мыслей в голове скопилось, как перьев в подушке.
Время от времени в кабинет заглядывали сотрудники, что-то докладывали, в чем-то оправдывались, а он их в упор не видел. Якобы выслушивал, деловито кивал и отправлял восвояси небрежным взмахом руки: позже разберёмся. В действительности же дела фирмы уже абсолютно перестали волновать Губермана. Он был занят тем, что обзванивал различные банки, трастовые компании и прочие места, куда мало-помалу вкладывал свои капиталы, утаённые от «семьи».
Чем дальше продвигалась работа, тем азартнее посверкивали стёклышки губерманских очков.
Некоторые из Бориных должников пытались оттянуть сроки выплат, ссылаясь на разные глупые обстоятельства, но он чётко говорил, куда должны быть перечислены деньги не позднее 10.00 завтрашнего утра, не ленясь лишний раз напомнить, где и на кого он работает.
На самом деле Губерман отныне работал исключительно на самого себя, горячо уважаемого и трепетно любимого. Вырисовывающаяся итоговая цифра — пять миллионов долларов — придавала ему уверенность в завтрашнем дне. До послезавтрашнего дня Губерман задерживаться в директорском кресле не собирался. Подсунуть Рудневу друга детства, Макса Мамотина, а самому срочно сваливать за границу — таков был его план. Как говорил смертник на электрическом стуле, «некогда мне тут с вами рассиживаться».
Что ж, в принципе Боря Губерман вовремя почуял, что запахло жареным, и все просчитал верно. Но не учёл лишь одной мелочи. В самый разгар переговоров с лимасольским «Hellenic Bank» в кабинете генерального директора АОЗТ «Самсон» ожили милицейские микрофоны, включавшиеся до сих пор урывками, в целях экономии магнитофонной плёнки. Медленно и неумолимо вертелись бобины, фиксируя каждое слово, произнесённое Губерманом. И обратного хода у этого процесса не было.
Глава 24
ОГОНЬ НА ПОРАЖЕНИЕ
Планета Земля продолжала выделывать в пространстве сложнейшие кульбиты, а её разумные обитатели, если только не покоились в могилах и не спали, так же неустанно вращались среди себе подобных, выясняя и налаживая свои непростые человеческие отношения. Один только маленький изгой по имени Саня был предоставлен самому себе. Во всяком случае он чувствовал себя так — самым одиноким существом во Вселенной.
Пришёл ко мне нелепый сон… Душит мрак со всех сторон…
Кажется, получилось неплохо, подумал он и тут же скорбно улыбнулся своим мыслям. На самом деле все получилось плохо, так плохо, что хуже не придумаешь. Он сунул в рот сорванный колосок и с остервенением впился в него зубами. Когда стебель был измочален до неузнаваемости, четверостишие приняло законченный вид.
И вижу я из темноты: уходишь ты, уходишь ты…
Стало жаль себя до слез. Даже Ксюху Саня жалел не Так сильно, как себя. Потому что для неё все закончилось. А Саня…
Чем выше поднималось солнце, тем более бессмысленной представлялась в его беспощадном свете затеянная вылазка. Это был не Дикий Запад, и дело происходило не в ковбойском посёлке, а в самом обычном, дачном, где не принято орудовать «кольтами» среди бела дня, даже если кто-то возомнил себя мстителем из Техаса. И засел Саня не в каком-нибудь живописном каньоне, а на краю мирного пшеничного поля, откуда виднелась незатейливая шиферная крыша сторожки. Под этой крышей обитали амбалы, которые не стали бы изображать из себя трех перепуганных поросят, если бы Саня вздумал колотить в дверь, потому что на злого и страшного Серого Волка он никак не тянул. Исходя из этого обидного для него факта, он решил устроить засаду у дороги. В полусонных грёзах все происходило легко и просто. Вот три амбала открывают ворота и едут в своей амбальской машине по своим амбальским делам. А вот на их пути внезапно встаёт вооружённый человек. Невысокий, но смелый и решительный. Бах, бах, бах! — в лобовое стекло. Конец эпизода. Уносите покойников.
Так выглядело все ночью. Теперь взведённый курок револьвера напоминал Сане вопросительно открытую пасть, ждущую от обладателя конкретных действий — прямых и бесповоротных. Хуже всего было то, что Саня не знал, как возвратить курок в исходное положение. По его убеждению, это могло закончиться выстрелом, громким, оглушительным выстрелом. Может быть, он ошибался. Но экспериментировать почему-то не хотелось.
Саня с ненавистью посмотрел на револьвер и с не меньшей ненавистью на солнце, не пожелавшее отложить восход на потом. Теперь обязательно придётся что-то делать: то ли использовать похищенный револьвер по назначению, то ли возвращать его Громову. Никогда ещё Саня не ощущал неопределённости и бессмысленности своего существования так остро, как сегодня.
В нескольких шагах от него валялся полуразложившийся трупик суслика (сурка? хомяка?). Сквозь его оскаленную пасть и пустые глазницы оживлённо сновали муравьи. Возможно, незадолго до смерти суслик тоже вынашивал мстительные планы. Теперь валялся, ни на что не годный, и пованивал дохлятиной.
Приснилось мне, что умер я. Ах как холодна земля!
И слышу я: из темноты…
Когда до Саниных ушей донёсся шум автомобильного двигателя, он привстал и увидел, как от ворот в его направлении движется красная машина. Две антенны колыхались над ней подобно рапирам, которые пробуют на гибкость. За рулём сидел один из ненавистных амбалов. Наступил момент истины.
Саня вышел на обочину, лихорадочно прикидывая, какой глаз следует зажмурить во время выстрела.
Левый?
Машина неумолимо увеличивалась в размерах.
Уже можно было расслышать постреливание камешков, вылетающих из-под её колёс — паф… паф… паф…
Или все же следует зажмурить правый глаз?
Пока Саня соображал, прикрывая револьвер корпусом, автомобиль, раскачиваясь на волнистой дороге, неспешно проплыл мимо. Грозный и неуязвимый, как танк, в который не отважился швырнуть гранату маленький солдатик.
Уязвлённый и подавленный, вернулся Саня на свой наблюдательный пост за кустом репейника и попытался взбодрить себя добрым глотком водки, оказавшейся тёплой и невероятно вонючей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57