Его связь, о которой знали все, по-прежнему продолжалась.
Жена Медоуза становилась все более странной, но поскольку он по большей части дома отсутствовал, то не замечал этого. На протяжении многих лет она чувствовала себя никчемной, незначительной и ненужной, как опавший лист, всячески стремилась привлечь к себе внимание мужа, стать для него главным в жизни. Теперь она не могла смириться с фактом открытого пренебрежения к ней. Кончилось все тем, что она впала в состояние глубокой депрессии и исчезла.
Ей удалось по-настоящему запугать Медоуза. Она оставила записку, полную такой яростной горечи, что у него не оставалось сомнения относительно ее угроз покончить с собой и – это было еще ужаснее – предпринять другие безрассудные действия. В записке сообщалось, что она написала письмо с изложением доказательств его любовной связи, которое собиралась отправить в газеты, телекомпании, премьер-министру, доверенному лицу Медоуза – одним словом, всем, кого Медоуз имел основания бояться. Она достала из стенного шкафа его одежду, ножницами изрезала ее в клочья и вывесила лохмотья на лужайке в виде пугала. На столе рядом с запиской она оставила бутылку джина, опустошенную на две трети. Она сделала все, чтобы отныне Медоуз не смог пренебречь ею.
Медоуз нанял Герни, заключив с ним краткосрочный контракт:
Герни должен был управиться за неделю, за что получал пятнадцать тысяч фунтов. Как прикинул Медоуз, неделя была максимальным сроком, в течение которого он мог спокойно скрывать навалившиеся на него неприятности. Герни быстро выяснил, что Фелисити Медоуз была в крайне тяжелом моральном состоянии, но до последней черты все же не дошла. Он нашел ее через три дня в роскошных апартаментах в «Дорчестере», стоивших триста фунтов за ночь. Она от души смеялась над его рассказом, и они вместе выпили бутылку шампанского. Она была немного чокнутая, слегка пьяная и очень понравилась Герни.
Потом он разорвал пополам чек, врученный ему Медоузом, и вернул его.
– Когда-нибудь я получу натурой, – сказал он.
Его забавляла мысль, что отныне Медоуз потеряет покой и будет находиться в постоянном напряжении. Как того хотел Герни, Фелисити получила преимущество, которого она не добилась бы без его помощи.
Герни подали суп. Медоузу принесли блюдо из авокадо. Он взял ложку и стал чертить крестики на желтой мякоти фрукта.
– Что вы хотите, Герни?
Ответа не последовало. Медоуз тяжело вздохнул и приступил к еде. Герни время от времени отрывал взгляд от тарелки, чтобы посмотреть на суда, плывшие по реке.
Медоуз торопливо уничтожал авокадо, словно был голоден как волк.
– Есть вещи, о которых я не могу рассказать вам. Не имею права.
– Разумеется, – ответил Герни. – Тогда послушаем то, что можете рассказать.
К столу подошла официантка, чтобы убрать тарелки. Медоуз ждал, когда она уйдет.
– Это была не наша идея, – сказал он, – а чертовых американцев. Парламент до сих пор недоволен этим.
– Забудем о бессонных ночах парламента, – предложил Герни. – Дэвид Паскини, расскажите о нем.
– Один из спецконсультантов, – сказал Медоуз, – или парапсихологов. Чертов трюкач. Не знаю, как вы их называете. Известно ли вам, что во время войны в Блетчли одна группа разработала план, в соответствии с которым предполагалось откалывать льдины от ледяного покрова Арктики и отбуксировывать на середину Ла-Манша, чтобы с них взлетали бомбардировщики. Это увеличивало дальность полета. Образовавшиеся после бомбардировки воронки можно было бы заливать водой, которая, естественно, замерзала бы, и поверхность снова становилась бы ровной. Они все просто сумасшедшие.
Герни передвинул свой нож еще на четверть дюйма.
– Не надо ходить вокруг да око-то, Артур. Медоуз выпил еще вина, потом, словно спохватившись, наполнил стакан Герни.
– Вы знаете...
Он поднял глаза в тот момент, когда к ним подошла официантка с подносом, на котором стоял их заказ. Пока она расставляла тарелки и блюда, мужчины молчали, уставившись на реку. Наконец Медоуз взял нож, вилку и отрезал кусок телячьей отбивной.
– Вы знаете, что вот уже многие годы и русские, и американцы интересуются проблемами человеческой психики и проводят исследования. На эти цели выделяют из бюджета весьма солидные суммы. Кому-то может показаться странным, но они относятся к этому очень серьезно.
– Да, я знаю.
Медоуз печально посмотрел на своего собеседника.
– Не сердитесь на меня, Герни. Ведь я рискую своей карьерой, вернее, тем, что от нее осталось, не говоря уж о свободе.
Герни вспомнил Фелисити Медоуз, обрекшую себя на добровольное заточение в фешенебельной гостинице «Дорчестер», – грустное зрелище. Вспомнил и Кэролайн, мечущуюся между окном и бутылкой, бутылкой и окном.
– Очень трогательно, – сказал он. – Продолжайте.
– Они уже давно интересуются телекинезом, в чем значительно опередили Геллера и других шоуменов. В США, например, дети с такими способностями проходили специальные тесты – с согласия родителей, конечно. Их снимали на видеопленку, изучали в лабораторных условиях и так далее. Записи сохранялись. Потом следили за их дальнейшей судьбой: чем занимаются, где живут. Это не было постоянным наблюдением, но время от времени ими интересовались.
– Только детьми? – полюбопытствовал Герни.
– Да нет, не обязательно детьми. Думаю, взрослые, предлагавшие свои услуги, тоже участвовали в экспериментах. Просто о большинстве испытуемых детей становилось известно, потому что озадаченные родители обращались за консультацией к врачам, которые, в свою очередь, отсылали их к психиатрам. Был создан специальный отдел по изучению психических феноменов, существовавший то при одном университете, то при другом. Сам отдел располагался на Манхэттене и никак не был связан с правительством. Герни прервал его:
– Но был связан с ЦРУ.
– Если угодно, да. – Медоуз подложил себе еще картофеля: видимо, на нервной почве у него разыгрался зверский аппетит. – Отдел получил известность, и обеспокоенные родители стали сами связываться с ним. Случалось, что и врачи, к которым приводили на консультацию детей, направляли их туда.
– И Дэвид Паскини был среди этих детей.
– Да, – выдавил Медоуз, словно Герни, назвав имя мальчика, перевел разговор в еще более рискованную плоскость.
– И что же случилось?
– Мне кажется, вы уже и сами догадались... с помощью мисс Ирвинг.
– Я бы хотел услышать это от вас. – Лицо Герни было непроницаемым.
– Очень темное дело. Нам сказали, что мальчик будет участвовать в очень важных экспериментах – весьма необычных и в высшей степени секретных, имеющих военное значение. Парламент был в курсе. О деле знали также один-два человека из министерства и, конечно же, эта шайка из Сенчури-Хаус. Нам предложили послать наблюдателя. – Он положил нож и отпил вина. – Кто-то выяснил, что парень поддерживал левых, это должно было быть отражено в досье, которое завели на него. В общем, дело приобрело неприятный оборот. Они успели слишком много рассказать, и парень грозил предать огласке эту информацию. Им пришлось вывести его из игры. – Он аккуратно положил вилку и нож на пустую тарелку. – Остальное вы знаете.
– Для чего они переправили его в Англию?
– По двум причинам. Во-первых, они не знали, что делать дальше. Родители наняли вас. Предвидя, что версия с похищением рано или поздно лопнет, они решили обезопасить себя, перенеся дальнейшее развитие событий к нам, чтобы дело не приобрело местного характера. Этим они хотели впоследствии избежать вопросов тех, кто хорошо знал Дэвида. Во-вторых, они рассчитывали, что здесь больше повезет с вами, поскольку нам было за что зацепиться: закон о государственной тайне, замешан бывший дипломат и все такое прочее. Они считали, что наша прямая обязанность заняться вами – так сказать, в интересах старой дружбы.
– В самом деле?
Медоуз мрачно улыбнулся:
– Увы, они имели полное право так думать.
– Ну, а что дали опросы?
– Какие?
– Школьных друзей Дэвида, учителей, соседей. Родителей. Ведь я исчез, испарился, а их сын по-прежнему не найден. Никаких известий, никакого продвижения в деле. Почему бы не раскрутить его?
– Друзья, соседи, знакомые были убеждены, что Дэвид уехал на продолжительное время с отцом в Италию.
– А что отец?
– Не имею ни малейшего представления. Поднялся и уехал. Его дела идут неплохо и без него.
– Мать? – поинтересовался Герни.
– Поскольку Дэвид уехал, все решили, что она тоже отправилась в путешествие – сначала с ним в Италию, потом дальше. Причуда богатой женщины... – Медоуз умолк.
Герни смотрел на него и ждал, чувствуя, как растет в нем враждебность к Медоузу. Его собеседник беспокойно вертел десертной ложкой, пытаясь ее углублением поймать свет из окна и рассмотреть свое перевернутое изображение.
– Что ж, – произнес он наконец, – вы знаете, что это не так. Она мертва, Герни.
От собственных слов Медоуз вздрогнул, предчувствуя реакцию Герни. Никакой реакции не последовало. Герни быстро отвел взгляд, потом посмотрел на Медоуза так, словно бросал ему вызов. Когда он заговорил, его голос звучал угрожающе ровно.
– Так безопаснее для вас, не правда ли? Думаю, что исчезновение отца вызывает кое у кого чувство крайней досады?
– Они намерены найти его.
– Не сомневаюсь. – Кулак Герни опустился на стол.
– Это не... – Медоуз чуть не сказал «мы». – Все было не так, как вы думаете. Она вела себя безрассудно, посещала самые сомнительные места в Нью-Йорке. В метро на нее было совершено нападение, и она упала под поезд. – При последнем слове его горло свело судорогой. – Может быть, сама. Даже нет уверенности, что это грабитель столкнул ее. Надеюсь, вы понимаете, что я... – Рука Герни дернулась и снова сжалась в кулак. – Естественно, все пришлось замять.
Герни долго молчал, потом спросил:
– Но зачем? Ради чего все это?
Медоуз понял, что он говорит не о смерти Кэролайн.
– Герни, я не могу, не могу сказать вам этого.
– Нет, можете. И скажете. И это уже вопрос, выходящий за рамки старого скандала, который мог навсегда выбросить вас из политики, не так ли? Речь идет вовсе не о том, что наступил момент платить по старым векселям. Мы уже встретились – вы и я. Вы говорили, я слушал. Вы понимаете, чем рискуете. Что ж, на суде вам можно будет просить о снисхождении на том основании, что не все рассказали мне.
Медоуз сунул пальцы под пиджак и стал почесываться, целясь в подмышку, где, видно, зудело сильнее всего.
– Герни, об этом знают не более двадцати человек... Боже, это исключительно секретная информация.
– Это ваша забота.
Медоуз вздрогнул и прошептал:
– Господи, помоги мне.
Герни ждал.
– Всего я не знаю. – Медоуз поднял руку, показывая, что говорит чистую правду. – Хотите – верьте, хотите – нет. Может быть, вас интересует то, на что у меня нет ответа. Так что не обессудьте. Расскажу, что мне удалось узнать самому.
Герни улыбнулся:
– Нам следует доверять друг другу, не правда ли?
Медоуз долго молчал. Он производил впечатление приговоренного к повешению, который считает шаги до виселицы. Он уперся локтями в ручки кресла и уставился на свои колени, боясь встретиться с Герни взглядом. Наконец он заговорил, не поднимая глаз:
– Между главами государств существует прямая связь. Вы, конечно, слышали о ней. Большинство людей считают, что она состоит просто из двух телефонов, установленных в Белом доме и Кремле. Бытует странное представление о том, как судьба мира, брошенная на чашу весов, решается в телефонных разговорах между двумя стариками, которые, шутя, отговаривают друг друга от приближения конца света. Ерунда. Прямая связь – это обмен информацией.
Медоуз откинулся на спинку кресла и перевел взгляд на реку, по которой двигались суда. Он по-прежнему избегал смотреть на Герни:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60