Потом сновидение будто провалилось, ему на смену пришло забытье.
Разбудил ее скрежет внутреннего замка. Первая мысль — Юрка потерял ключи, вот и пытается открыть дверь ржавым гвоздем. Ну, она сейчас задаст гулене и пропойце.
Женщина спрыгнула с кровати.
— Перестане портить запор! Сейчас открою.
Но дверь уже открылась, на пороге — две неясных в лунном свете фигуры. В глаза ударил луч фонарика.
Бандиты!
Надо бы закричать, позвать на помощь соседей, но язык отказался повиноваться, крик комом застрял в горле. Дыхание прервалось.
— Не пужайся, телка, ничего тебе не сделаем. Есть нужда побазарить.
— Приходите днем — поговорите с мужем, — неожиданно хриплым, словно с перепоя, голосом проговорила хозяйка. — Уходите…
Сильные мужские руки повалили Таисию на кровать. Она вертелась, мычала, пыталась вытолкнуть изо рта загнанный вонючий кляп, царапалась, била ногами.
Справиться с двумя сильными мужиками ей не под силу. Распяли, как Христа, привязали к кровати веревками. Один бандит принялся завешивать окна, второй уселся на придвинутой к пленице табуретке.
— Скажешь правду — останешься целой, даже не трахнем. Станешь запираться — тебе же хуже, по очереди приложимся да еще порежем.
И Зуб принялся сладострастно расписывать муки, которые ожидают упрямую бабу. С таким знанием дела и с такими подробностями, что у Таськи пересохло во рту и онемели руки-ноги. Единственная надежда на появление мужа.
— Юрка, Юрочка, где же ты? — шептала она пересохшими губами.
— Баба, кажись, обмаралась со страху, — принюхался Хитрый. — Ничего не цынканет, ты ей кляп вогнал в горло…
— Усохни, падло, сам знаю, как банковать.
Зуб осторожно развязал платок, вытащил кляп. Женщина облегченно задышала, из глаз полились слезы.
— Кончай разводить мокрость, — поморщился главарь. — Все одно не помилуем. Ответишь на вопросы — жива останешься.
— Отвечу, — тихо пообещала Сергеева. — Только развяжите… больно…
— Ништяк, потерпишь… Куда спрятались Валерка Чудин и Людка Новожилова?
— Не знаю…
Сильная пощечина откинула голову вправо, вторая возвратила ее в исходное пложение. Во рту — солоноватый вкус крови. Господи, сделай так, чтобы зубы остались целыми, думала женщина, словно целые зубы дороже жизни.
— Это тебе задаток, лярва. Расплата впереди… Где схоронились гости? Отвечай!
— Не знаю…
На нее обрущился град ударов. Озверевший бандит размахивал кулаками, выкрикивая мерзкие ругательства.
Главное — протянуть время, осталась в голове Таськи единственная мысль, Юрка уже на подходе, вот-вот войдет. Боли она не чувствовала, будто колотили не по живому телу — по боксерской груше.
Зуб рывком располосовал надвое летний сарафан. Зацепил резинку трусиков и тоже разорвал их. Отродясь Сергеева не носила бюстгалтера — баловства городских модниц, терпеть не могла комбинаций и рубашек. Сейчас она лежала перед двумя мужиками нагая, не имеющая возможности даже прикрыть ладошками стыдные места.
У бандитов разгорелись глаза, задрожали руки.
— В последний раз спрашиваю, где Чудин с телкой? Гляди, стерва, не накличь беды на глупую башку, лучше скажи…
Надежда на появление мужа растаяла. Юрка не успеет. Вместо этой надежды возникла другая, такая горячая, что по обнаженному телу пробежала дрожь. Почему она должна мучиться, скрывая москвичей? Кто они — родственники, близкие люди, друзья?
— Ежели скажу, уйдете? Не тронете?
Усмехаясь про себя женской наивности, Зуб, вслед за ним и Хитрый, истово перекрестились. Заранее зная — любая клятва, в том числе Богу, является еще одним способом развязать бабе язык. И не больше.
— У дяди Федора… Хутор Ручьистый…
Значит, полученные ранее сведения, верны. Нужно лететь в плавни, добираться до хутора. Зуб переглянулся с напарником и прочитал на его лице мысль, одинаковую с его решением. Слишком уж сооблазнительная баба лежит перед ними, чтобы отказаться ее испробовать.
— Вы же пообещали, нелюди? — обреченнно прошептала женщина, зная — словами насильников не прошибешь, спасения не вымолишь. — Кто я для вас, молодых, сильных — старуха… Пощадите…
Погас луч фонарика, на Таську навалилось тяжелое мужское тело, лапы сжали груди, что-то тупое вошло в нее, безжалостно, больно. Она потеряла сознание.
Насытившись, напарники стояли над распятой женщиной, нерешительно переглядывались.
— Замочим?
— Боязно. На мне уже висят три мертвяка, повяжут — не помилуют.
Хитрый насмешливо присвистнул.
— Три, базаришь? Ништяк, мелочевка, я отправил в царство небесное пятерых. Но там были мужики, а тут баба… Мотаем, дружан?
— Мотаем! Но заметку все же оставлю. Не для нее — она получила сполна, для муженька.
Зуб достал нож и полоснул по ложбинке между грудями. Наклонился к запрокинутой голове Таськи.
— Мужу цынканешь, вздумает нас пасти — порежем. И не так, как сейчас тебя — достанем до самого нутра… Усекла, лярва, или по пузу пройтись перышком?
Женщина молчала — все еще была без сознания. Оставив ее неразвязанной с кляпом во рту, Зуб и Хитрый выскочили на улицу…
Минут через пятнадцать к воротам подкатил «жигуленок».
— Погоди, сейчас открою ворота — в"едешь, — пробормотал Юрка. — Таська совсем обеспамятела — калитка открыта, дверь — настежь. Сейчас выдам ей по первое число.
У Димки мигом пропало опьянение, голова заработала четко и ясно: открытая калитка… дверь… Неужели? Он выскочил из машины, ничего не об"ясняя, бросился в дом.
И застыл на пороге горницы.
— Спит, небось, растереха, — пьяно бормотал Юрка, входя вслед за другом. — Сейчас разбужу, так раз…
Включил свет и окаменел.
Более чем скромная мебель поломана, стулья валяются кверху ножками, этажерка с книгами лежит на полу… А посредине разгромленной комнаты, на двухспальной кровати…
— Тася! Тасенька!
Димка набросил на женщину плед, развязал руки и ноги, приложил к кровоточащей ране свернутое полотенце. Расстелил на полу одеяло.
— Кончай паниковать, паразит! — зло прикрикнул он. — Лучше помоги перенести Таську в машину. Повезем в больницу.
Говорил, а сам шнырял глазами по комнате в поисках следов, оставленных преступниками. Аккуратно работали мерзавцы, небось, перчаточки натянули, тряпки на обувь приспособили. Только вот пуговица валяется возле кровати, похоже — от ширинки… И отпечаток подошвы в лужице крови, натекшей на пол…
Пока Юрка, отчаянно матерясь, искал женино платье, одеть его взамен разорванного сарафана, сыщик упаковал в целофанновый пакет найденную пуговицу, аккуратно измерил длину и ширину кровавого следа.
По дороге в больницу Таська открыла глаза и тут же, будто ее ослепил вид сидящего рядом мужа, закрыла их.
— Прости, Юрочка… Испоганили меня ироды, не знаю, как жить дальше…
— Проживем, Таська, не горюй. Грязь к чистому не пристает — очистим, отмоем… За что тебя так?
Димка не поворачивался — вел машину, но старался не пропустить ни одного слова. В принципе, он догадывался — женщину пытали. Почему — яснее ясного: наезд на дом Сергеевых несомненно связан с поисками Людки. Спросить у Юрки побоялись.
— Пытали, насильничали… Спрашивали про твоего московского дружка… и его подружкуу…
— Ну и ты?
— Прости, Юрочка, не выдержала… Сказала и про дядю Федора, и про Ручьистый…
Когда «жигуль» влетел на эстакаду к входу в приемное отделение, Таисия окончательно пришла в себя. Более или менее внятно она поведала про визит двух мужиков, которые расспрашивали о том же самом. Приподнявшись на локтях нарисовала их внешность — толстячка и накачанного парубка…
— А бандитов обрисовать можешь? — спросил Димка. — Хотя бы рост, телосложение, манеру разговаривать? — Нет, не могу. Они все время мне в очи светили фонариком. И матерились.
Когда раненную увезли в палату, Димка долго выстукивал пальцами по подоконнику какие-то марши, следил за мошкарой, которая тыкалась в затянутое марлей раскрытое окно.
— Не будет мне ни сна, ни пищи до тех пор, пока не отыщу эту мразь, — тихо проговорил он, будто произнес клятву. — Не будет им никаких следствий и судов — самолично пристрелю. Пусть потом меня судят, сажают, но эти двое бандюг, считай, уже не жильцы. Рано или поздно я их достану!
— И я тоже, — эхом откликнулся Юрка. — Тот толстячок, о котором говорила Таська, не он ли навел насильников? Как думаешь?
— Повяжем — спрошу. Так спрошу, — сжал десантник пудовые кулаки, — сразу похудеет…
23
— А где ваши снасти, рыболовы? — с любопытством спросил таксист, когда ровно в пять утра Виктор и Семен подошли к его машине. — Скажете, едете загорать — не поверю. В плавнях скорей комаров покормишь, чем загоришь.
Чегодин отделался шуткой, Вертаев — улыбкой. Об"яснили: много слышали о плавнях, побывать там не довелось, вот и порешили использовать отпуск для путешествия. Что касаемо снастей — добудут на месте, были бы деньги.
Волитель сделал вид — поверил. Прежде, чем тронуться с места, протянул руку сначала одному пассажиру, потом — другому.
— Ерка, — отрекомендовался он.
— Ерка? — переспросил Виктор. — Странным имячком наградили тебя родители… А ежели без сокращения?
— Ерофей, — буркнул обиженный парень. — И вовсе не родители — дед с бабкой. Отец по пьянке попал под поезд, мать спилась. В больничке умерла… А что имя? — расфилосовствовался он, выруливая на трассу. — Есть и посмешней. К примеру, баба одна знакомая — Ефимия…
День обещал быть жарким, поэтому в «волге» опущены все стекла и ветер выдувает из салона застоявшиеся ночные ароматы.
Вертаев разложил на коленях карту и водит по ней пальцем. Ищет хутор, догадался Чегодин. Зря ищет, вряд ли картографы потрудились нанести несколько ветхих домишек. Удивительно, Виктор никогда не бывал в Ручьистом, между тем, наглядно представляет себе эти домишки, жилища стариков и старух, упорно не желающих перебираться в станицу либо в город.
Неожиданно водитель выдал неприятную новость.
— Сейчас заскочим к одному леснику. Дело к нему имеется. Ненадолго — минут на десять. От его усадьбы — километров пятнадцать до поворота в плавни. Дорожка там — не приведи Господи, все рессоры полопаются на буераках и рытвинах. Хорошо еще нет дождя, лужи подсохли… Значит, сызнова ремонтироваться, лежать под днищем.
Очередной плач, рассчитанный на дополнительную оплату.
— Куда заезжать собрался, водило? — подозрительно спросил Семен, оторвавшись от разглядывания карты. — Мы так не договаривались.
— Не обижайся, хлопче, по пути остановка. Кстати, чайку попьете, небось, не завтракали…
Чегодин обменялся с помощником насмешливыми взглядами. Не только не завтракали, но и не спали. В гостиницу решили не поселяться, к чему на одну ночь? Провели ее в железнодорожном вокзале на жесткой скамейке. Какой уж там сон, провертелись до ломоты в суставах!
— Почему не завтракали? — самолюбиво отверг ехидное предположение Семен. — Чайку попили… с бутербродами. Если твой лесник пригласит на сметанку да молочко, ей Богу, не откажусь.
Ерик заверил — пригласит, обязательно пригласит. И не только на молочко, у друга отыщется кое-что мясное — слыхал, недавно по лицензии двух коз завалил.
Жилище лесника оказалось не по пути, как заверил Ерик, — километров пять ехали, переваливаясь с корня на корень, проваливаясь в глубокие рытвины и елозя днищем по глинистым горбам. Водитель втихомолку матерился, Семен поругивался, Виктор вел себя необычно спокойно. Только проверил — легко ли вынимается пистолет из кобуры, притороченной к внутренней поверхности бедра. Его охватило никогда еще не обманывающее чувство тревоги. Почему, спрашивается, вчера вечером Ерка ни словом не обмолвился о посещении лесника? С кем он ночью консультировался, кому докладывал?
Разве выйти из машины, посидеть на травке, ожидая возвращения таксиста?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43