Время было странное… лопались дутые авторитеты, ломались стены запретов. Угарное было время, азартное. В начале девяносто второго Андрей с группой единомышленников организовали неформальное агентство журналистских расследований. О, эта была интересная работа! Да и поле лежало перед ними непаханное… Один из острых материалов той поры коснулся Николая Ивановича Наумова. Разумеется, молодые журналисты даже представить себе не могли истинной роли Наумова в негласной городской иерархии. В официальной же Николай Иванович был фигурой незаметной. Дай Бог, коли входил он в первую сотню власть имущих… А если и входил, то где-то в самом-самом конце. Однако по сравнению с начинающим журналистом господин Наумов был колосс. Вот этот-то колосс и пригласил (именно так! личным звонком) Обнорского для беседы. Андрей считал — для разноса. На встречу с Наумовым он ехал спокойно, даже с любопытством.
Их беседа продолжалась около полутора часов. Большой человек держался на равных. Легко и непринужденно. О критической статье в газете упомянул вскользь, шутя. Они проговорили полтора часа обо всем и ни о чем. Наумов подробно рассказывал о себе, живо расспрашивал Андрея о службе на Ближнем Востоке, о работе в газете. Об увлечениях, музыкальных пристрастиях… Общаться с ним было легко.
В завершение беседы Николай Иванович сказал:
— Я ведь и батюшку вашего неплохо знаю. Даже как-то выпивать вместе доводилось. Человек он достойный. От своры наших жополизов всегда дистанцировался. За что его многие и недолюбливают, мягко говоря. Уважают, побаиваются… но не любят. Вижу, Андрей, и вас он с теми же изъянами воспитал.
— Это почему же с изъянами? — искреннее удивился Андрей.
— Иметь принципы в нашем отечестве — большая роскошь, Андрей Викторович. За это платить надо. Дорогой ценой платить…
— Вы считаете — лучше жить бесхребетным пресмыкающимся?
— Отнюдь, — сказал Наумов. — Пресмыкающихся в русском языке, как вы знаете, называют гадами. Что ж хорошего быть гадом? Но чтобы прожить жизнь не сгибаясь… нужно быть готовым платить. Помните, у Гребенщикова: Мы стояли очень гордо. Мы платим вдвойне?
— Помню, — ответил Андрей. — А коли не секрет, Николай Иванович, зачем вы меня пригласили? Разговор у нас с вами получился интересный, но неконкретный.
— Помилуй Бог, Андрей Викторович… Просто хотел с вами пообщаться. Вы, молодые, очень мне интересны.
Наумов произнес эти слова совершенно серьезно. В тот раз Андрей так ничего и не понял.
…Они опустились на упругие подушки дивана.
— Вы извините, что я вас вот так, без предупреждения, сюда пригласил. Обстоятельства неординарные, к сожалению.
— Вы меня пригласили? — Андрей выделил последнее слово. — А я думал, арестовали.
— Э-э… научи дурака молиться — он лоб расшибет. Перестарались, значит. Извините. Однако обстоятельства действительно форс-мажорные. Я вас хотел видеть, чтобы поговорить о вашей судьбе и о судьбе Екатерины Дмитриевны.
Андрей почувствовал комок в горле. Сглотнул. Бешено забилось сердце, на лбу выступила испарина.
— Не понял, — сказал он глухо, понимая, что говорит ерунду. — Не понял… о какой судьбе? И о какой Екатерине Георгиевне?
Николай Иванович кивнул мужчине, который привел Обнорского, и тот вышел. Наумов испытующе посмотрел на Андрея.
— Андрей Викторович, вы же серьезный человек, а ведете себя… Дешевые приемы применяете. Зачем? Уж отчество-то очаровательной Кати вы знаете. А то — Георгиевна… Бросьте!
— А что, собственно, вам от меня нужно?
— Вот это разговор, — Наумов откинулся, посмотрел Андрею в глаза. — Коньяку хотите?
Андрею сильно хотелось выпить. Он покачал головой и ответил:
— Нет.
— Отлично. Тогда давайте перейдем к делу. Мне известно, что вдова Гончарова распоряжается очень значительными средствами. Которые ей не принадлежат. Их нужно вернуть настоящему владельцу. Вы понимаете?
— Нет, не понимаю, — сказал Андрей. — У меня после ранения некоторые проблемы с головой. И с памятью тоже.
Наумов взглянул скептически, усмехнулся:
— Зря вы такую позицию заняли. Тем более что память мы можем освежить. Для начала с помощью полиграфа.
— А вы знаете, что применение лай-детектора осуждено еще в пятьдесят восьмом году на семинаре ООН по проблеме прав человека в уголовном процессе?
Наумов рассмеялся и сказал весело:
— Нет, этого я не знал.
Обнорский тоже доброжелательно улыбнулся и добавил:
— Тем не менее это так. В резолюции применение полиграфа названо средневековым варварством и унижением человеческого достоинства.
— О-о-о, это серьезно, — сказал Наумов. — Мы с вами люди цивилизованные, живем в самом конце двадцатого века. Поэтому варварские средневековые методы нам не к лицу.
Андрей улыбнулся и кивнул головой. Зря отказался от коньяка, подумал он.
— Поэтому мы сразу перейдем к последним достижениям фармакологии. Всего одна инъекция стопроцентно восстанавливает память. Проверено.
…Зря отказался от коньяка. Зря не послушал Никиту. Не все, видно, лимиты у смерти исчерпаны…
— …но мне, честное слово, не хочется к этому прибегать. Выслушайте меня внимательно, Андрей Викторович. Я хочу чтобы вы поняли: ни к вам лично, ни к Екатерине Дмитриевне нет никаких претензий. Вопрос только в деньгах. Ваша… э-э… подруга владеет не принадлежащими ей деньгами. Если Екатерина Дмитриевна вернет шестьдесят миллионов долларов…
— Сколько? — переспросил Андрей изумленно.
— Шестьдесят миллионов, — повторил Наумов спокойно.
— Послушайте, Николай Иванович, да откуда такие деньги?
— Нет, это вы послушайте. Деньги реально существуют. Их происхождение для вас совершенно неважно. В силу ряда обстоятельств хранителем их был погибший муж Екатерины Дмитриевны. Он не имел права передавать их жене. Я даже предполагаю, что его смерть может быть именно с этим и связана. Но это только предположение. Денег, вероятно, больше. Не зря же Вадим-покойничек был связующим звеном с криминальными структурами.
— Между криминальными структурами и кем? — быстро спросил Обнорский.
— А вы действительно способный журналист, — задумчиво сказал Наумов. — Возможно, я смогу предложить вам хорошую работу.
— Спасибо, — отозвался Андрей с иронией. — Я подумаю.
— Ладно, мы отвлеклись. Итак, я полагаю, что у Вадима кое-что к рукам прилипало. И сумма, которой владеет драгоценная, — Николай Иванович усмехнулся, — во всех смыслах Катенька, может превышать обозначенные шестьдесят лимонов. Впрочем, меня это не интересует. Но шестьдесят нужно вернуть. Я даже готов пойти на то, чтобы выплатить вам, Андрей Викторович, премию в размере одного процента от суммы. Это составляет шестьсот тысяч бакинских. Согласитесь — немало?
— Да, немало, — кивнул Андрей.
— Я рад, что мы друг друга понимаем без фармакопеи. Вы, кстати, когда собираетесь лететь в Стокгольм?
— Я, собственно… — начал было Андрей, но Наумов перебил:
— Бросьте. У вас же билет в кармане. Обнорский мучительно размышлял. Он пытался найти какое-то разумное решение и понимал, что сделать это не в силах.
— Сегодня, — сказал он.
— Отлично, — отозвался Наумов. — Сегодня и полетите. Тянуть незачем, время — деньги.
— А какие, собственно…
— Условия? — живо отозвался Наумов. — Правильно, давайте обсудим. Я, разумеется, мог бы использовать вас без всяких предварительных условий. Вы же понимаете, что вам даже Палыч оказался не по зубам. А уж тягаться со мной… Короче, так: вы убеждаете свою королеву вернуть деньги. Получаете свой комиссионный процент, плюс вам с Катериной Дмитриевной остается то, что превышает шестьдесят лимонов. Плюс — не забывайте — я предлагаю вам работу. И интересную, и высокооплачиваемую. А самое главное — я отдаю команду Палычу вас не трогать. Ну, как?
Андрей сидел ошеломленный. Происходящее казалось совершенно фантастическим. Напоминало главку из детективного романа не очень высокого пошиба. Или бред. Или сон… Может быть, напряженно думал Андрей, у меня действительно не в порядке с головой?
— А какие вы даете гарантии? — хрипло спросил он.
— Да помилуйте, какие же тут могут быть гарантии?
Либо я принимаю их условия (Обнорский и Наумов разговаривали тет-а-тет, но Андрей почему-то воспринимал Наумова как часть какой-то невидимой организации) и получаю призрачный шанс вырваться. Либо… либо я отказываюсь, получаю укол тиопентала натрия. И тогда — все. Тогда уже точно все!
— Я согласен.
— Ну и ладушки, — весело сказал Наумов. — Я вообще-то и не сомневался. Два разумных человека всегда могут найти общий язык. И без всех этих киношных ужасов — детекторы, сыворотка правды… Отношения, построенные на взаимном доверии, гораздо более предпочтительны. Не так ли?
Наумов говорил что-то еще, но Андрей уже не слушал. Он ощущал странную пустоту внутри. Ощущал, что столкнулся с чем-то более страшным, чем Антибиотик. С организацией. Которая для решения своих задач может привлекать даже спецслужбы.
— Значит, сегодня же и летите, — сказал Наумов. — Чтобы вам было веселей, с вами полетят двое моих сотрудников.
Вот тебе и отношения, построенные на взаимном доверии, подумал Обнорский.
— Всегда рад приличной компании, — с иронией в голосе ответил Андрей. Он посмотрел на часы и добавил:
— До самолета не так уж много времени. Мне нужно привести себя в порядок, собрать вещи.
— Привести себя в порядок вы можете прямо здесь. За той дверью есть комната отдыха, душ и прочее. Вещи? Я думаю, что необходимый минимум: бритву, щетку и тому подобное — мы вам обеспечим. Так что прошу.
Наумов сделал широкий приглашающий жест в сторону двери в углу кабинета. Вот тебе и отношения, построенные на взаимном доверии. Андрей поднялся и прошел в комнату отдыха. По сути дела — в комфортабельную одиночную камеру. Наумов вошел вслед за Андреем, молча выдернул из розетки шнур телефона и взял его со стола.
— Через десять минут вам принесут бритву и необходимые туалетные принадлежности. Через сорок минут завтрак. Отдыхайте, Андрей Викторович.
Наумов вышел. Повернулся ключ в двери. Андрей обессиленно опустился в кресло.
Подполковник Кудасов уехал от Обнорского не в лучшем настроении. Да и было от чего. Неужели у Андрюхи поехала крыша? Или это у него от стресса и двухдневной пьянки?
Бог ведает. Человек-то творческий… а с этими творческими личностями всегда что-нибудь этакое. С другой стороны — Обнорский журналист. Причем работающий с криминальным материалом. Он привык мыслить трезво, конкретно, с уважением относиться к Его Величеству Факту. Обладает аналитическим складом ума. Такие люди в мистику не верят. Прозрение, ясновидение… чушь. И все же Андрей совершенно серьезно и искренне заявил о прозрении. Не слабо. Что ж, попробуем опираться на факты.
А факты таковы: к семи утра журналист Обнорский располагал секретной информацией, которую сам Никита получил накануне около полуночи. Вопрос: откуда? Ответ: совершенно непонятно… Хороший ответ. Ладно, сказал Кудасов сам себе. Попробуем по-другому. А не было ли это пьяным бредом? Кудасов задумался. Нет, сказал он себе несколько минут спустя, не похоже это на бред… Андрей точно указал место. Точно назвал орудия убийства. Количество трупов? Ну, это еще не факт… А заодно упомянул неких анонимных кавказцев. Тоже, конечно, не факт.
На утренней оперативке подполковник Кудасов сориентировал своих сотрудников на отработку кавказской версии.
— А что, есть какая-то зацепочка? — живо заинтересовался Резаков.
— Есть некоторая… агентурная информация, — сказал, отводя глаза, подполковник.
В Пулково-2 Обнорского отвезли на той же самой «Волге», на которой доставили к Наумову. Напоследок Николай Иванович пожал Андрею руку, пожелал успеха, богатства. Странно, но это у него получалось естественно, даже как-то легко, весело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Их беседа продолжалась около полутора часов. Большой человек держался на равных. Легко и непринужденно. О критической статье в газете упомянул вскользь, шутя. Они проговорили полтора часа обо всем и ни о чем. Наумов подробно рассказывал о себе, живо расспрашивал Андрея о службе на Ближнем Востоке, о работе в газете. Об увлечениях, музыкальных пристрастиях… Общаться с ним было легко.
В завершение беседы Николай Иванович сказал:
— Я ведь и батюшку вашего неплохо знаю. Даже как-то выпивать вместе доводилось. Человек он достойный. От своры наших жополизов всегда дистанцировался. За что его многие и недолюбливают, мягко говоря. Уважают, побаиваются… но не любят. Вижу, Андрей, и вас он с теми же изъянами воспитал.
— Это почему же с изъянами? — искреннее удивился Андрей.
— Иметь принципы в нашем отечестве — большая роскошь, Андрей Викторович. За это платить надо. Дорогой ценой платить…
— Вы считаете — лучше жить бесхребетным пресмыкающимся?
— Отнюдь, — сказал Наумов. — Пресмыкающихся в русском языке, как вы знаете, называют гадами. Что ж хорошего быть гадом? Но чтобы прожить жизнь не сгибаясь… нужно быть готовым платить. Помните, у Гребенщикова: Мы стояли очень гордо. Мы платим вдвойне?
— Помню, — ответил Андрей. — А коли не секрет, Николай Иванович, зачем вы меня пригласили? Разговор у нас с вами получился интересный, но неконкретный.
— Помилуй Бог, Андрей Викторович… Просто хотел с вами пообщаться. Вы, молодые, очень мне интересны.
Наумов произнес эти слова совершенно серьезно. В тот раз Андрей так ничего и не понял.
…Они опустились на упругие подушки дивана.
— Вы извините, что я вас вот так, без предупреждения, сюда пригласил. Обстоятельства неординарные, к сожалению.
— Вы меня пригласили? — Андрей выделил последнее слово. — А я думал, арестовали.
— Э-э… научи дурака молиться — он лоб расшибет. Перестарались, значит. Извините. Однако обстоятельства действительно форс-мажорные. Я вас хотел видеть, чтобы поговорить о вашей судьбе и о судьбе Екатерины Дмитриевны.
Андрей почувствовал комок в горле. Сглотнул. Бешено забилось сердце, на лбу выступила испарина.
— Не понял, — сказал он глухо, понимая, что говорит ерунду. — Не понял… о какой судьбе? И о какой Екатерине Георгиевне?
Николай Иванович кивнул мужчине, который привел Обнорского, и тот вышел. Наумов испытующе посмотрел на Андрея.
— Андрей Викторович, вы же серьезный человек, а ведете себя… Дешевые приемы применяете. Зачем? Уж отчество-то очаровательной Кати вы знаете. А то — Георгиевна… Бросьте!
— А что, собственно, вам от меня нужно?
— Вот это разговор, — Наумов откинулся, посмотрел Андрею в глаза. — Коньяку хотите?
Андрею сильно хотелось выпить. Он покачал головой и ответил:
— Нет.
— Отлично. Тогда давайте перейдем к делу. Мне известно, что вдова Гончарова распоряжается очень значительными средствами. Которые ей не принадлежат. Их нужно вернуть настоящему владельцу. Вы понимаете?
— Нет, не понимаю, — сказал Андрей. — У меня после ранения некоторые проблемы с головой. И с памятью тоже.
Наумов взглянул скептически, усмехнулся:
— Зря вы такую позицию заняли. Тем более что память мы можем освежить. Для начала с помощью полиграфа.
— А вы знаете, что применение лай-детектора осуждено еще в пятьдесят восьмом году на семинаре ООН по проблеме прав человека в уголовном процессе?
Наумов рассмеялся и сказал весело:
— Нет, этого я не знал.
Обнорский тоже доброжелательно улыбнулся и добавил:
— Тем не менее это так. В резолюции применение полиграфа названо средневековым варварством и унижением человеческого достоинства.
— О-о-о, это серьезно, — сказал Наумов. — Мы с вами люди цивилизованные, живем в самом конце двадцатого века. Поэтому варварские средневековые методы нам не к лицу.
Андрей улыбнулся и кивнул головой. Зря отказался от коньяка, подумал он.
— Поэтому мы сразу перейдем к последним достижениям фармакологии. Всего одна инъекция стопроцентно восстанавливает память. Проверено.
…Зря отказался от коньяка. Зря не послушал Никиту. Не все, видно, лимиты у смерти исчерпаны…
— …но мне, честное слово, не хочется к этому прибегать. Выслушайте меня внимательно, Андрей Викторович. Я хочу чтобы вы поняли: ни к вам лично, ни к Екатерине Дмитриевне нет никаких претензий. Вопрос только в деньгах. Ваша… э-э… подруга владеет не принадлежащими ей деньгами. Если Екатерина Дмитриевна вернет шестьдесят миллионов долларов…
— Сколько? — переспросил Андрей изумленно.
— Шестьдесят миллионов, — повторил Наумов спокойно.
— Послушайте, Николай Иванович, да откуда такие деньги?
— Нет, это вы послушайте. Деньги реально существуют. Их происхождение для вас совершенно неважно. В силу ряда обстоятельств хранителем их был погибший муж Екатерины Дмитриевны. Он не имел права передавать их жене. Я даже предполагаю, что его смерть может быть именно с этим и связана. Но это только предположение. Денег, вероятно, больше. Не зря же Вадим-покойничек был связующим звеном с криминальными структурами.
— Между криминальными структурами и кем? — быстро спросил Обнорский.
— А вы действительно способный журналист, — задумчиво сказал Наумов. — Возможно, я смогу предложить вам хорошую работу.
— Спасибо, — отозвался Андрей с иронией. — Я подумаю.
— Ладно, мы отвлеклись. Итак, я полагаю, что у Вадима кое-что к рукам прилипало. И сумма, которой владеет драгоценная, — Николай Иванович усмехнулся, — во всех смыслах Катенька, может превышать обозначенные шестьдесят лимонов. Впрочем, меня это не интересует. Но шестьдесят нужно вернуть. Я даже готов пойти на то, чтобы выплатить вам, Андрей Викторович, премию в размере одного процента от суммы. Это составляет шестьсот тысяч бакинских. Согласитесь — немало?
— Да, немало, — кивнул Андрей.
— Я рад, что мы друг друга понимаем без фармакопеи. Вы, кстати, когда собираетесь лететь в Стокгольм?
— Я, собственно… — начал было Андрей, но Наумов перебил:
— Бросьте. У вас же билет в кармане. Обнорский мучительно размышлял. Он пытался найти какое-то разумное решение и понимал, что сделать это не в силах.
— Сегодня, — сказал он.
— Отлично, — отозвался Наумов. — Сегодня и полетите. Тянуть незачем, время — деньги.
— А какие, собственно…
— Условия? — живо отозвался Наумов. — Правильно, давайте обсудим. Я, разумеется, мог бы использовать вас без всяких предварительных условий. Вы же понимаете, что вам даже Палыч оказался не по зубам. А уж тягаться со мной… Короче, так: вы убеждаете свою королеву вернуть деньги. Получаете свой комиссионный процент, плюс вам с Катериной Дмитриевной остается то, что превышает шестьдесят лимонов. Плюс — не забывайте — я предлагаю вам работу. И интересную, и высокооплачиваемую. А самое главное — я отдаю команду Палычу вас не трогать. Ну, как?
Андрей сидел ошеломленный. Происходящее казалось совершенно фантастическим. Напоминало главку из детективного романа не очень высокого пошиба. Или бред. Или сон… Может быть, напряженно думал Андрей, у меня действительно не в порядке с головой?
— А какие вы даете гарантии? — хрипло спросил он.
— Да помилуйте, какие же тут могут быть гарантии?
Либо я принимаю их условия (Обнорский и Наумов разговаривали тет-а-тет, но Андрей почему-то воспринимал Наумова как часть какой-то невидимой организации) и получаю призрачный шанс вырваться. Либо… либо я отказываюсь, получаю укол тиопентала натрия. И тогда — все. Тогда уже точно все!
— Я согласен.
— Ну и ладушки, — весело сказал Наумов. — Я вообще-то и не сомневался. Два разумных человека всегда могут найти общий язык. И без всех этих киношных ужасов — детекторы, сыворотка правды… Отношения, построенные на взаимном доверии, гораздо более предпочтительны. Не так ли?
Наумов говорил что-то еще, но Андрей уже не слушал. Он ощущал странную пустоту внутри. Ощущал, что столкнулся с чем-то более страшным, чем Антибиотик. С организацией. Которая для решения своих задач может привлекать даже спецслужбы.
— Значит, сегодня же и летите, — сказал Наумов. — Чтобы вам было веселей, с вами полетят двое моих сотрудников.
Вот тебе и отношения, построенные на взаимном доверии, подумал Обнорский.
— Всегда рад приличной компании, — с иронией в голосе ответил Андрей. Он посмотрел на часы и добавил:
— До самолета не так уж много времени. Мне нужно привести себя в порядок, собрать вещи.
— Привести себя в порядок вы можете прямо здесь. За той дверью есть комната отдыха, душ и прочее. Вещи? Я думаю, что необходимый минимум: бритву, щетку и тому подобное — мы вам обеспечим. Так что прошу.
Наумов сделал широкий приглашающий жест в сторону двери в углу кабинета. Вот тебе и отношения, построенные на взаимном доверии. Андрей поднялся и прошел в комнату отдыха. По сути дела — в комфортабельную одиночную камеру. Наумов вошел вслед за Андреем, молча выдернул из розетки шнур телефона и взял его со стола.
— Через десять минут вам принесут бритву и необходимые туалетные принадлежности. Через сорок минут завтрак. Отдыхайте, Андрей Викторович.
Наумов вышел. Повернулся ключ в двери. Андрей обессиленно опустился в кресло.
Подполковник Кудасов уехал от Обнорского не в лучшем настроении. Да и было от чего. Неужели у Андрюхи поехала крыша? Или это у него от стресса и двухдневной пьянки?
Бог ведает. Человек-то творческий… а с этими творческими личностями всегда что-нибудь этакое. С другой стороны — Обнорский журналист. Причем работающий с криминальным материалом. Он привык мыслить трезво, конкретно, с уважением относиться к Его Величеству Факту. Обладает аналитическим складом ума. Такие люди в мистику не верят. Прозрение, ясновидение… чушь. И все же Андрей совершенно серьезно и искренне заявил о прозрении. Не слабо. Что ж, попробуем опираться на факты.
А факты таковы: к семи утра журналист Обнорский располагал секретной информацией, которую сам Никита получил накануне около полуночи. Вопрос: откуда? Ответ: совершенно непонятно… Хороший ответ. Ладно, сказал Кудасов сам себе. Попробуем по-другому. А не было ли это пьяным бредом? Кудасов задумался. Нет, сказал он себе несколько минут спустя, не похоже это на бред… Андрей точно указал место. Точно назвал орудия убийства. Количество трупов? Ну, это еще не факт… А заодно упомянул неких анонимных кавказцев. Тоже, конечно, не факт.
На утренней оперативке подполковник Кудасов сориентировал своих сотрудников на отработку кавказской версии.
— А что, есть какая-то зацепочка? — живо заинтересовался Резаков.
— Есть некоторая… агентурная информация, — сказал, отводя глаза, подполковник.
В Пулково-2 Обнорского отвезли на той же самой «Волге», на которой доставили к Наумову. Напоследок Николай Иванович пожал Андрею руку, пожелал успеха, богатства. Странно, но это у него получалось естественно, даже как-то легко, весело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59