— Успокойтесь, Вацлав Егорович, выпейте воды и об»ясните толком: что случилось?
Вместо воды генеральный отпил прямо из горлышка бутылки несколько глотков коньяка, немного успокоился и более или менее внятно поведал о происшествии.
Некий работяга по фамилии Суворов вышел после ночной смены из ворот, не успел преодолеть и пятидесяти метров, как из — а угла выскочил грузовик, сбил его с ног, крутанулся на поверженном теле и исчез за тем же поворотом, откуда появился. Растерявшийся дед Ефим не сразу вызвал милицию. Когда приехала патрулька, ей оставалось только полюбовапться раздавленным телом рабочего да следами шин на проезжей части улицы. Сработали, не в пример деду Ефиму, оперативно — не прошло и получаса, как на месте происшествия все забурлило: гаишники измеряли, прикидывали, сыщики искали в луже отпечатки шин, с пристрастием допрашивали воротного стража, милиция охраняла место происшествия…
— Что представляет из себя погибший? Я не имею в виду его квалификацию либо образование — интересует внешний облик.
Задавая этот обычный в следственной практике вопрос, я был на сто процентов уверен, что сбитый машиной человек — тот самый бородач, который вместе с Тимофеичем поднимался в тот страшный вечер на третий этаж попить газировки.
Генеральный осторожно, будто боясь причинить боль, положил передо мной взятое в отделе кадров личное дело. С анкетой, заявлением с просьбой о приеме на работу и, главное, с фотографией.
Я не ошибся — вслед за Тимофеичем отправился в мир иной его дружок.
Продолжается настойчивое подталкивание следствия в сторону убийства главного экономиста «погибшими» работягами или за гибелью Суворова прячется другой, более хитроумный ход?
— Понимаю, не дело дилетанту подавать советы профессионалу, — снова нервно забегал по кабинету генеральный. Будто догонял ускользающие от него «советы» и «пожелания», — но обстановка сложилась такая — приходится… Так вот, мне кажется, что вы зря сбрасывавете со счетов погибших или убитых, как хотите, работяг. Того же Суворова. Вдруг они были связаны с бандой убийц? На вашем месте я бы призадумался…
К сожалению, Пантелеймонов никогда не займет «моего места». Я с удовольствием поглядел бы со стороны на потуги генерального в роли сыщика. Дров наломал бы — на три зимы хватит!
Но даже в лепете младенца имеется нередко здравый смысл.
Почему, спрашивается, я с ходу отмел подозрения в отношении Тимофеича? Скорей всего, возоблодали эмоции, строго противопоказынные любому уважающему себя детективу. Одни только факты, вдумчивое их исследование, сопоставление — вот альфа и омега расследование любого преступления. Я же поддался симпатии к человеку, несомненно доброму и честному, а разве мало «добрых» и «честных» осуждены за самые мерзкие преступления?
К сожалению, Тимофеича уже не допросишь, не прощупаешь. Остается «прощупать» его образ, бывшие связи, друзей-приятелей. И сделать это, конечно же, с помощью вдовы.
— Спасибо за совет, — вежливо поблагодарил я, склонив повинную голову. — Немедленно займусь.
Генеральный победоносно усмехнулся. Хваленный сыщик посрамлен, и кем — примитивным технарем…
10
Домишко Тимофеича — на окраине старой части Кимовска, на берегу речки. Обшит досками, крыша — черепичная, подновленная, чистая. Над трубой растопырил крылья и задрал горластую голову жестяной петух. Точь в точь задиристый хозяин. Стены дома старательно разрисованы живностью. Здесь и петухи, и кошки, и собаки, и хрюши. А главный фасад — целая картина: две лягавые преследуют козу, из-под окна наблюдает за охотой лохматый мишка, над другим окном парит беркут, или — ястреб, не разобрать.
Оказывается, арматуро-бетонщик — неплохой рисовальщик и заботливый хозяин. Одно очко — в его пользу.
Во дворе возится с курами худенькая женщина в черном. Поймает курицу, ощупает ей задок, скажет что-то ласковое и отпустит. Видимо, определяет — можно ожидать яйца либо нельзя. Я пришел на подворье Тимофеича почти с той же самой задачей — «снесется» ли его вдова или зря потеряю дорогое время?
— Можно к вам?
Женщина подняла побагровевшее от натуги лицо с большими синяками в подглазьях. Больная, наверно, наклонится — кровь к голове приливает. Да и попробуй быть здоровой при таком стрессе!
Недоуменно поглядела на незнакомого человека.
— Ко мне?
— К вам, Лариса Евгеньевна, к вам. Понимаю, не во время заявился, но — служба…
Идиотское оправдание! Какое отношение имеет пожаро-сторож к супруге убитого человека? Гасить пожар в душе настрадавшейся женщины или посторожить её дом от наемных убийц? Наспех придуманная причина — протухшая от длительного пользования. Одна надежда — поверит, не станет копаться.
Вдова отряхнула с подола невидимые крошки хлеба, которыми потчевала кур, горькая улыбка проскользнула по бледным губам.
— Наверно, сослуживец мужа?… Спасибо. Друзья Тимофеича часто навещают, помогают, чем могут… Только ни к чему помощь-то, Феденьку не вернуть, остальное… — она взмахнула худой рукой, будто отстраняла слова сочувствия и… милостыню. — Заходите в дом — молочком угощу. Феденька любил парное молочко, сам коровку обихаживал, иногда — доил…
Я молча прошел в чистенькую комнату, без приглашения уселся за стол, накрытый цветастой скатертью. Лариса Евгеньевна осуждающе покачала головой, выразительно перевела взгляд с меня на икону. Лба не перекрестил, нехристь, прочитал я в её глазах, сразу — за стол.
Перекрестилась за двоих: за себя и за неверующего гостя.
Все же поставила передо мной полулитровую чашку налила молока, нарезала вкусно пахнущий свежий хлеб.
Доверительный разговор начался со спотыканий и недомолвок. Хозяйка либо отмалчивалась, либо отвечала короткими фразами, я не умею разговаривать с близкими умерших, не могу найти ни приличествующего случаю тона, ни сочувственного выражения лица.
Через каких-нибудь пятнадцать-двадцать минут понял: зря потерял время, ничего путного узнать не удастся. Из немногословных рассказов вдовы возник образ святого человека, не имеющего ни одного недостатка, обладающего такими достоинствами, что дух захватывает. Тимофеич — рачительных хозяин, не выпивоха, ни драчун, жену любил, детей обожал. А уж творческие способности убитого — достаточно поглядеть на его картины.
Не слушая отнекиваний, женщина заставила меня ещё раз полюбоваться разрисованными стенами дома, вытащила из-за печки, завернутые в чистую тряпицу, листы ватмана с картинками и портретами. Знаток я в живописи, честно говоря, никакой, даже меньше, чем никакой, но творения Тимофеича мне понравились. Особенно, на «росбетоновскую» тематику. Да и портреты хороши, главное — узнаваемы. Вот — Суворов, вот — генеральный задрал гоолву к потолку… А вот — Боже мой, как же он подметил черты характера моей подружки — Светка глядит на меня, обиженно и насмешливо… Мастер вечерней смены… Кадровик… Вартаньян…
— Друзья у Федора Тимофеевича были?
— Как же без друзей? — обидчиво поджала губы вдова. — Тянулись к нему люди, как на огонек. Тот же Суворов — дрянь человек, пьянь и матерщинник, а посидит с моим мужиком за чаем — трезвеет, перестает браниться. Со всеми Тимофеич язык находил, ко всем душой прилипал. Вот только соседа не любил, как завидит — день волком ходит, пачку сигарет высмаливает…
— А кто — сосед?
Спросил и точно знал ответ. Сердце колотилось, будто полковой барабан в старой царской армии. Зря сожалел о потерянном времени, оно вовсе не потеряно, вон какую находку подбросило!
— Дряной старикашка. Дед Ефим. Он на Росбетоне работает сторожем…
Итак, пересеклись дорожки воротного стража и доброго бетонщика. О такой удаче я только мечтать мог. Уж не дед ли Ефим подстроил падение плиты на Тимофеича — не сам, естественно, при помощи той же крановщицы?
— Что не поделили? Соседи ведь…
— Грешно сказать, но таких соседей — в гробу видеть! Сколько дед принес нам горестей — ни в одной книжке не опишешь. То милицию наведет — дескать, Тимофеич в баньке фальшивые деньги рисует. То дохлую кошку перебросит через забор… А давеча, перед самой кончиной Феденьки, царство ему небесное, что удумал, гнилая кочерыжка. Сам не заявился — боится, небось, соседского парнишку подослал. Так и так, порешил кабанчика прирезать, одолжите тесачок, возверну, мол, с добрым шматком сальца…
В душе у меня заныло, будто там непонятным образом очутился больной зуб.
— Что за тесачок?
— Дед Феденьки с фронта привез. Острый — ужас… Хозяин в баньке был, а я по бабской доброте не отказала… На второй день перехватила Ефима около калитки и спрашиваю тесачок. А этот злодеюга круглит воровские глазища. Что ты, Ларисочка, не брал я, напраслину возводишь. Да и кабанчика, мол, рано резать — пусть жирку нагуляет… Так и пропал ножик, одни ножны и остались…Грешна, муженьку ничего не сказала, побоялась, как бы он не начистил морду ворюге…
Обозначились две зацепки, связанные между собой: соседство деда Ефима с Тимофеичем и судьба чертова гитлеровского кинжала. Плюс — развалился миф о поездках бывшего сексота органов на садовый участок. Зачем он, спрашивается, владельцу обширного подворья на берегу реки на окраине Кимовска?
Молодчаги, ребятишки, круто завернули, — щедро похвалил я в душе изобретательных преступников, только одного не учли — наличие умного сыщика, замаскированного под начальника пожарно-сторожевой слшужбы Росбетона. Как бы им эта оплошка боком не вышла, геморроидной шишкой не вспухла.
Я невольно поглядел в окошко.
За забором, разделяющим два участка, дед кормил собаку. Трепал её за уши, подсовывал в миску куски мяса, а сам нет-нет да поглядывал в сторону соседского домишки. Будто прислушивался к неприятному для него разговору.
— Спасибо за угощение, — поднялся я из-за стола. — Молоко вкуснейшее, давно такого не пробовал. И — за беседу
— Заходьте на сорок дней и… вообще, — всхлипнула вдова, закрыв лицо согнутой в локте рукой.
— Трудно сейчас… работы много…
Женские слезы мигом выбивают меня из состояния равновесия. Утешать, сочувствовать не люблю и не умею. Единственное спасения — в ногах. Вышел на крылечко, неприметно покосился на соседский участок. Дед Ефим все ещё играл с собакой, делал вид — увлечен этим занятием, ничего и никого вокруг себя не видит. Да и мне сйчас не очень-то хочется заниматься болтовней со старым бандитом. Не то настроение.
Впереди аналогичный визит к семье Суворова.
Если сказать откровенно, без рисовки, я ничего хорошего от посещения усадьбы второго погибшего работяги не ожидал. Нет же рядом с ним второго деда Ефима. Лично мне одного хватает по самую завязку, не дай Бог, образуется «копия» — не долго ума лишиться, после зоны «освоить» психушку.
Закадычный дружок Тимофеича проживал тоже по соседству с рекой, на опушке вытоптанного в поисках грибов леса. Вообще-то, лесом поименовать его можно с большим трудом — хилые деревья цепляются извиващимися корнями за глинистую землю, каракаются на небольшую возвышенность. Как это сейчас делаю я, порешив сократить дорогу к суворовскому подворью.
Не успел втиснуть правую ногу в скользкую выбоину сделанной, видимо, рыбаками ступеньки — сверху прямо на мою многогрешную голову скатилась огромная каменюга. Прямо-таки — глыба. Не заметь её во время, валяться бы мне на речном берегу с ппроломленным черепом. С трудом уклонился. Ах, сволочи, вот до чего дошли! Явное покушение на зека-сыщика при исполнении им почти служебных обязанностей!
Позабыв об длительном отсутствии тренировок и о том, что — безоружен, птицей взлетел на взлобок. Поздно. Киллер либо мальчишка-озорник исчез. Только успел заметить перебегающую от дерева к дереву мужскую фигуру.
Крутые ребятишки, снова то ли осудил, то ли похвалил я преступников, придется держать хвост трубой, ушки на макушке, нос — пистолетом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45