Примеряясь, чтобы никуда не вляпаться, Ксюха притормозила. И вовремя — из-за кустов приближалось тарахтение разболтанных велосипедов, слышались пьяные мужские голоса.
Дожидаясь в кустах, пока компания проедет мимо, Ксюха от нечего делать внимательно изучила предвыборную афишку, оказавшуюся перед глазами. На снимке красовалось дородное мужское лицо. Подпись под ним гласила, что РУДНЕВ АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ — РАБОЧАЯ СОВЕСТЬ КУРГАНСКА.
Совестливую физиономию перечёркивала ржаво-коричневая полоса. До задницы был депутат народу.
Пока Ксюха приобщалась к политике, дребезжание железных коней стихло. Можно было двигаться дальше. Вернее, нужно. Саня, снедаемый тревогой, вполне мог попытаться пересечь ставок вплавь. Вот это была бы настоящая трагедия. Несравнимая с отсутствием одежды и занозой в пятке.
Встав на четвереньки, Ксюха высунула голову из кустов и осмотрелась по сторонам. Слева проходила единственная дорога в посёлок, местность слишком открытая, чтобы прогуливаться там нагишом без ущерба для чести и достоинства. В том же направлении лежал дачный участок, превращённый в стройплощадку. Оттуда доносились беззлобные матюки мужиков и редкий отрывистый лай собаки. Ни перед добродушными мужиками, ни перед псом Ксюха голым задом крутить не собиралась, это уж точно.
— Блин! — таким коротким ёмким словцом охарактеризовала она открывавшиеся ей перспективы.
Она посмотрела направо. Тропинка, тянувшаяся вдоль сплошной сетчатой ограды, шла к родному вагончику. Такому уютному и надёжному. Но. старательно запертому Саней перед путешествием на остров. К тому же до вагончика можно дойти, а можно и не дойти — в зависимости от того, кто встретится на пути. Если какой-нибудь старый хрыч, то не беда.
А если деревенская молодёжь? Или городская? Оживлённые такие юноши, озорные. Повалят прекрасную незнакомку в крапиву с лопухами и станут общаться наперебой.
— Блин! — повторила Ксюха. Подумав, добавила:
— Горелый!
Прямо перед ней простирался очередной участок, отделённый от её убежища десятком метров открытого пространства и неизменной сеткой. Достаточно сложная полоса препятствий для голых девушек.
Они, нежные и хрупкие, задумывались природой не для того, чтобы босиком крапиву мять и через колючие изгороди сигать. В этом Ксюха не сомневалась ни капельки, но все же внимательно присмотрелась к чужой территории.
Очень скоро выяснилось, что она не так безлюдна, как показалось вначале. Возле дома маячила мужская спина. Спина эта была согнута — мужчина то ли чистил картошку, то ли мыл посуду. Но пару раз он заходил в дом, чтобы вернуться с бутылкой пива, заставляя Ксюху ощущать усиливающуюся жажду.
«Вот сейчас окликну его и попрошу попить, — сердито подумала она, злясь больше всего оттого, что отважиться на это не могла. — Ни один мужчина мне не откажет в такой малости. А Саня пусть на острове кукует. Сам без штанов остался и меня голой по миру пустил».
— Д-да, — сдавленно подтвердил мужской голос. — Т-так.
Ксюха стремительно оглянулась. В нескольких шагах за её спиной обнаружился некий гражданин, который на самом деле ничего внятного не говорил, а только покряхтывал натужно, примостившись за кустиком. Взбудораженный такой, багровый, глаза навыкате — вот-вот из орбит вылезут, Вскрикнув от чувства гадливости, Ксюха метнула в него увесистый осколок бутылки, оказавшийся под рукой. А когда любознательный гражданин охнул уже без всякого сладострастия, она очертя голову ринулась на приступ ограды, возвышающейся прямо по курсу. И перемахнула через неё так ловко, что хозяин участка даже не обернулся на шум. Здесь ей нашлось новое убежище. Кусты на сей раз были плодово-ягодные. Но легче от этого Ксюхе не стало. Осточертело ей прятаться от людей.
* * *
При виде юного девичьего лица, проглянувшего сквозь облепиховые ветви, Громов расслабился, хотя со стороны это было незаметно. Он молчал и пристально смотрел в глаза нарушительницы границы частных владений, отлично зная, что это порождает в людях непреодолимое желание выговориться. Особенно в женщинах.
— Мне нужна ваша рубаха, — заявила девушка после минутного раздумья.
— А кошелёк? — поинтересовался Громов. — А жизнь?
— Нет. Только рубаха. На время. Я верну.
— Это моя любимая рубашка, — признался он. — Мне не хочется её отдавать. И вообще, подобные предложения называются грабежом среди бела дня.
— Это не грабёж, а взаимопомощь.
— Неужели? А что бы ты сказала, если бы раздевать на ходу стали тебя? В порядке взаимопомощи.
Девушка вдруг прыснула, помотала волосами с запутавшимися в них былинками и возразила:
— Исключено!
— Почему же? — недоверчиво осведомился Громов.
— А потому!
— Хватит мне голову морочить, — нахмурился он. — Не говори загадками и выбирайся из кустов. Я не мальчик с тобой в прятки играть.
— Тогда пообещайте одолжить мне рубаху.
— Не пообещаю.
— Но вам придётся, потому что… Вот!
Увидев мельком живую картинку, проиллюстрировавшую это отчаянное «вот», Громов с поразительной для него поспешностью сорвал с плеч синюю рубаху и швырнул её вымогательнице. Всплеснув рукавами, как крыльями, она упорхнула за деревце, замелькала там, зашуршала и наконец сообщила чинным девичьим голоском:
— Все, можно поворачиваться.
— А я и не отворачивался, — сухо сообщил Громов. — Не каждый день видишь перед собой… — задумавшись на мгновение, он закончил фразу довольно нейтрально:
— …такое.
— Какое «такое»? — возмутилась девушка. — Можно подумать, вы какое-то безобразие увидели!
— Полнейшее безобразие, — поправил её Громов. — Ты что, отбилась от компании нудистов?
Девушка вздёрнула нос:
— Я никакая не нудистка. Просто Оксана, Ксюха.
И мне нужна ваша помощь.
— Я Громов, и я никогда никому не помогаю в частном порядке, это мой принцип. — Он помолчал, чтобы дать собеседнице хорошенько вникнуть в смысл сказанного, после чего холодно предложил:
— Вот что. Рубашку я тебе дарю, так и быть. А ты не впутываешь меня в свои проблемы, уходишь прямо сейчас.
Договорились?
Просто Оксана вышла на тропинку и остановилась напротив, придерживая рубаху, как короткое платьице, за подол.
— Не договорились, — возразила она. — Вы должны мне помочь!
Ну вот: уже должен, опять должен. Сколько можно? Громов прищурился и язвительно осведомился:
— Разве?
— Конечно! — Ксюха даже удивилась такому глупому вопросу. — Не можете же вы отказать девушке, попавшей в беду?
— Ещё как могу! — не слишком уверенно заявил Громов.
— Ой, да вы только послушайте, что с нами приключилось, — непоследовательно предложила Ксюха и, не дожидаясь возражений, заговорила.
Он с отсутствующим видом слушал и сдерживался, чтобы не слишком часто коситься на свою рубаху.
Вроде бы она скрывала все, что должно быть скрыто от посторонних глаз, но когда совершенно точно знаешь, что именно прячется за тонкой хлопчатобумажной тканью, трудно остановить воображение. Раздражаясь все сильнее, Громов прервал рассказчицу:
— Стоп! Все ясно. И что теперь?
— Теперь я встретила вас. И решила, что на вас можно положиться.
— Ага! — Он кивнул. — Я безмерно счастлив и благодарен за оказанное доверие. Жди здесь. Сейчас я вынесу резиновую камеру, насос и плавки для твоего Робинзона. Но предупреждаю: все должно быть возвращено в целости и сохранности.
Громов развернулся к девушке спиной, чтобы поскорее покончить со всей этой историей, но уйти ему не удалось.
— Но я же ещё не закончила, — с упрёком воскликнула она, поймав его за руку. — Вы дослушайте сначала.
— Что ещё? — Он остановился и обернулся, выражая всем своим видом нетерпение.
— Вы тут один живёте? — осведомилась Ксюха, наивно хлопая ресницами.
— Без жены?
— А что? — нелюбезно спросил Громов, высвобождая руку из чужих пальцев.
— А то, что нам жить негде…
Предысторию злоключений молодожёнов он выслушал вполоборота, как бы намереваясь уйти, но так и не сдвинулся с места, пока девушка не умолкла.
Потом вздохнул и отправился накачивать камеру. Он уже знал, что у него не хватит решимости отказать в приюте двум влюблённым идиотам. И заранее готовился к новым неприятным неожиданностям, которые не заставили себя долго ждать.
Возникнув в доме через полчаса, Ксюха и её малорослый муж, солидно представившийся Александром, превратили размеренное существование Громова в настоящий бедлам. Мокрые, запыхавшиеся, они первым делом слопали заботливо приготовленную хозяином картошку, а потом принялись слоняться, трогая, роняя и переставляя все предметы, попадавшиеся им на пути.
Если с присутствием Ксюхи с удовольствием смирился бы любой нормальный представитель сильного пола, то Саня раздражал Громова до боли в висках.
В одолженных ему великоватых плавках, с густой пятидневной щетиной на щеках, он изо всех сил пыжился, изображая из себя взрослого мужчину, но при этом оставался сопливым мальчишкой — настырным, непоседливым и вздорным. Не обращать на него внимания, как Громов ни старался, не получалось.
Особенно когда между молодожёнами затеялась дискуссия на тему: сколько пуговиц должно быть застёгнуто на выцыганенной у хозяина рубахе. Саня в ходе этих пререканий шипел. Ксюха отзывалась звонкими восклицаниями:
— Ничего же не видно! Чего ты кипятишься, не понимаю!
— А нечего расхаживать расстёгнутой до пупа!
— Какой пуп, милый? Это всего лишь середина груди. Обычное декольте. Смотрится пристойнее, чем твои штанишки на верёвочке!
— Сомневаюсь! — Саня выдвинул челюсть вперёд. — Очень сомневаюсь в этом!
— А вот мы сейчас у постороннего человека спросим…
Посторонним оказался Громов. В своём собственном доме. Это переполнило чашу его терпения, поэтому на вопрос Ксюхи, не шокирует ли она его своим внешним видом, он ответил так:
— Нет. Не шокируешь. Возмущаешь до глубины души вместе со своим блюстителем нравственности.
Я тут отдыхаю, это понятно? — Дождавшись утвердительного кивка девушки, он обращался теперь не только к ней, но и к её малогабаритному супругу. — Дальнейшее касается вас обоих. Выяснять отношения шёпотом. Пиво из холодильника не таскать. Станете нарушать дисциплину — отберу шмотки и отправлю вас туда, откуда вы взялись. На мою голову.
Удостоив на прощание притихшую пару хорошо запоминающимся взглядом, Громов, прихватив книгу и бутылку «Балтики», отправился наверх. Только тогда Ксюха попыталась взять хотя бы видимость реванша.
— Ещё пожелания будут? — осведомилась она с такой преувеличенной услужливостью, что это уже граничило с дерзостью.
— Это распоряжения, а не пожелания, — бросил через плечо Громов. — Двери заприте и никому не открывайте. Часика через два можете заняться обедом. Или ужином. Что там по времени больше подходит?
— Наверное, ужин, — растерянно предположила Ксюха.
— Тогда позовёте на ужин. Тем более что мой обед вы съели… Счастливо оставаться!
Провожаемый неодобрительным молчанием, Громов поднялся наверх, лёг на диван и вздохнул. Судя по удовлетворённому выражению лица — с облегчением. Тогда почему так тоскливо прозвучал его вздох?
Эти двое ничуть не походили на его дочь и зятя, но почему-то воскресили в памяти именно их. Свадебную фотографию, чтобы не бередить душу понапрасну, Громов убрал с глаз долой сразу по приезде на дачу. Но на стене осталось прямоугольное пятно невыгоревших обоев, которое все равно напоминало о том, что хотелось забыть.
Отведя глаза, он наткнулся взглядом на ходики, изображавшие круглую кошачью морду со стрелками-усами. Они, наверное, являлись ровесниками Громова. Но часы давно остановились, утомившись отсчитывать чужое время. А его завод ещё не закончился, и вчера ночью это едва не привело к беде. Громов понимал, что лишь случайно не убил двух парней, вставших у него на пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57