— А я хотела бы об этом поговорить.
— О чем? — не понял Владимир и даже улыбнулся от растерянности. — О моей жене?
— Нет, — упорно повторила Марина, не отрывая взгляда от янтарных капелек на стеклянных стенках пузатого бокала. — Я хотела бы поговорить о том, о чем не хочется говорить… Мы с тобой никогда и не говорили об этом, как будто условились заранее. А сейчас я хочу спросить у тебя…
Теперь Вербин перестал улыбаться и опустил глаза. Они оба теперь сидели, не глядя друг на друга.
— О чем? — коротко и глухо спросил он.
Музыка в динамике на противоположной стене сменилась на нежную, лирическую.
Это была песня об одинокой женщине и о ее любви к женатому мужчине…
Но, от любви устав, Испытывая страх, Она следит за стрелкой на часах…
— Почему ты меня отпустил тогда? — спросила Марина, сделав над собой последнее усилие, которое, против ее ожидания, далось ей легко.
Она сидела замерев, даже не моргая и страшась следующего мгновения. С одной стороны, она неожиданно набралась храбрости и спросила о том, о чем смертельно боялась даже подумать, но что волновало ее. С другой стороны, Марине было страшно: ведь она коснулась темы, которая была запретной между ней и Владимиром. Да не просто коснулась, а впрямую задала вопрос. Как он может на это отреагировать?
Вербин медленно поднял на нее взгляд, помедлил еще, а затем улыбнулся. Он понял ее состояние.
— Ты нарушила правила, — сказал он. — Мы ведь с тобой еще в первый раз молча условились не вспоминать об этом. Было такое? А сейчас ты сама спросила.
Марина вздрогнула, легкий холодок пробежал у нее между лопаток. Но она всегда доводила начатое до конца. Будь что будет.
— Может быть, пришла пора изменить правила, — совсем тихо произнесла она.
— Зачем лгать себе и говорить, что ничего не было? Это было, это не приснилось нам обоим. Ты отпустил меня тогда. Почему ты это сделал?
Опять последовала пауза. Из динамика доносился голос Алены Апиной:
Любовь ее грешна, Но ангелы живут на небесах…
Прислушавшись к словам песни, майор неожиданно усмехнулся.
— Вот примерно поэтому, — сказал он, кивнув в сторону динамика. — Ангелы живут на небесах. А на земле все не ангелы, и каждый человек может оступиться, попасть в дикую историю, наделать ошибок. Всякий и каждый. Совсем недавно я на твоих глазах отпустил с миром гражданина Поликарпова. Помнишь? Отпустил, потому что не хотел портить ему жизнь. Ты ведь не удивилась и даже сама сказала мне потом, что я правильно поступил. Знаешь, я уже давно придумал для себя такую заповедь: если можешь не ломать человеку судьбу — не ломай ее.
Он поднял бокал и залпом выпил остатки коньяка. Потом поставил бокал на стол и закончил:
— А когда я увидел тебя в своем кабинете шесть лет спустя и узнал, кем ты стала и почему пришла, — понял, что не ошибся в тот раз. Правильно поступил.
Разве не так? И еще у меня есть к тебе просьба.
— Какая? — прошептала Марина, все еще глядя в свой бокал и как будто окаменев.
— Во-первых, всегда смотри мне в глаза — спокойно и уверенно, — улыбнулся Вербин. А затем, когда Марина подняла на него взгляд, посуровел и добавил:
— И второе… Больше никогда не возвращайся к этой теме. Сейчас ты захотела спросить меня, сама заговорила. Я ответил тебе, и хватит об этом. Проехали.
Навсегда. Договорились?
Она не успела даже кивнуть, потому что сидевший за дальним столиком мужчина вдруг обернулся.
До этого Марина вообще не видела лиц сидящих в кафе людей: их было немного, и они ее не интересовали. К тому же тот, что обернулся сейчас, все время сидел спиной, разговаривая со своим собеседником.
Но сейчас их взгляды внезапно встретились, и Марина с ужасом узнала Вадима…
Черт! Он что, преследует ее? Нет, непохоже, потому что и сам бывший супруг, недавно получивший окончательную отставку, выглядел страшно удивленным.
Вербин заметил, как изменилось выражение лица Марины, и проследил за ее взглядом.
— По-моему, мы с этим товарищем уже встречались, — заметил майор. — Он что, повсюду таскается за тобой? Выслеживает?
— Да нет, — затрясла головой Марина. — Вовсе нет. Никогда он за мной не следил, да и незачем ему… Откуда я могла знать, что мы его здесь встретим?
Ей было ужасно неудобно перед Вербиным за то, что снова все так глупо получилось: опять нарвались на Вадима. А вдруг он снова полезет в драку?
Но нет, все обошлось. После секундного замешательства Вадим увидел рядом с Мариной Вербина и понимающе усмехнулся. Но с места не встал — только скользнул взглядом и отвернулся. Спустя пару секунд обернулся снова, на этот раз помахал рукой приветственно и больше уже не обращал внимания на бывшую свою супругу.
Слава богу!
Вадим сидел за столиком не один, но его собеседника Марина не знала: наверное, это был какой-то новый знакомый. Неприятный какой-то субъект средних лет с довольно длинными светлыми волосами, зачесанными назад и убранными за уши. Угреватое длинное лицо, напоминающее лошадиную морду, а на носу — очки в металлической оправе. Вид довольно стильный, в общем-то, но и отталкивающий.
Собеседники были увлечены разговором. Тот, очкастый, пил пиво, делая большие глотки и двигая при этом острым кадыком, который был отчетливо виден из расстегнутого ворота рубашки. Вадим же нервно двигал рукой по столу пустую чашечку из-под кофе. Когда двое собираются в кафе и один пьет пиво, а другой кофе — это очень неравноценно. Потому что кружку пива можно пить долго, а с чашечкой «эспрессо», если ты не итальянец, долго не просидишь.
— Пойдем отсюда, — сказала Марина, поднимаясь из-за столика и нервно сжимая в руке сумочку. — Извини меня за то, что я привязалась к тебе с серьезными разговорами. Пришли в кафе поболтать, а я и привязалась. Да еще этот Вадим…
— Тебе неприятно, что он увидел нас с тобой вместе? — уточнил Вербин, на что Марина в ответ даже изумленно засмеялась.
— Нет, что ты, — совершенно искренне сказала она. — Наоборот, пусть смотрит. Пусть знает, что у меня есть друзья, которые могут меня защитить от его приставаний. Хотя надо сказать, — на этот раз Марина, выйдя на улицу, уже сама взяла Вербина под руку, — что после вашего знакомства, — Марина хихикнула.
— Вадим больше ни разу не появлялся у меня дома. И не звонил. Честное слово.
Они вышли на улицу. К ночи стало подмораживать, и поднявшийся ветер гнал осенние листья, хрустящие под ногами. Лужица перед входом в кафе затянулась чуть заметным ледком.
— И как я не заметила его машины? — удивилась Марина, указывая на припаркованный рядышком «гольфик» Вадима. — Вот растяпа. А еще называюсь милиционером…
В городе оказалось две школы для глухонемых детей и один закрытый интернат. Искать детей при таком раскладе было уже гораздо легче — всего три объекта, но стоило Марине наведаться в первую же такую школу, как стало ясно, что и на этом пути легко отнюдь не будет.
Снова началось то же, что было и в обычных школах — ахи и вздохи и пожимание плечами.
— Вроде вот этот мальчик похож на Груздева из шестого класса, — говорила завуч, тыча пальцем в предъявленную ей фотографию. — А девочка эта — ну прямо вылитая Аня Гнезд и лова из пятого. И на Катю Токареву тоже очень похожа.
Сгрудившиеся во время перемены в учительской педагоги тоже не могли сказать ничего определенного.
— Тут дети раздетые, — заметил учитель истории. — А мы ведь наших воспитанников голыми никогда не видели…
— А лица? — уточнила Марина, которая от всей этой бестолковщины и неразберихи начала терять самообладание. — Лица ваших воспитанников вы видели?
В конце концов удалось даже встретиться самой с некоторыми из детей, на которых указали учителя. После урока в кабинет директора школы привели троих детишек: одного мальчика и двух девочек.
Ну и как с ними разговаривать?
Едва увидев детей, Марина ощутила свою полную беспомощность. Когда ребенок с младенчества ничего не слышит и не может говорить, это накладывает сильный отпечаток на всю его личность. Такой ребенок может быть не глупее своих нормальных сверстников, но он иначе видит мир, иначе общается с окружающим миром.
Общаться через переводчика, владеющего языком знаков? Дурацкая ситуация, но пришлось беседовать именно так, с помощью одной из учительниц.
— Тебя когда-нибудь снимали на видеокамеру? — спросила Марина у мальчика, который спокойно сидел перед ней на стуле и глядел прямо ей в глаза своим безмятежным взором. До него не долетал ни единый звук, он жил в абсолютной тишине. Голубые глаза его были устремлены на губы Марины, когда она задавала вопрос.
После короткой паузы, в течение которой мальчик обдумывал заданный ему вопрос, он поднял лежавшие до того на коленях руки и сделал несколько мелких жестов.
— Володя не понял, что такое видеокамера, — пояснила учительница.
Она в свою очередь замахала руками возле лица, быстро-быстро, после чего ребенок кивнул. Он напрягся и принялся делать жесты в ответ.
— Его снимали, — переводила учительница. — Много раз снимали. На новогоднем вечере, и дома тоже — папа снимал, и еще дядя… Когда шефы приезжали с завода, они тоже фотографировали Володю вместе с другими ребятами… Знаете, — добавила учительница. — Кажется, он все-таки не понимает, что такое видеокамера. Он явно имеет в виду фотоаппарат.
Марина откашлялась.
— Спросите его, фотографировал ли его кто-нибудь, когда он был обнаженным, — попросила она и встретила осуждающие взгляды переводчицы и сидящей сбоку директрисы школы. Мальчик понял вопрос и густо покраснел.
— Нет, никогда, — перевела учительница. — Это неприлично.
Точно такой же разговор состоялся и с двумя девочками. Понимать друг друга трудно, все смущались, и девочки сидели будто каменные. Трудно определить, были они искренни или нет.
— Надо бы поговорить с их родителями, — задумчиво заметила Марина.
Учительница и директриса переглянулись.
— Попробуйте, конечно, — сказала директор школы, поджимая губы и глядя в окно на школьный двор, где налетевший внезапно ветер раскачивал ветки густого кустарника. — Только родители ведь тоже глухонемые. Еще неизвестно, захотят ли они вообще с вами общаться.
Очень трудно работать, когда тебе никто не хочет помочь. В последнее время Марина почувствовала это с особенной силой. На инспектора ИДН в школах глядят как на неизбежное зло, а потому привычное и не слишком опасное. Когда же ты приходишь и говоришь, что из «полиции нравов», отношение к тебе оказывается двояким. С одной стороны, вроде бы серьезный человек и занимаешься каким-то важным делом, но с другой…
Директор школы сразу начинает нервничать. Ему неприятно, что именно к нему вдруг пришли из «полиции нравов». Как же так? Почему? Учителя стесняются, не понимают, чего от них хочет эта странная женщина в форме старшего лейтенанта.
«Полиция нравов»? А что это такое? И нет ли тут чего-нибудь безнравственного?
А поскольку все почти педагоги заботятся о своих детях, то они стараются защитить их от тебя. Не дай бог, задашь им не тот вопрос, смутишь.
— Медицинская экспертиза, — твердо сказала Марина, набрав предварительно в легкие воздуха. — Если от детей в разговорах ничего узнать нельзя, а с родителями беседовать бессмысленно, как вы говорите, то что ж делать? Будем проводить медицинскую экспертизу.
— Нет, — вырвалось совершенно непроизвольно у директрисы. Она даже вздрогнула и перестала безучастно смотреть в окно. — Кто вам такое разрешит?
Кто вам позволит волновать детей такими вещами?
— Кто разрешит? — Стараясь держаться спокойно, Марина пожала плечами. — Прокуратура разрешит. И наш областной комитет по образованию тоже разрешит. Не думайте, что это невозможно. Мы расследуем чрезвычайно опасное преступление, и некоторым детям и взрослым придется слегка поволноваться.
Марина произнесла это, а потом, очаровательно улыбнувшись, негромко добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47