Алиса, двигающаяся проворно, как ящерка, от него не отставала. Она была уже не той городской девушкой, которая шагу не могла ступить без того, чтобы не взвизгнуть или брезгливо наморщить нос. Поход по долинам и по взгорьям пошел ей на пользу. А уж тесное общение со спецназовцом – тем более. Никогда прежде глаза Алисы не сверкали таким живым блеском. Никогда прежде не было рядом с ней человека, на которого хотелось смотреть с таким обожанием.
– Теперь спи, – строго сказал Хват, когда они заползли под развороченные авиабомбой плиты ограды, лежащие на земле шалашиком.
– Только вместе с тобой, – заявила Алиса.
– А я уже сплю.
Растянувшись на спине, Хват сомкнул веки и притворился спящим. Дождавшись, пока Алиса последует его примеру, снова принялся разглядывать поселок, выискивая дворы, в которых еще сохранился какой-то транспорт. Таких было мало. Вдоль развороченной асфальтовой улицы тянулись довольно жалкие домишки с грязными оконцами и покосившимися заборами. Лишь ближе к центру торчала пара краснокирпичных строений с башенками и новехонькими кровлями. Двустворчатые ворота этих особняков, выкрашенные в зеленый цвет, свидетельствовали о том, что внутри есть гаражи, в которых должны стоять автомобили. Было бы неплохо выбраться отсюда на одном из них. Лучше всего с владелцем за рулем, потому что местные жители прекрасно ориентируются в этих краях и знают, как лучше объехать блокпосты. Гражданская одежда тоже не помешала бы.
«Хорошо, что перед заброской в Чечню меня снабдили деньгами, – подумал Хват. – Их должно хватить. Нынче настроение такое, что приятнее платить, чем убивать».
Машинально взглянув на спящую Алису, Хват еще раз осмотрел улицу, на которой не было видно ни одной живой души, и улегся на спину. Спал он чутко, как кот, просыпаясь каждые две-три минуты. Когда организм отдохнул, принялся размышлять о том, как следует поступить с диском от генеральского компьютера. Попытаться разобраться с ним самому? Передать куда следует? И вообще, что делать дальше теперь, когда рядом Алиса, которой по-прежнему грозит опасность, как и ему самому? Пока живы Конягин с Завадским, они не оставят попыток избавиться от свидетелей. Это значит, что до возвращения к будничной жизни еще далеко. Сначала нужно избавиться от могущественных врагов, а потом уж строить дальнейшие планы.
Прислушиваясь к происходящему в поселке, Хват занялся чисткой пистолета, ствол которого мог засориться за время блужданий. Автоматы остались далеко позади, теперь вся надежда была на «союзника» да на «гюрзу» с восемнадцатью патронами в обойме. Хорошая машинка, надежная. Разработанная по спецзаказу МВД и ФСБ, выпускается в ограниченных количествах, и это хорошо. Не слишком уютен стал бы окружающий мир, если бы бандиты всех мастей вооружились стволом, способным с расстояния 50 метров пробивать бронежилеты любых классов защиты.
А разве сейчас он так уж безопасен?
Снаружи раздавались голоса людей, блеяли овцы, лениво брехали собаки, но все это было лишь видимостью мира и покоя. В семье каждого жителя поселка есть боевик, за которым охотятся федералы. В погребах некоторых по сей день томятся заложники. В огородах закопаны трупы русских. Ничего изменить нельзя, исправить тоже нельзя, все останется, как есть, на многие десятилетия, если не на века.
Люди будут лгать, воровать, предавать, убивать. Время от времени среди них будут появляться то ли святые, то ли безумцы, утверждающие, что так жить нельзя, но кто и когда прислушивался к их слабым голосам? Внимают самым наглым, самым горластым. Тем, кто, взобравшись на трибуны, посылают на убой целые народы. Отстрелять бы этих шизофреников, как бешеных собак, да зажить по-другому, но не получится: на их место придут другие. И люди снова пойдут за ними, потому что святые обещают им небеса, которые потрогать нельзя, а политические лидеры сулят всяческие доступные блага прямо сейчас.
Если хорошенько разобраться, то и Хват плясал под эту паскудную дудочку, плясал всю сознательную жизнь, плясал на чужих костях. Сознавать это было так тоскливо, что он снова улегся на землю и проспал урывками до самого заката.
* * *
– Почему ты меня не разбудил? – возмутилась пробудившаяся лишь ночью Алиса. – Надо было по очереди дежурить.
Спросонок у нее даже не шепот получался, а какой-то негодующий сип.
– Хрипишь, как испорченный приемник, – посочувствовал ей Хват. – На, попей. – Он протянул ей флягу, воды в которой осталось на самом донышке.
– А ты?
– В поселке напьюсь.
Вода полилась из фляги мимо открытого рта Алисы:
– Без меня?
– Ты отдыхай, – твердо сказал Хват. – Заслужила.
– Я уже отдохнула.
– Значит, охраняй рюкзак.
– А вдруг в поселке боевики?
– Об этом я и толкую. Тогда мне придется не собственную голову беречь, а о тебе думать. Задачи, скажу я тебе, взаимоисключающие.
Довод убедил Алису, хотя настроения ей не поднял. Забрав у нее пустую флягу, Хват выбрался из убежища и тенью двинулся к дому из красного кирпича. Огород простирался далеко за пределы поселка, пробраться туда можно было, не попадаясь на глаза жителям, что Хват и проделал, приготовив нож на тот случай, если придется утихомиривать чересчур ретивого сторожа о четырех ногах. Двуногому сторожу тоже не поздоровилось бы, вздумай тот поднять хай. Расклад на войне прост: либо выживаешь ты, либо твой враг. И никаким Евангелиям этого правила не изменить, никаким Коранам.
Перебегая от яблони к груше, от одного смородинного куста к другому, Хват подобрался к самому дому, окна которого призрачно светились сквозь щели плотно закрытых ставень. Судя по дурашливым телеголосам, внутри смотрели очередное ток-шоу. На это Хват и рассчитывал. Он специально отправился в разведку не слишком поздно, до того, как обитатели поселка улягутся спать. Прежде чем сделать это, они непременно выйдут во двор, чтобы справить свои незамысловатые дела, тут-то Хват с верным «союзником» и предстанет перед ними. Постаравшись сделать это до того, как они успеют спустить штаны или что там на них надето…
Примерно через полчаса ожидания, проведенных Хватом за хилым виноградником, загремел засов, дверь отворилась, в прямоугольник желтого электрического света шагнул жилистый мужичок в трусах и сапогах на босу ногу. Если бы не этот наряд, его запросто можно было бы принять за голивудского киноактера Аль Пачино.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Хват, ненавязчиво клацая затвором «гюрзы», но не торопясь выходить на свет.
– Привет, – буркнул местный Аль Пачино, ничуть не удивившись присутствию постороннего у себя во дворе. – Чего надо?
– Бандит? – спросил Хват в свою очередь.
– Какой из меня бандит? Старый совсем.
– Ну да, ну да. Дома сидишь, телевизор смотришь, а что вокруг происходит, знать не знаешь. Так?
– Чего надо? – повторил вопрос Аль Пачино, воинственно подтягивая трусы.
– Я сейчас скажу тебе, что мне надо, – пообещал Хват, выйдя из-за винограда. – Но для начала объясню, что ждет тебя и твою семью, если ты попытаешься хитрить. Дом сожгу. Баб твоих передушу как курей. За тебя возьмусь в последнюю очередь, чтобы ты видел все происходящее своими собственными глазами. Устраивает тебя такой вариант?
– Нет, – признался мужичок со внешностью Аль Пачино. – Совсем не устраивает.
При этом он едва заметно скосил глаза влево. Нетрудно было догадаться, что там у него хранится какое-то оружие, припрятанное специально для таких вот встреч.
– Стой, как стоишь, – предупредил Хват. – Вздумаешь дернуться, мне ведь тоже действовать придется. Это как цепная реакция.
– Уходи, – попросил мужичок в сапогах. – Добром прошу. Я против русских ничего не имею.
– Не волнуйся так. Я не убивать пришел, не грабить.
– Но и не для переписи населения, как я понимаю.
– Правильно понимаешь, – кивнул Хват, приближаясь на расстояние трех шагов. – Я денег тебе принес.
– Издеваешься? – тоскливо спросил мужичок, не сводя глаз с дула направленного на него пистолета. – Давай, издевайся. Однажды мои сыновья тоже придут в твой дом.
– Я не шучу. Гляди, вот деньги. Пятьдесят долларов.
– Так бы сразу и сказал. Чего нужно? Анаши? Патронов? Водки?
Хват отрицательно покачал головой:
– Ты дашь одежду для меня и худенькой девушки вот такого роста. – Он показал. – Незаметно вывезешь нас отсюда и так же незаметно доставишь в Осетию… Сколько километров до Моздока?
– Девяносто два, – машинально ответил мужичок, после чего сделался похожим не просто на Аль Пачино, а на негодующего Аль Пачино. – За пятьдесят баксов я вас даже через один блокпост перевозить не возьмусь. Знаешь, сколько русские дерут за то, чтобы пропустить машину без досмотра?
– У меня есть пятьдесят долларов, – терпеливо пояснил Хват. – А еще у меня есть пистолет, в обойме которого восемнадцать патронов. Нет, вру… Один патрон уже загнан в ствол и дожидается своего часа. Вот я и спрашиваю тебя: хочешь ли ты торговаться дальше? Или будем считать, что договорились?
– Будем считать, раз хочешь. – Аль Пачино повернулся, чтобы войти в дом.
– Погоди, – окликнул его Хват. – Я еще не все тебе сказал. У тебя может возникнуть искушение попытаться убить меня или сдать на первом же блокпосту. Так вот, отбрось эти мысли раз и навсегда. Я один из тех, кого вы называли людьми без тени.
Мужичок моментально изменился в лице, растеряв всякое сходство с Аль Пачино.
– Еда нужна? – спросил он. – Лепешки есть, баранина есть, сыр есть.
– Я не могу заплатить больше, – признался Хват, – протягивая пятидесятидолларовую купюру.
– Никто не просит доплачивать. Так могу покормить, даром. У нас закон: будь гостеприимен с каждым прохожим.
– Знаю я ваши законы. Поэтому в доме врага есть не стану.
– Я не враг! – Мужичонка ударил себя кулаком в грудь. – Я друг.
– Вот довезешь до Моздока, тогда и поглядим, кто ты такой на самом деле, – сказал Хват. – А пока не трать даром время и слова. Как там у вашего пророка сказано?.. «Спеши делать добро, пока зло не возвело между людьми стену непонимания…»
Пистолет в его руке качнулся. Это походило на утвердительный кивок, выражающий полное согласие со словами Мухаммеда. Не найдясь, что возразить на столь убийственный аргумент, мужичок в сапогах протопал в дом, оставив Хвата гадать: не вооружиться ли всем проповедникам на земле пистолетами, дабы люди лучше воспринимали их призывы?
* * *
На южной окраине Терско-Кумской низменности, на высоком левом берегу реки Терек изнывал от жары город Моздок с его сорокатысячным населением. В переводе с кабардинского языка название города означало «глухой лес», но деревьев здесь было мало, а те, что имелись, выглядели чахлыми, нездоровыми. Во всяком случае, так было на улице Кирова, где размещалась самая приличная (если не единственная) моздокская гостиница.
Хват и Алиса расположились в двухместном номере на втором этаже. Чтобы сохранить анонимность, пришлось переплатить вдвое и выдать себя за влюбленную парочку, сгорающую от неутоленной страсти. Последнее сделать было не так уж сложно. Если бы коридорной или горничной вздумалось подслушивать за дверью, чем занимаются жильцы 42-го номера, то они удовлетворили бы свое любопытство в полной мере.
Впрочем, буйствовали постояльцы лишь утром, а к полудню угомонились, сморенные усталостью и зноем. Вяло перекусили и принялись откровенно бездельничать, что было весьма приятно после многодневных скитаний по горам.
Алиса, например, подсела поближе к зеркалу, в которое никак не могла наглядеться с тех пор, как вымыла волосы шампунем и наконец расчесала их приобретенной в местном универмаге щеткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49