Издали это выглядело, как предрассветный туман, но от него тревожно веяло гарью, а кое-где ещё оживали огненные вихри, с хрустом пожирающие остатки угощения.
Обгоревший остров не имел возможности погрузиться в воду глубже, чем позволяло засушливое лето, и уныло чадил до тех пор, пока его бока не обдул милосердный ветерок. К тому времени, когда начали пробуждаться обитатели посёлка, почерневший клочок суши успел остыть и даже пытался притворяться, что он всегда был таким.
Напрасный труд! Каждому известно, что следы бурной ночи невозможно скрыть от окружающих — и людям, и островам.
Тяжёлое беспамятство, в котором пребывали поутру Суля и Комиссар, мало напоминало здоровый богатырский сон. Зато они отлично бы вписались в известную картину В. М. Васнецова «После побоища Игоря Святославича с половцами». А ещё с парней можно было бы писать, например, молодых бурлаков, не дотянувших свою лямку и рухнувших замертво под тяжестью крепостного права.
Такая вот невесёлая картина обрисовалась утром в мамотинском доме, оставленном на попечение двух охранников.
А начиналось все так славно! Вчера поздним вечером, преисполненные выпитым и съеденным, они вышли подышать свежим воздухом и натолкнулись на белобрысую девчушку, которая, переступая с каблука на каблук, заглядывала через кусты на их территорию. Увидев приближающихся парней, она смутилась, сделалась пунцовой, но осталась на месте. Со своей сумочкой через плечо она напоминала школьницу, завидевшую уличных хулиганов.
— Че ты дёргаешься, дурочка? — галантно сказал Комиссар. — Солдат ребёнка не обидит. — В армии он не служил, и поговорка вовсе не являлась его жизненным кредо, но звучала мужественно и потому входила в обиходный лексикон Комиссара.
— Я ищу папу, — быстро сказала девчушка. — Он у вас на стройке работает. Иван Сергеевич Богословский. Знаете такого?
— А, Ванька! — догадался Комиссар. — Отирается тут такое чучело. Так оно тебе, значит, папашей приходится?
Это казалось невероятным, но девчушка покраснела ещё сильнее.
— Позовите его, пожалуйста, — попросила она, запинаясь.
— Да он, наверное, нажрался давно и… — Суля хотел махнуть рукой, показав тем самым, что презираемый им мужик удалился в неведомом направлении, но перехватил предостерегающий взгляд приятеля и закончил фразу иначе:
— В доме дрыхнет твой папанька. Разбудить?
— Я сама! — быстро сказала девчушка.
— Сама с огурцом упражняйся, — посоветовал Суля, у которого все мысли были сосредоточены на удовлетворении сексуальной нужды — большой и малой.
— С каким ещё огурцом? — искренне удивилась белобрысая.
Комиссар восхищённо цокнул языком. Давно ему не приходилось сталкиваться с такой наивностью.
— Тебя как звать, золотце? — спросил он, задумчиво разглядывая пупок соседки и облегающую её маечку-топик.
— Варя, — отозвалась она после некоторого колебания.
— Идём к нам в гости, Варюха. Сдадим тебе папашку с рук на руки — Но сначала посидим все вместе, песни попоём, — вмешался Суля. — Хором. — Получив от приятеля тычок локтем под ребра, он растянул губы в улыбке. — Шучу. Ванька уже отпелся.
— Как?!
— Лежит на полу, за сердце хватается, — подхватил Комиссар, горестно кивая щетинистой головой. — Как бы не окочурился.
— Отведите меня к нему! — звонко потребовала Варя. — Ему нельзя пить, совсем.
— Ну, если женщина просит… — Комиссар развёл руками и приглашающе мотнул головой. — Пошли.
— У вас по двору страшная чёрная собака бегает.
Она меня не покусает?
— Не, — заверил её Суля. — Рокки нас слушается… Иди сюда, Рокки. — Пнув приблизившегося пса ногой в морду, он победно захохотал:
— Вот видишь?
У нас полное взаимопонимание.
Ротвейлер, отпрянув, глухо заворчал. Продолжая смеяться, Суля поднял с земли обломок кирпича и запустил его в Рокки, угодив ему прямо между ушами, прижатыми к башке. На этот раз пёс даже не огрызнулся, лишь смерил обидчика злопамятным взглядом, прежде чем потрусить прочь.
Суля и Комиссар, изображая полное безразличие, дождались, пока девчушка приблизится, а потом незаметно отрезали ей пути к бегству. Один шагал впереди, поминутно оглядываясь через плечо, второй замыкал шествие, пытаясь на глаз определить, какого покроя трусики носит гостья под своей лёгкой юбчонкой.
Все трое вошли в дом, и здесь Варе было предложено подняться по узкой лестнице первой. Она подчинилась и тотчас пожалела об этом, ощутив на своих проворно пересчитывающих ступеньки ногах горячее дыхание парней. Было такое впечатление, что идущий следом так и норовил занырнуть с головой ей под юбку.
— Где папа? — спросила она, очутившись наверху.
Здесь царили следы бурного застолья, продолжавшегося, возможно, не один день. Несмотря на распахнутые окна, в комнате стоял неприятный запах алкогольных паров и табачного дыма.
— Ванька, ку-ку! — дурашливо крикнул Суля. — Ты куда спрятался, чувачок?
— Под стол, наверное, — предположил Комиссар с нехорошей улыбкой на губах.
Варя начала понимать, что попала в скверный переплёт. Ещё на что-то надеясь, она потребовала, притопнув ногой:
— Немедленно отведите меня к папе! Вы слышите?
— Теперь мы у тебя будем папами, — игриво сказал Комиссар. — Сколько бабок тебе отвалить за удочерение?
— Вы с ума сошли? За кого вы меня принимаете? — Варя попятилась к лестничному проёму, но парни сошлись плечом к плечу, преграждая ей дорогу.
Суля с вальяжной медлительностью извлёк из кармана объёмистый «лопатник», распахнул его и продемонстрировал соседке, что он полон купюрами неизвестного достоинства.
— Я плачу, — заявил он.
— Мы платим, — поправил товарища Комиссар.
— Выпустите меня отсюда! — Вместо крика у Вари получился жалкий лепет.
Суля, которому надоел затянувшийся разговор, оттянул маечку гостьи и заглянул внутрь, оценивая увиденное.
— Полтинник, — сказал он. — На большее такой товар не тянет.
— Ай! — взвизгнула Варя, делая попытку освободить топик от захватившего его указательного пальца.
— Заткнись, курва! — Комиссар схватил её за локти, лишая способности к сопротивлению. При этом он тоже норовил оценить оголившуюся грудь пленницы. Для этого ему пришлось прищурить один глаз, но все равно розовых сосков маячило перед его взором ровно в два раза больше, чем положено. — Курва! — повторил он с пьяной убеждённостью.
В сумочке у Вари хранился электрошоке?, без которого она не отваживалась выходить по вечерам из дома после того, как её однажды ограбили прямо на улице. Но Суля вырвал сумку из Вариных рук и небрежно отшвырнул в сторону.
— Что вам от меня нужно? — спросила она шёпотом.
— А то ты не понимаешь, мочалка драная, — ухмыльнулся Комиссар.
Резко развёрнутая к нему лицом. Варя увидела его открытую пятерню, летящую навстречу, и, успев машинально зажмуриться, ощутила сокрушительный толчок в лоб, после которого помышлять о сопротивлении стало некому.
* * *
Окончательно очнулась она лишь утром следующего дня. Руки стянуты за спиной собачьим поводком; одна нога пристёгнута наручником к ножке неподъёмного сейфа, рот заткнут каким-то тряпьём.
Кажется, в качестве кляпа Варины мучители воспользовались её собственными трусиками, изорванными в клочья, — она узнала запах своего дешёвого дезодоранта. А ещё во рту ощущался отвратительный привкус несвежих мужских носков. Изгибаясь всем телом, Варя заплакала от унижения и сознания собственного бессилия.
Сколько водки в неё влили вчера эти изверги?
Сколько раз поимели? То, что происходило в незнакомом доме, вспоминалось лишь урывками, как болезненный бред. Бутылочное горлышко, раздвигающее стиснутые зубы. Нож, который подонок по кличке Комиссар держал возле её горла. Пощёчины.
Тяжесть чужих тел.
Все виделось как в тумане, и поначалу Варя решила, что это от спиртного, которое она не переносила на дух. Но, поморгав ресницами, она поняла, что все дело в слезах. Сначала их было не так уж и много, но когда Варя увидела, во что превратились её обновы, на которые она копила деньги почти два месяца, слезы побежали по щекам ручьями. Её лучшая юбка превратилась в тряпку, да и она сама была не лучше — такая же истерзанная, грязная, валяющаяся на полу. Лучше бы её просто убили. Потому что, как жить дальше, Варя себе совершенно не представляла.
Перевернувшись на спину, она запрокинула голову и подождала, пока высохнут слезы, застилавшие глаза. Села, стараясь не тревожить лодыжку, прихваченную стальным браслетом. С ненавистью посмотрела на громадный старомодный сейф, который насильники вчера приподнимали вдвоём, чтобы придавить свободный браслет ножкой, и вдруг вспомнила, что лиса, попавшая в капкан, перегрызает себе лапу.
Но Варя была всего-навсего молоденькой девчушкой, слабой, растерянной, раздавленной свалившимся на неё несчастьем. И она все ещё верила в то, что люди хоть чем-то отличаются от зверей. Варя несколько раз ударилась голым плечом о стальную махину и поняла, что ни сдвинуть её, ни приподнять у неё не хватит силёнок. Избавиться от кожаных пут на руках тоже не удавалось. Оставался единственный вариант: разбудить одного из своих мучителей и попросить отпустить её на свободу. Все равно они получили от неё все, что хотели. Раз уж не убили, надо было как-то жить дальше.
Второй этаж дома, куда заманили Варю, представлял собой довольно просторное помещение, задней стеной которому служил скат крыши. Сюда были завезены мягкий уголок, кое-какая мебель, несгораемый шкаф и всякая офисная рухлядь вплоть до компьютера. Свободного пространства все равно оставалось предостаточно. На нем запросто умещались и низкий стол с остатками вчерашнего пиршества, и хрупкая Варя, и два здоровенных парня, каждый из которых был в полтора раза выше и в два раза тяжелее её. Намаявшись ночью с пленницей, они притомились и продолжали спать беспробудным сном, хотя солнце все сильнее прогревало их мерзкую берлогу.
Комиссар, развалившийся на диване, подходил для задуманного больше, чем дёрганый, насквозь лживый и самовлюблённый Суля. В его натуре угадывалась гнильца, сквозившая и в манере говорить, и во взгляде, и в том, как он норовил прижигать Варю сигаретой, вынуждая её шевелиться под собой. Комиссар в сравнении с ним казался туповатым, заторможенным. Зато
— более прямолинейным и гораздо более сильным. Если уж полагаться на одного из этих бандитов, то пусть это будет главарь, едва умещавшийся на диване.
До предела натянув цепь наручников, Варя вся вытянулась в струнку и осторожно тронула голову Комиссара босой ногой. Ощущение было такое, словно прикоснулась к ощетинившемуся ежу. Он упорно не желал реагировать на все более настойчивые толчки, этот проклятый ёж. И лишь после десятой или одиннадцатой попытки с дивана донеслось хриплое:
— Ну? Чего тебе?
Варя требовательно замычала. Приподнявшись на локтях, Комиссар буркнул:
— О, йогиня какая выискалась… Зарядку делаешь?
Правильно. Хвалю.
— М-м-м!
— Кляп просишь вытащить? — догадался усевшийся на диване Комиссар, поскребывая густую растительность на груди. — Так ты же орать начнёшь…
— Н-н-н! — возразила Варя, отчаянно мотая головой.
— Ну, гляди у меня! Вздумаешь голосить — зашибу на хрен. Поняла?
Она кивнула. Во рту, освободившемся от тряпичного кома, моментально скопилось столько слюны, что Варя никак не могла заговорить. Собственный язык казался слишком большим и неповоротливым.
Комиссар расценил её молчание по-своему:
— Похмелиться небось хочешь? Чердак трещит? — Не дождавшись ответа, он тяжело протопал к столу и, прихватив откупоренную бутылку шампанского, пожаловался:
— Лично у меня башка прямо раскалывается. Не колхозная все-таки…
Это было дико, но парень, изнасиловавший Варю, теперь искал у неё сочувствия. Словно они были добрыми друзьями, хорошенько повеселившимися минувшей ночью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Обгоревший остров не имел возможности погрузиться в воду глубже, чем позволяло засушливое лето, и уныло чадил до тех пор, пока его бока не обдул милосердный ветерок. К тому времени, когда начали пробуждаться обитатели посёлка, почерневший клочок суши успел остыть и даже пытался притворяться, что он всегда был таким.
Напрасный труд! Каждому известно, что следы бурной ночи невозможно скрыть от окружающих — и людям, и островам.
Тяжёлое беспамятство, в котором пребывали поутру Суля и Комиссар, мало напоминало здоровый богатырский сон. Зато они отлично бы вписались в известную картину В. М. Васнецова «После побоища Игоря Святославича с половцами». А ещё с парней можно было бы писать, например, молодых бурлаков, не дотянувших свою лямку и рухнувших замертво под тяжестью крепостного права.
Такая вот невесёлая картина обрисовалась утром в мамотинском доме, оставленном на попечение двух охранников.
А начиналось все так славно! Вчера поздним вечером, преисполненные выпитым и съеденным, они вышли подышать свежим воздухом и натолкнулись на белобрысую девчушку, которая, переступая с каблука на каблук, заглядывала через кусты на их территорию. Увидев приближающихся парней, она смутилась, сделалась пунцовой, но осталась на месте. Со своей сумочкой через плечо она напоминала школьницу, завидевшую уличных хулиганов.
— Че ты дёргаешься, дурочка? — галантно сказал Комиссар. — Солдат ребёнка не обидит. — В армии он не служил, и поговорка вовсе не являлась его жизненным кредо, но звучала мужественно и потому входила в обиходный лексикон Комиссара.
— Я ищу папу, — быстро сказала девчушка. — Он у вас на стройке работает. Иван Сергеевич Богословский. Знаете такого?
— А, Ванька! — догадался Комиссар. — Отирается тут такое чучело. Так оно тебе, значит, папашей приходится?
Это казалось невероятным, но девчушка покраснела ещё сильнее.
— Позовите его, пожалуйста, — попросила она, запинаясь.
— Да он, наверное, нажрался давно и… — Суля хотел махнуть рукой, показав тем самым, что презираемый им мужик удалился в неведомом направлении, но перехватил предостерегающий взгляд приятеля и закончил фразу иначе:
— В доме дрыхнет твой папанька. Разбудить?
— Я сама! — быстро сказала девчушка.
— Сама с огурцом упражняйся, — посоветовал Суля, у которого все мысли были сосредоточены на удовлетворении сексуальной нужды — большой и малой.
— С каким ещё огурцом? — искренне удивилась белобрысая.
Комиссар восхищённо цокнул языком. Давно ему не приходилось сталкиваться с такой наивностью.
— Тебя как звать, золотце? — спросил он, задумчиво разглядывая пупок соседки и облегающую её маечку-топик.
— Варя, — отозвалась она после некоторого колебания.
— Идём к нам в гости, Варюха. Сдадим тебе папашку с рук на руки — Но сначала посидим все вместе, песни попоём, — вмешался Суля. — Хором. — Получив от приятеля тычок локтем под ребра, он растянул губы в улыбке. — Шучу. Ванька уже отпелся.
— Как?!
— Лежит на полу, за сердце хватается, — подхватил Комиссар, горестно кивая щетинистой головой. — Как бы не окочурился.
— Отведите меня к нему! — звонко потребовала Варя. — Ему нельзя пить, совсем.
— Ну, если женщина просит… — Комиссар развёл руками и приглашающе мотнул головой. — Пошли.
— У вас по двору страшная чёрная собака бегает.
Она меня не покусает?
— Не, — заверил её Суля. — Рокки нас слушается… Иди сюда, Рокки. — Пнув приблизившегося пса ногой в морду, он победно захохотал:
— Вот видишь?
У нас полное взаимопонимание.
Ротвейлер, отпрянув, глухо заворчал. Продолжая смеяться, Суля поднял с земли обломок кирпича и запустил его в Рокки, угодив ему прямо между ушами, прижатыми к башке. На этот раз пёс даже не огрызнулся, лишь смерил обидчика злопамятным взглядом, прежде чем потрусить прочь.
Суля и Комиссар, изображая полное безразличие, дождались, пока девчушка приблизится, а потом незаметно отрезали ей пути к бегству. Один шагал впереди, поминутно оглядываясь через плечо, второй замыкал шествие, пытаясь на глаз определить, какого покроя трусики носит гостья под своей лёгкой юбчонкой.
Все трое вошли в дом, и здесь Варе было предложено подняться по узкой лестнице первой. Она подчинилась и тотчас пожалела об этом, ощутив на своих проворно пересчитывающих ступеньки ногах горячее дыхание парней. Было такое впечатление, что идущий следом так и норовил занырнуть с головой ей под юбку.
— Где папа? — спросила она, очутившись наверху.
Здесь царили следы бурного застолья, продолжавшегося, возможно, не один день. Несмотря на распахнутые окна, в комнате стоял неприятный запах алкогольных паров и табачного дыма.
— Ванька, ку-ку! — дурашливо крикнул Суля. — Ты куда спрятался, чувачок?
— Под стол, наверное, — предположил Комиссар с нехорошей улыбкой на губах.
Варя начала понимать, что попала в скверный переплёт. Ещё на что-то надеясь, она потребовала, притопнув ногой:
— Немедленно отведите меня к папе! Вы слышите?
— Теперь мы у тебя будем папами, — игриво сказал Комиссар. — Сколько бабок тебе отвалить за удочерение?
— Вы с ума сошли? За кого вы меня принимаете? — Варя попятилась к лестничному проёму, но парни сошлись плечом к плечу, преграждая ей дорогу.
Суля с вальяжной медлительностью извлёк из кармана объёмистый «лопатник», распахнул его и продемонстрировал соседке, что он полон купюрами неизвестного достоинства.
— Я плачу, — заявил он.
— Мы платим, — поправил товарища Комиссар.
— Выпустите меня отсюда! — Вместо крика у Вари получился жалкий лепет.
Суля, которому надоел затянувшийся разговор, оттянул маечку гостьи и заглянул внутрь, оценивая увиденное.
— Полтинник, — сказал он. — На большее такой товар не тянет.
— Ай! — взвизгнула Варя, делая попытку освободить топик от захватившего его указательного пальца.
— Заткнись, курва! — Комиссар схватил её за локти, лишая способности к сопротивлению. При этом он тоже норовил оценить оголившуюся грудь пленницы. Для этого ему пришлось прищурить один глаз, но все равно розовых сосков маячило перед его взором ровно в два раза больше, чем положено. — Курва! — повторил он с пьяной убеждённостью.
В сумочке у Вари хранился электрошоке?, без которого она не отваживалась выходить по вечерам из дома после того, как её однажды ограбили прямо на улице. Но Суля вырвал сумку из Вариных рук и небрежно отшвырнул в сторону.
— Что вам от меня нужно? — спросила она шёпотом.
— А то ты не понимаешь, мочалка драная, — ухмыльнулся Комиссар.
Резко развёрнутая к нему лицом. Варя увидела его открытую пятерню, летящую навстречу, и, успев машинально зажмуриться, ощутила сокрушительный толчок в лоб, после которого помышлять о сопротивлении стало некому.
* * *
Окончательно очнулась она лишь утром следующего дня. Руки стянуты за спиной собачьим поводком; одна нога пристёгнута наручником к ножке неподъёмного сейфа, рот заткнут каким-то тряпьём.
Кажется, в качестве кляпа Варины мучители воспользовались её собственными трусиками, изорванными в клочья, — она узнала запах своего дешёвого дезодоранта. А ещё во рту ощущался отвратительный привкус несвежих мужских носков. Изгибаясь всем телом, Варя заплакала от унижения и сознания собственного бессилия.
Сколько водки в неё влили вчера эти изверги?
Сколько раз поимели? То, что происходило в незнакомом доме, вспоминалось лишь урывками, как болезненный бред. Бутылочное горлышко, раздвигающее стиснутые зубы. Нож, который подонок по кличке Комиссар держал возле её горла. Пощёчины.
Тяжесть чужих тел.
Все виделось как в тумане, и поначалу Варя решила, что это от спиртного, которое она не переносила на дух. Но, поморгав ресницами, она поняла, что все дело в слезах. Сначала их было не так уж и много, но когда Варя увидела, во что превратились её обновы, на которые она копила деньги почти два месяца, слезы побежали по щекам ручьями. Её лучшая юбка превратилась в тряпку, да и она сама была не лучше — такая же истерзанная, грязная, валяющаяся на полу. Лучше бы её просто убили. Потому что, как жить дальше, Варя себе совершенно не представляла.
Перевернувшись на спину, она запрокинула голову и подождала, пока высохнут слезы, застилавшие глаза. Села, стараясь не тревожить лодыжку, прихваченную стальным браслетом. С ненавистью посмотрела на громадный старомодный сейф, который насильники вчера приподнимали вдвоём, чтобы придавить свободный браслет ножкой, и вдруг вспомнила, что лиса, попавшая в капкан, перегрызает себе лапу.
Но Варя была всего-навсего молоденькой девчушкой, слабой, растерянной, раздавленной свалившимся на неё несчастьем. И она все ещё верила в то, что люди хоть чем-то отличаются от зверей. Варя несколько раз ударилась голым плечом о стальную махину и поняла, что ни сдвинуть её, ни приподнять у неё не хватит силёнок. Избавиться от кожаных пут на руках тоже не удавалось. Оставался единственный вариант: разбудить одного из своих мучителей и попросить отпустить её на свободу. Все равно они получили от неё все, что хотели. Раз уж не убили, надо было как-то жить дальше.
Второй этаж дома, куда заманили Варю, представлял собой довольно просторное помещение, задней стеной которому служил скат крыши. Сюда были завезены мягкий уголок, кое-какая мебель, несгораемый шкаф и всякая офисная рухлядь вплоть до компьютера. Свободного пространства все равно оставалось предостаточно. На нем запросто умещались и низкий стол с остатками вчерашнего пиршества, и хрупкая Варя, и два здоровенных парня, каждый из которых был в полтора раза выше и в два раза тяжелее её. Намаявшись ночью с пленницей, они притомились и продолжали спать беспробудным сном, хотя солнце все сильнее прогревало их мерзкую берлогу.
Комиссар, развалившийся на диване, подходил для задуманного больше, чем дёрганый, насквозь лживый и самовлюблённый Суля. В его натуре угадывалась гнильца, сквозившая и в манере говорить, и во взгляде, и в том, как он норовил прижигать Варю сигаретой, вынуждая её шевелиться под собой. Комиссар в сравнении с ним казался туповатым, заторможенным. Зато
— более прямолинейным и гораздо более сильным. Если уж полагаться на одного из этих бандитов, то пусть это будет главарь, едва умещавшийся на диване.
До предела натянув цепь наручников, Варя вся вытянулась в струнку и осторожно тронула голову Комиссара босой ногой. Ощущение было такое, словно прикоснулась к ощетинившемуся ежу. Он упорно не желал реагировать на все более настойчивые толчки, этот проклятый ёж. И лишь после десятой или одиннадцатой попытки с дивана донеслось хриплое:
— Ну? Чего тебе?
Варя требовательно замычала. Приподнявшись на локтях, Комиссар буркнул:
— О, йогиня какая выискалась… Зарядку делаешь?
Правильно. Хвалю.
— М-м-м!
— Кляп просишь вытащить? — догадался усевшийся на диване Комиссар, поскребывая густую растительность на груди. — Так ты же орать начнёшь…
— Н-н-н! — возразила Варя, отчаянно мотая головой.
— Ну, гляди у меня! Вздумаешь голосить — зашибу на хрен. Поняла?
Она кивнула. Во рту, освободившемся от тряпичного кома, моментально скопилось столько слюны, что Варя никак не могла заговорить. Собственный язык казался слишком большим и неповоротливым.
Комиссар расценил её молчание по-своему:
— Похмелиться небось хочешь? Чердак трещит? — Не дождавшись ответа, он тяжело протопал к столу и, прихватив откупоренную бутылку шампанского, пожаловался:
— Лично у меня башка прямо раскалывается. Не колхозная все-таки…
Это было дико, но парень, изнасиловавший Варю, теперь искал у неё сочувствия. Словно они были добрыми друзьями, хорошенько повеселившимися минувшей ночью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57