Дежурный — парень в джинсах и с засаленной косицей, перехваченной аптекарской резинкой, загородил дорогу.
— Все, детишки-старикашки, лавочка закрыта. Дядечка утомился. Завтра — милости просим...
Федечка с таинствнным видом подошел к стражу водного заведения вплотную. Носом к носу.
— Мистер, а если еще одно включение? Только для ViR-персон?
— Ты что ли персона, рыжий?
— Рыжий-красный, значит опасный. Показать удостоверение? Будь готов — всегда готов!
При виде приятной «зелени» парень расплылся в улыбке, глаза замаслились.
— Ага! Вижу — настоящие VIR-персоны. Без обмана. Сейчас включу.
— Водное удовольствие только для двоих, бабушкам и детишкам вход строго воспрещен. Сговорились?
Вторая стобаксовая бумажка отправлена вслед за первой.
— Будь сделано, — еще больше подобрел парень. — Где желаете порезвиться?
— Как это где? Конечно, в море-океане.
Заиграли, заморгали разноцветные светляки. Заревели трубы, загрохали барабаны, завизжали флейты.
— Эй, Бах-Бетховен! — не выдержав, закричал Федечка. — Сбавь обороты! YIR-персоны глохнут!
Стоящий за пультом оператор понимающе кивнул, нажал на кнопки, покрутил верньеры. Громоподобная какафония сменилась ласкающей душу мелодией.
Под сводом огромного зала разместились водопады и омуты, водовороты и тихие заводи. На водной глади призывно покачиваются лодки и плотики, спасательные круги и большие шары, надутые гуси-лебеди в увеличенном масштабе. Все удовольствия для любого возраста и темперамента: и холериков и сангвиников.
Вволю наплававшись и нанырявшись, молодые люди легли на плотики, причалили их друг к другу.
— Эй, на мостике! Смени пластинку на более тихую. Дай поговорить.
Оператор убавил звук до едва слышного. Предчувствуя дополнительное долларовое вливания, он был готов исполнить любое желание богатого придурка. Даже заставить водопад изливаться в другом направлении — вверх.
— Все-таки у тебя патология, заскок на этом парне, — поставила диагноз Сашка.
Не ехать же молча?
— Финальный заскок, Сашуля. Вполне безобидный.
Разговор ни о чем набирает обороты. Подготовка к более серьезной, болезненной для обоих теме. Высказаться прямо, в лоб, Лаврикову мешает дурацкая, несовременная порядочность.
Сашка насторожилась. Изученный с головы до ног любовник ведет себя как-то необычно. Не пытается обнять, поцеловать. Вместо этого — странные признания едва знакомого мужчины.
— Безобидный — это я усекла. А почему финальный?
И снова Федечка не решился на полную откровенность.
— Просто такое ощущение, будто я никогда больше не попаду на водные, детские аттракционы. Потому, что все последующие забавы будут... взрослыми.
— Странные, я бы сказала, ощущения. Слишком серьезные, даже без присущей тебе иронии.
— Ирония, дорогая, всего лишь маска для легко ранимой души, — поправляя очки, наставительно промолвил экслюбовник.
— Это у кого ранимая душа? — иронически осведомилась девушка, оглядывая аквапарк. Даже поискала под потолком, прошлась взглядом по терпеливо ожидающему «оператору». — Не вижу.
— А ты повнимательней погляди на плотик слева... Видишь, как я страдаю? — изобразил хитрец мучительную гримасу.
— Не верю, притвора! Ты — броненосец.
— Картонный... А на самом деле... Правда, Саш, даже бумажный.Скажи, ты меня хоть чуть-чуть любила?
Объясняются обычно под луной, в кустах, в комнате, а тут — Аквапарк, любопытный взгляд оператора... Чушь несусветная! Но сказанного уже не перечеркнуть и не спрятать. Тем более, что вопрос — не о настоящем, о прошлом. Этакая любовная ностальгия. Расставаться нужно красиво, снова подумал Лавриков.
— В смысле? — растерялась девушка. — Что ты имеешь в виду?
— Ну, какой смысл может быть в любви? Сплошная бессмыслица! Отвечай: любила или — притворялась любящей?
Если ответить по старинке: «да» или «нет», примагниченные плотики или раз"едутся в разные стороны или еще крепче прижмутся друг к другу. Стоит ли рисковать, лениво подумала Сашка. Лучше ответить по современному, без скромно потупленных гляделок и стыдливого румянца.
— Федь, зачем нормальные сексуальные отношения грузить глупыми вопросами?
Ага, сама вышла на желанную тематику! Это уже теплей!
— Сексологи утверждают, что женщины, в отличии от мужиков, умеют любить ушами. Я ведь никогда не говорил, что люблю тебя.
— Так скажи! Мне будет приятно.
— Не дождешься!
— Почему? — обиженно прошептала Сашка. — Или решил признаться в постели? Тогда заканчиваем этот цирк и перебираемся в общежитейскую конуру. Которую ты вот уже неделю не посещал.
Для настоящей любви неделя — немыслимо длинный срок. Раньше они резвились два раза в день: утром перед занятиями и вечером после завершения трудового дня. Но это было сто лет тому назад, до появления в его жизни Лерки.
— Не торопись, всему свое время. Поговорим. Без фальшивых поцелуйчиков и слезливых обид. Стоит ли грузить нормальный секс подобными признаниями? Опасно и вредно... Знаешь, Саш, наверно, это действительно наше последнее совместное... развлечение
— Под названием: «Об»яснение в нелюбви», да?
— Пардон, мадмуазель, но так будет по честному. Это не бизнес — в таких делах я не люблю и не особенно умею химичить.
Он осторожно покосился на соседний плотик. Сашка не плачет — сосредоточенно глядит в потолок. Будто заинтересовалась хрустальной люстрой.
— Обидная для меня честность. Как в той рекламе: не хочу. Ну, помнишь — идет голая фотомодель по людной улице, жует жвачку, а навстречу — секссимвол с такой же жвачкой. Диктор поясняет для тупых: мол, ничего, кроме жвачки, этим счастливчикам не нужно...
— А тебе нужно?
— Да, мне нужно! Ты — хорошая партия. Без растительности в ноздрях, не старый и не пузатый... Партии делают и без всяких разных чувств... По расчету.
Федечка горько усмехнулся.
— Партии без чувств получаются карликовыми и не преодолевают пятипроцентный барьер... Тем более, Швеция заменена на Кислодрищенск.
— Понятно... Но это же идиотизм?
— Чистейшей воды, без вредных примесей.
— Ну, и глупо!
— Не отрицаю. Вполне возможно. Глупость в квадрате.
— Барьер не взят. Все по честному. Слава Богу, финиш!
— Мы остаемся друзьями?
— Давай без горького подслащивания. Обойдусь, не рассыплюсь.
— Знаешь, Саш, будущее непредсказуемо. Вдруг что-то изменится и нас потянет на второй дубль?
— Не получится, оракул! Дубль первый, он же — последний. Снято! Мы едем в разных машинах в разные стороны.
— Легче стало?
— Трудно сказать... Скорее — грустно.
— Грусть пройдет...
— Надежда юношей питает, да?
Оператор, так и не дождавшись еще одной бумажки с изображением «штатовского» президента, выключает музыку, дергает рубильник — гаснут разноцветные гирлянды, перестают брызгать фонтаны, останавливются водовороты. Праздник окончен, наступили серые будни.
— Эй, VIP-персоны, ваше время вышло. Закругляемся. Поторопитесь! Через десять минут парк запрут и спустят злых собачек.
— Злых собак не бывает, мистер, — немедленно отреагировала Сашка. — Голодные собачки только выглядят обоззленными. На самом деле, они не кусаются... Как я сейчас, к примеру...
Глава 18
«Красиво» распрощавшись с недавно горячо любимой девушкой, коварный соблазнитель постарался изгнать ее образ из головы и сердца. Поначалу не получалось — Сашенька вцепилась в сознание острыми коготками, никак не хотела покидать полюбившееся ей местечко. Но не прошло и часа, как угрызения совести перестали терзать парня. Все в жизни меняется, утвердился он на позиции правдолюбца, и привязанности и антипатии. Стоит ли терзать себя, когда впереди его ожидает новая встреча и новая работа? Сашка поболеет, поплачет и успокоится. В этом ей поможет новая любовь к тому же Витьке, парне с третьего курса.
Самолечение помогло — образ девушки померк, потом вообще исчез.
Следующий визит — в коттедж Кирсановых. Федечка не особенно уважал будущую свою мачеху, но вежливость и обязательность — закон для настоящего джентльмена. Без этого он превращается в дикаря, папуаса.
Как принято, они почаевничали, обменялись мнениями по поводу мерзкой погоды и непредсказуемого подпрыгивания цен. Ольга Сергеевна, с присущей всем женщинам проницательностью, ожидала главного.
Наконец, пасынок, помолчав, признался в причине своего посещения.
— Понимаете, Ольга Сергеевна, я просто не мог уехать, не объяснив вам своих мотивов. Да и какие мотивы, когда Белугин погиб... Так, малозначащие наблюдения...
Кирсанова вытерла повлажневшие глаза.
— Гибель Петра Алексеевича для меня трагедия. Это ужасно...
— Действительно, ужасно... Лишь бы в этом ужасе не было закономерности.
«Мачеха» подняла голову и пристально поглядела в лицо Федечки.
— У тебя есть основания?
— Как сказать? И да, и нет. Пока ничего определенного. Если буду знать точно, обязательно скажу... Всех вам благ... Счастливо!
— Погоди. Еще один вопрос... Извини, не совсем вежливый... Ты уедешь, так и не помирившись с отцом?
Действительно, бестактный! Федечка никогда не мирился с попытками лезть в его жизнь, но спрашивает не посторонний человек — подруга отца.
— Я с ним не ссорился.. Только, когда собеседник уверяет, что мои планы маленького вторжения в провинциальный городишко равносильны уничтожению целой провинции, трудно оставаться спокойным.
— Он любит тебя и боится...
— И я люблю его, — нехотя признался Федечка. — Но это вовсе не значит, что любимого сына разрешено записывать чуть ли не в приверженности к утилитарной биоэтики. И долдонить об этом через каждые пять минут.
— Куда записывать? — не поняла Кирсанова. — В какую еще биоэтику? Бог с тобой, Федя! Лавр и слов таких не выговорит.
— Поясняю: утилитарные биоэтики — такая всемирная тусовка ученых садистов, которые всерьез доказывают, что слабых нужно убирать для того, чтобы сильные становились еще сильней. Понятно излагаю?
— Более или менее понятно... Одно только не ясно: как убрать?
Федечка усмехнулся. До чего же тупы окружающие его люди! Ни сообразительности, ни примитивной фантазии, разложи им по полочкам и бирки приклей! Раньше он считал Кирсанову более умной, теперь приходится усомниться.
— Совсем убрать. На фиг! Не помогать, не лечить... Ну, и так далее. Всех, от больных младенцев до стариков. Вот любимый папочка и упрекнул меня в планах истребить нищий городок в целях строительства на его месте города будущего. Одним словом, записал в фашисты.
Переубеждать самонадеянного мальчишку все равно, что пытаться пробить головой железобетонную стену. Бесполезная трата сил и нервов.
— Оба хороши. Два сапога пара.
— Не переживайте, Ольга Сергеевна, со временем все утрясется. Оно, это время, и лечит и калечит. Чаще лечит... Жаль попрощаться с Иваном не удалось... Впрочем, может быть оно и к лучшему. Слишком он у вас... электрический... На свадьбу, надеюсь, пригласите?
— Не уверена, что она состоится...
Федечка с удивлением и с недоверием поглядел на женщину.
— Нет. вы уж, пожалуйста, не сомневайтесь! Даже не думайте об этом! А то отец, если не женится, обставит отремонтированную квартиру столами «Юсси» и затоскует. Тем более, меня рядом не будет — орать не на кого. Папа без дела ни дня не может, помрет, не дай Бог. Без дела и без ора.
— Опомнись, болтун! Разве женитьбы — это дело?
— Для отца? Еще какое! Подозреваю — намного страшней, чем управлять «Империей».
— Выяснилось, что я ничем и никем не управляю. Там продолжают умирать. Началось с Володи, моего первого супруга... Сейчас — Петр Алексеевич... Кто на очереди? Страшно подумать.
— Умирают везде...
Ничего не об»яснив, только туманно предупредив о грозящей опасности, Лавриков-младший
уехал.
Разговаривая с Ольгой Сергеевной, отвечая на ее вопросы, соглашаясь и протестуя, он не переставал думать об отце. Добром и жестком, веселом и грустном, занудливом и внимательном человеке, которого сам Бог послал ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33